Я порывался сделать звонок Ленке. Но передумал, поскольку голова теперь была занята совершенно другим. Оправдываться мне сейчас не хотелось, хотя вины своей я, разумеется, нисколько не отрицал. Завтра и позвоню, решил я, когда хотя бы отчасти разрулится проблема, лежавшая сейчас с прострелянной головой в секретном депозитарии.
Около девяти часов вечера я собрал в контейнер оставшуюся со вчера картошку с двумя котлетами и отправился дежурить на почту.
Погода стояла хорошая. Вчерашний ливень, с которого начались все мои злоключения, казался теперь чем-то сверхъестественным, насланным тёмными силами исключительно на мою голову. Бледно-голубое небо рассекали суетливые ласточки, опускаясь низко, иногда почти касаясь земли. И странным показалось то, что по пути на почту я не встретил ни единой живой души. Все местные будто бы затаились в своих домах, опасаясь нашествия на деревню крючкоруких мутантов. Не к добру казалось такое затишье. Впрочем, хоть по телу и разлилась сладкая судорога непонятных предчувствий, я был рад, что ни с кем не приходится вступать в нелепые разговоры.
У крыльца почты меня встретил, виляя хвостом, местный пёс по кличке Пират. Он считался бездомным, но люди старались его подкармливать, кто чем мог какой-никакой, а всё-таки сторож. Характером он обладал довольно суровым и отпугивал чужаков своим воинственным поведением и свирепым оскалом. По ночам любители поживиться в чужих огородах заглядывать на нашу улицу не решались.
Я уселся на ступеньки, снял фуражку и расстегнул китель.
Пират, почуяв запах котлет, завертелся вокруг меня, давая понять, что в одиночестве поужинать мне не удастся.
Так оно и получилось. Когда стало темнеть и возле почты зажёгся единственный на всю деревню фонарь, я открыл контейнер и достал из внутреннего кармана вилку. Пират уселся рядом, облизнул длинным языком морду и укоризненно на меня посмотрел. Пришлось отдать ему одну котлету. Пёс проглотил её, почти не разжёвывая. Я успел поддеть на вилку только две подгорелые картошины, когда снова подвергся его осуждающему взгляду.
Да ладно, вслух произнёс я. Кушай, приятель. Я ведь, если подумать, сыт, и положил перед Пиратом весь контейнер, который он тут же и опустошил, начисто вылизав пластмассовую коробку.
Когда наша трапеза была окончена, я услышал лёгкие шаги, приближавшиеся из глубины тёмной улицы. Пират напрягся, глухо зарычал, хотел было тявкнуть, но передумал и вместо этого завилял хвостом. На освещённом участке показалась фигура человека, которого трудно было с кем-либо перепутать. К нам навстречу вышагивала, улыбаясь и держа в руках небольшую корзинку, Марина.
Глава пятая
Чувства мои смешались. Сколь бы ни был я благодарен Марине за её сегодняшнее героическое поведение, однако завышенные её ожидания по поводу моей скромной персоны начинали чуточку доставать. Тем более что она приняла самое непосредственное участие в моей несостоявшейся встрече с Леной и в снова наметившемся разрыве. Но я, к счастью, в целях её визита слегка ошибся.
Привет честно́й компании, сказала она и погладила подбежавшего к ней Пирата. Примете к себе?
Чего не спится?
Да я тут это В общем, Лёш, ты извини меня за вчерашний визит.
Такого я от Марины не ожидал.
Она поднялась на крыльцо, уселась на ступеньки рядом со мной, позволив Пирату примоститься аккурат между нами.
Я ведь не знала, что у тебя баба в городе имеется. Нехорошо получилось. Ты догнал её? Успел чего объяснить-то?
А чего я ей объясню? с досадой в голосе промолвил я. Она у меня с характером. Да и не успел я. А потом это
Ну да-да. Взбаламутились все Подковы. Но вроде как подуспокоились к ночи. Всё пытали нас с Веркой что там да как. Но мы это Молчок. Как партизаны.
Ну и правильно. Меньше знают крепче спать будут.
Да не скажи, замотала головой Марина. Когда не ведаешь, кто затаился в тени оно ведь ещё страшнее. Представляешь, чего выдумали
Да знаю, махнул я рукой. Дядя Гена уже изложил вкратце. Будто Веру укусил какой-то мутант.
Марина негромко усмехнулась. Потом перекрестилась и сказала:
Смех-то смехом, а, как ни крути, всё-таки чертовщина это какая-то. Там, в подвале
Завтра следователь из Перволучинска прибудет. И всё утрясётся.
Ой ли? засомневалась Марина. Я вот думаю, что местным было бы лучше, если бы в подвале и правда заперли монстра. Скукотища же, Лёша. Огород да банька под самогон вот и все развлечения. А то в телевизор уткнутся и «Санта-Барбару» с утра до вечера крутят. А тут видишь, мы как бы особенные получаемся, избранные. Не в каждую деревню наведываются мутанты. А молодым каково Вот Верку возьми или меня. Она хоть и постарше, но всё равно. Знаешь, каково нам тут? Иной раз вспомнишь сколько тебе лет и помереть хочется. Никаких перспектив. Все путные мужики из округи давно по городам разбежались. Замуж-то выйти и то голову наломаешь. Скорее человека снежного в лесу встретишь, нежели мужика холостого или в меру пьющего. Да и детям-то какое будущее в нашей деревне? Единственная школа была в Новой и ту закрыли. А до Перволучинска своим ходом не у всех возможность имеется.
Это, Марин, возразил я, вопрос, как мне кажется, решаемый. Если задаться всерьёз целью, можно и вырваться.
Ага. Года два назад задалась. Участковый, что до тебя был, божился, что в город меня с собой возьмёт. Я уж дом было намерилась продавать. Мама как раз, упокой господь её душу, отстрадала своё. А он, сука, и слился. Даже не попрощался. Девкой ещё могла бы свалить, кабы не мать. Я ведь, Лёш, с головой-то дружу. Не думай, что я дура неотёсанная. Школу с тремя четвёрками закончила, а то всё одни пятёрки. Не веришь?
Да отчего не верить? Разве я сказал, что ты дура?
Мама не вовремя заболела, вздохнула Марина. Пришлось ухаживать. На кого я её оставлю? Подковы в заложницы меня взяли. А у меня потом что-то вроде стокгольмского синдрома.
Я повнимательнее вгляделся в Марину. Да, лицо-то у неё вполне себе даже интеллигентное. Просто лишний вес делал его простоватым отсюда и неверное впечатление у тех, кто видел её впервые.
А из родственников никого больше? спросил я.
Брат двоюродный в Питере. Но мы с ним и не общались никогда толком. Один раз за всю жизнь приезжал в деревню, забор поправить помог и больше не объявлялся. Вот тебе, Лёша, и все цели.
К стыду своему, я никогда не интересовался настоящим прошлым Марины. Удовлетворялся сплетнями, витавшими вокруг её амурных похождений.
Вот не понимаю я, снова заговорила она, ты-то по кой чёрт сунулся в эту дыру? Или у вас там в органах не спрашивают согласия?
Отчего же. Спрашивают. Сам вызвался.
Ума-то нет. Я бы на месте бабы твоей и разговаривать с тобой не стала, не то чтобы приезжать в гости. Что это за любовь-то такая ты здесь, а она там. Каждый-то день не наездишься. А жить здесь Парикмахерской и той нету. А она у тебя ладненькая, следит за собой. Чистенькая вся такая, точно с детского утренника и ноготки, и причёска, и платьице Да и фигурка. Всё при ней. За такую держаться надо. Отпустишь и улетит, моргнуть не успеешь.
Я ведь не из блажи сюда подался, сказал я. Дело у меня в Подковах. Важное.
Важнее бабы твоей?
Это другое. Не сравнивай. И она прекрасно знает об этом. Только принять не может.
И что за дело такое? Или сильно личное?
Сильно.
Я задумался, за секунду снова погрузившись в своё прошлое, толкнувшее меня на этот поступок.
Темнота вокруг нас совершенно сгустилась. Лишь безлунное небо пестрило бледно-голубыми точками, а далеко на западе едва угадывалось наличие подсвеченного тысячами фонарей Перволучинска. В парно́м, неподвижном воздухе разносились серенады кузнечиков, щекоча душу. Единственный фонарь через дорогу от почты уныло очерчивал под собой жёлтый круг света.