Их больше не было, да! И он об этом совсем не печалился, скорее наоборот. Он был рад, что они расстались. Потому что их брак превратился в пытку. Они устали даже ненавидеть друг друга. И в новых отношениях ему было хорошо, комфортно, счастливо. Он обожал свою девушку. Скучал по ней, если не видел больше восьми часов. И восхищался тем, как она готовит.
Но разве скажешь об этом Анне? Она тогда его не то что для разговора не пустит, она его из окна выбросит. Из подъездного окна тринадцатого этажа. Его не будет, а она сядет. А ей в тюрьму нельзя. И ему пожить хочется. У него счастливая жизнь еще только начинается.
Чего молчишь? бывшая жена уставилась на него исподлобья. Не устраивает, как я выгляжу?
И вот тут он решился на нее посмотреть. На нее на всю. И не то чтобы ужаснулся, но поводов для сожалеющих вздохов было предостаточно.
На Анне были какие-то нелепые многослойные одежды. Сверху толстый банный халат, под ним пижама. Широкие штанины волочились по полу. Под пижамной курткой футболка с высоким горлом.
Надела все, что было? усмехнулся Гена криво. Волосы немыты. Лицо серое. Пьешь, что ли, Смирнова?
Она принципиально не взяла его фамилию при регистрации их брака. Ее после расторжения и менять не пришлось.
Я никогда не пила, Сидоров, ты это знаешь. Не пила ни в радости, ни в горе. А сейчас мне вообще никак. С какой стати мне пить?
Выглядишь не очень, он почесал затылок. На звонки не отвечаешь. На работу не являешься вторую неделю.
Только не вздумай свистеть, что ты разволновался, нацелила она ему в грудь палец. И начальство мое тебя прислать не могло. Оно в курсе причин моего отсутствия. Что-то случилось, Гена? У тебя какая-то непруха? И срочно нужен мой совет?
Она угадала. Как всегда, угадала. И по его теперешнему молчанию угадала, что снова все о нем угадала.
Я не подаю убогим. До свидания.
Анна попыталась закрыть дверь. Но он вовремя вставил ногу в ботинке между дверью и притолокой.
Полицию вызвать не могу. Мы оные и есть. Что же мне с тобой сделать?
Аня переводила взгляд с его ботинка на подбородок, с подбородка снова на ботинок. Он понял, что она может ударить. Приемами рукопашного боя бывшая владела в совершенстве. В зале в спарринге он сто раз оказывался на лопатках.
Аня, он снова убил, поторопился Гена, чтобы не упасть уже в следующую минуту на бетонный пол лестничной площадки. На этот раз в парке
Она мгновение изучала его несчастную физиономию. Потом, вытянув руку, схватила за воротник трикотажной рубашки и втащила в квартиру. Уже с порога он почувствовал запах лекарства. Или спирта? Может, она все же пьет? Раньше за ней такого никто не замечал, но мало ли. Все меняется.
Он не пошел за ней в кухню, заглянул в гостиную и спальню. Кровать обнаружил заправленной. А вот на диване в гостиной валялись скомканное одеяло и подушка. Рядом стоит журнальный столик, на нем стакан с водой, гора таблеток, горчичники и комок из ваты и марли. Компресс. Она всегда его ставила, когда у нее болело горло. А оно у нее болело часто.
Почему-то, поняв, что она не соврала насчет алкоголя, он не испытал облегчения. Скорее легкую досаду. Не переживает? Не убивается по нему, оставившему ее так вероломно? Хотя
Если разобраться, он не уходил от нее. Анька сама его выставила. Узнала про его роман на стороне и выставила. И даже без синяков и скандалов обошлось. Молча собрала его вещи, молча пнула его сумку, молча указала подбородком на дверь. И с тех пор, если разобраться, они сказали друг другу не более двух десятков слов. Это в личной жизни. По работе им приходилось общаться. Никто из них не хотел увольняться по причине развода.
Сюда иди, Сидоров! громко позвала его бывшая жена. Я болею, идиот, не пью. Пахнет компрессом
Сучка! Она даже сквозь стены видела его и угадывала!
Аня стояла у окна и курила в форточку электронную сигарету. Так она бросала курить! Смешно. По его мнению, что так дым, что так. Но кого и когда интересовало его мнение в их браке!
Он вошел в кухню. Цепляясь взглядом за каждый предмет, осмотрел все. Пытался найти что-то новое, появившееся без него. Не было ничего нового. Хотя нет. Новым был полный порядок на кухне. Раньше здесь постоянно царил хаос. Грязи не было, нет. Посуда была вымыта всегда. Но ее почти никогда не убирали в сушку. Стопки чистых тарелок росли слева от раковины. Чистые чашки и стаканы стояли в ряд справа. Там же чистые контейнеры, в которых они брали на службу бутерброды. Ее с красными крышками. Его с синими. Ничего этого сейчас не было: ни контейнеров, ни посуды. Обеденный стол пуст. А прежде на нем всегда стояла ее чашка с последними глотками чая или кофе. И он не смел ее убрать и вымыть. Ее последние глотки были неприкасаемыми.
Одним словом, много было самых разных правил, которые он втайне считал идиотскими. Но тут недавно поймал себя на том, что в новой своей жизни оставляет на столе чашку с недопитым кофе и просит ее не трогать
Говори. Быстро и по существу, скомандовала Аня в привычной манере.
Вытащила из волос длинную заколку-шпажку, тряхнула густыми волосами. Снова собрала их на макушке в тугой ком и проткнула его заколкой. Две пряди привычно выскользнули из прически и обрамили ее узкое лицо с высокими скулами. Черные глаза бывшей жены смотрели на него неприязненно, когда она скрещивала руки на груди и усаживалась на широченный низкий подоконник.
В парке в выходной было обнаружено тело девушки, начал он говорить, снова чувствуя себя как на экзамене и боясь сбиться и показаться бестолочью.
В какой выходной? спросила она холодно и строго.
В смысле? моргнул Сидоров непонимающе. В минувший!
В коромысле! В субботу или воскресенье?
В воскресенье, внес он уточнение. В пять часов вечера. На плато над речкой. Такая там, знаешь, Грязновка.
Знаю, нетерпеливо повела она плечами. Кто обнаружил? При каких обстоятельствах?
Художник Он сразу заметил, что она напряглась. Искал место для работы. Ему нужен был вечерний свет. Он колесил на велосипеде по дорожкам парка, искал. Потом поехал к горе. По пути наверх оставил велик в кустах, поднялся. Обрадовался, что место именно такое, какое ему нужно. Тут подул ветер, и на его губы налипло что-то. Он подумал, что это пыльца одуванчика
Одуванчики давно облетели, тут же вздернулись ее брови.
Он потом тоже сообразил. Но не сразу. Снова подул ветер и принес с собой запах тлена.
Блин, Сидоров, ты сейчас в рифму заговоришь, точно, фыркнула его бывшая жена. Короче, он сунулся в кусты, а там тело. Мертвое, женское, молодое. Наголо бритое. Волосы измельчены в труху, лежат на лице. Все так?
Все так.
И что наш художник? Анна прищурилась.
Заблевал там все. Позвонил 112, спустился с горы, дождался нас. Правильно ответил на вопросы.
Правильно, значит? удивилась она.
Было время подготовиться. Ехали сорок минут. Воскресенье, пробки.
В воскресенье пробок меньше. И гуляющих в парке тоже. Кто-то видел его? Как он катался? Как ехал к горе?
Мы сами увидели. На камерах. Весь маршрут его отследили. Ни разу никого не потревожил своим перемещением на велике. Заехал в парк, сразу на велодорожку свернул. Покатался.
Долго?
Час. Почти час.
Ого! Долго. И весь час катался?
Нет. Отдыхал. Воду покупал. Пил. Потом покупал еду. Присаживался за столик. Гена пожал плечами. Ничего в нем подозрительного, если ты это имеешь в виду.
Не твое дело, что я имею в виду, огрызнулась она беззлобно. Как он выглядел? Как ел?
Пришлось рассказывать ей обо всем, даже цвет носков не пропустил. Особенно долго рассказывал, как он усаживался на деревянный стул в парковой кафешке. Как тщательно вытирал стол влажной салфеткой, которую, конечно же, принес с собой.
И что, прямо свою тарелку достал? И вытряхнул на нее ножки из картонной коробки?