К удивлению Низовцева, схема проводок курируемого им контракта, подписанного в Бельгии весной этого года, не вызвала никаких возражений, и он немедленно насторожился. Точно зная, как относится к нему Хайруллин, он не питал никаких иллюзий, что изменения, предлагаемые им по офшорным компаниям, участвующим в сделке, не вызовут ряд вопросов. Полгода, пролетевшие с того дня, когда представитель Европейского банка развития Ганс Гофман предложил им дополнительное финансирование в сделке с американской компанией, готовой поставить им станки двойного назначения, внесли значительные изменения в его видение дальнейших перспектив от службы в корпорации. Низовцев готовился к сегодняшнему совещанию не один день, и ответы на любые вопросы были у него готовы заранее. Инженер Траутвайн и коммерческий представитель американской стороны Роберт Фишер находились с ним в постоянном контакте. Все изменения подтверждались объемной перепиской и поддавались логическому объяснению. Как следствие, любые возражения со стороны оппонентов неминуемо должны были быть разбиты.
Но возражений не последовало. Хайруллин, сделав какие-то пометки у себя в блокноте, только покивал и дал слово своему заместителю по капитальному строительству. Объемы вводимых в эксплуатацию площадей поражали своими масштабами, а их география охватывала почти всю Сибирь и Дальний Восток. Этот Клондайк был отгорожен для доступа большинства присутствующих незримой стеной понятийной иерархии, царившей в вотчине Ильяса Валентиновича, и поэтому слушать его было неинтересно.
Низовцев по привычке стал прикидывать, кого из сидящих сейчас с ним за столом ему следует всерьез опасаться, а кого можно считать своим активом. Расклад получался пока не в его пользу, хотя Сморчок давно был на его стороне, сладкая парочка из технолога и снабженца не вызывали у него особых опасений, но такие мастодонты, как финансист, главный инженер и еще несколько ключевых фигур в верхушке, составляли непоколебимый монолит. Намного проще было со средним звеном: его удаленность от распределения реальных благ измерялась галактическими расстояниями, и почти все шли на контакт. Единственным невзятым бастионом оставался маленький секретариат самого Хайруллина. И на это было несколько весьма веских причин. Несмотря на всеядность, Игорь Низовцев не мог представить себя в роли любовника Паулины Фроловны. Это выходило за любые рамки разумного. Лена, напротив, была бы весьма завидным и полезным трофеем, но отточенное чутье опытного ловеласа подсказывало ему, что он, мягко говоря, не в ее вкусе. Остальные сотрудники женского пола, возможно, были доступны и готовы к любым формам общения, однако их полезность в данном вопросе стремилась к нулю, и он с упорством отчаяния питал надежды на Ленину благосклонность.
* * *
Выйдя от Хайруллина, Низовцев еще некоторое время потолкался в приемной. Попытки завязать неформальный разговор с Леной ни к чему не привели, и он поспешил к себе в кабинет, где, заварив лошадиную дозу растворимого кофе, впервые задумался об уготованных ему перспективах. Его судьба складывалась непросто, знала и взлеты и падения, которые не смог бы пережить даже восстающий из пепла феникс.
Всего десять лет назад его инвестиционная компания «Русский альянс» наводила ужас на буржуев, окопавшихся в криво приватизированной недвижимости столичного региона. Он отбирал квадратные метры у правых и неправых, пока не позарился на кусок, оказавшийся ему не по зубам. Оперативные данные, собранные об очередном московском богатее, не учли значение всего одной переменной. Организация Низовцева, состоявшая из представителей самых разных культур и мировоззрений, ловко проникала в такие простые сообщества, как трудовые коллективы универмагов, магазинов сантехники и маленьких рынков. Когда они начинали искать подходы к каждому вновь всплывавшему на горизонте объекту, первым, чем интересовались его люди, было наличие реальной силы за спиной того или иного лендлорда. Так в насмешку на английский манер именовали они свою будущую жертву. Именно в тот раз кто-то из них ошибся, и, получив зеленый свет от местных ментов, они ринулись в атаку. Целью был некий Иванов, о котором придется рассказать отдельно, потому что его история, начавшаяся еще в годы горбачевской перестройки, не только занимательна, но и поучительна.
* * *
В самом конце существования СССР Миша Иванов дослужился до должности зама председателя исполкома одного из райсоветов столицы. Это было счастливое время, когда государство каждый день отдавало людям новые и новые свободы и при этом еще не началось тотальное обесценивание рубля. Про доллар «пипл» знал только понаслышке. Город еще не был поделен китайскими династиями ЦАО, ЗАО, САО и так далее. Коммунальные службы не засыпали улицы тоннами химикатов, превращая Москву в мрачное и угрюмое пространство.
Именно тогда, в конце восьмидесятых, несколько самых крупных магазинов на больших и красивых улицах района, в котором Иванов осуществлял власть Советов, были сданы в аренду кооперативам. Все директора этих предприятий ежемесячно приносили толстые конверты с советскими рублями в кабинет заместителя председателя исполкома. Используя довольно кривую, но надежную схему, он сделал так, что директорами магазинов, сдавших их в аренду малым предприятиям, стали сами директора этих малых предприятий. Когда неожиданно прозревший секретарь Свердловского обкома КПСС переехал в столицу и занялся расчисткой пространства для своей креатуры, Миша понял, что пришло время валить подобру-поздорову, и отправился в бизнес. Проведя выборы директоров в подконтрольных ему магазинах конечно, с соблюдением абсолютно всех демократических процедур, Миша Иванов окончательно закрепил свое господство на этих территориях. Все следующие годы, несмотря на изменения в формах и названиях, неизменным оставалось одно: де-юре и де-факто хозяином этих площадей оставался Миша Иванов. Прошла приватизация, началась и закончилась скупка акций и долей у миноритарных акционеров, с которыми никто не церемонился: не хочешь продавать долю завтра проведем собрание и увеличим «уставник» или просто исключим тебя под надуманным предлогом. Иди потом жалуйся.
Иванов заматерел, стал тучным и просиживал целыми днями допоздна в своем новом кабинете. Райсоветов давно не существовало, и Миша хвалил себя за дальновидность, радуясь, что вовремя ушел на вольные хлеба. Он постепенно привлек к управлению своих дочерей. Правда, любимица Софья только делала вид, что вникает в дела, зато старшая дочка, Марина, вскоре стала его реальной помощницей, взвалив на свои плечи всю бухгалтерию: и черную, и для налоговой службы. Софью Михайловну больше интересовали путешествия все лето она проводила на морях. По мнению отца и старшей сестры, Соня была «непутевая», и это если не переходить уже к совсем нелестным эпитетам. Ей купили вполне приличный по меркам того времени коттедж на Кипре, недалеко от Пафоса. С тех пор она почти все время проводила на солнечном острове, изредка наведываясь в Москву встретиться с подругами и походить по ночным клубам. В остальном жизнь его семьи была стабильна и приятна.
Появлялись и исчезали ребята в кожаных куртках с угрюмыми лицами, приезжавшие на подержанных БМВ или «Гранд-Чероки». Он умел ладить с ними, его не смущало их снисходительное обращение и то, что между собой они называли эту недвижимость своей. Раз в месяц Миша отдавал им пять тысяч долларов, что составляло чуть меньше получаемой им самим дневной прибыли. Парни радостно укатывали куда-то дальше по своим делам, порой навсегда. Потом пришли местные милиционеры и попросили чуть больше, но им была показана вся финансовая документация, кропотливо составленная Мариной. Иванов по-дружески поделился с ними всеми проблемами, и они удовлетворились трешкой в месяц. Правда, через пару лет им удалось навязать ему еще и ЧОП с тремя постами охраны, один из которых был круглосуточным. Это обстоятельство больше всего смущало Иванова. Он страшно боялся, что охранник ночью приведет гулящих девок и они, напившись водки, устроят ему пожар. Для того чтобы избежать этих неприятностей, Миша придумал запирать на ночь этого здоровяка в маленьком помещении недалеко от черного входа.