Верите или нет, изгадить всю кабину мне помешало только хорошее воспитание. Я ведь должен буду торопиться на какой-то «Голиаф», который вот-вот отправится, и убирать всё непотребство придётся или Уткину, или человеку вовсе случайному! Допустить подобного я не мог, а потому крепился, сколько мог, и тупо пялился на выбитые при штамповке мелкие буквы на бортике кабины. Наверное, они обозначали фирму-изготовителя или всё-таки модель самолёта?/ «DAVID» вот что там было написано, и я пытался понять это галлюцинации, или реальность на самом деле настолько абсурдна? А потом меня просто подкосило, и я, по всей видимости, уснул, повиснув на ремнях в самой причудливой позе.
Так что ни небесная синева, ни белые барашки облаков, ни удивительные пейзажи, открывающиеся с высоты птичьего полёта, меня не радовали я спал и снов не видел.
Глава 3. Первый класс
Я держался молодцом даже после того, как очнулся во время приземления. Содержимое желудка в неравной борьбе превозмогло воспитание уже на траве аэродрома, после того, как мы сели.
А вы ничего, сказал Уткин. Думал, вы мне всю вторую кабину испоганите с непривычки. Мы прибыли в Энрике-о-Навегадор, порт вон там. Хватайте саквояж, ловите пролётку и мчите в гавань у вас есть полчаса, пока посадка на «Голиаф» не окончилась. И шлем отдайте.
Утерев рот платком, я проводил взглядом его спину в кожаном реглане. Он снова орудовал вокруг аэроплана, пытаясь завести мотор. Какой-то невероятный запас хода у этого «Давида»! Хотя наверняка у конторы, к которой принадлежат и Феликс, и Уткин, где-нибудь за во-о-он теми холмами имеется база и аэродром подскока.
Пилот наконец справился с мотором, не спрашивая ни у кого разрешения на взлёт, взобрался в кабину, махнул рукой на прощание и, аккомпанируя себе рёвом двигателя, скрылся в небесной синеве. Улетел, да и чёрт с ним. Скучать не буду, хотя вроде бы мужик он неплохой.
Мистер, мистер, вы тот пассажир, что опаздывает на лайнер? тормошил меня за плечо пожилой мулат в светлом мятом хлопковом костюме. У меня есть двуколка, за четвертак довезу.
Бог его знает, какая валюта у них в ходу, в этом Энрике-о-что-то-там Эскудо, наверное? Есть ли в саквояже, который передал мне Феликс, эскудо, я понятия не имел. А потому, пошарив по карманам, извлёк оттуда несколько потёртых серебряных монет неясной принадлежности и показал их смуглому мистеру.
Пойдёт?
Давайте их сюда! протянул он сразу обе руки.
После поездки, отрезал я.
Мулат погрустнел и зашагал через поле мимо дощатого одноэтажного здания, которое, видимо, выполняло здесь роль аэровокзала. Глядя на пошарпанную двуколку с несколькими поломанными спицами в колёсах и запряжённой в оглобли ледащей кобылёнкой, я с затаённой грустью вспомнил Зайчишку и крепкие фургоны гемайнов.
Н-н-но, дохлая! Мулат изъяснялся на пиджин-лаймиш, и кобылка его, по всей видимости, понимала.
Я тоже понимал. Приходилось слушать трёп о храбрых конкистадорах, которые отвоевали сей благодатный полуостров у каннибалов и выстроили тут замечательный город Энрике-о-Навегадор в честь какого-то мореплавателя, который ни разу не совершил ни одного дальнего плавания. Построили форт вон тот, с десятью круглыми массивными башнями, собор этот, с горгульями на верхнем ярусе и окном-розой. Вообще-то городок был симпатичный: мощёные улицы, слегка облупленные светлые домики меж апельсиновых рощ, приличная центральная площадь, магистрат и рынок. И люди деловитые, работящие здесь подкрашивают, там подстукивают, что-то куда-то тащат, суетятся.
Но всё это провинциальное обаяние меркло перед громадиной «Голиафа», который стоял на якоре в бухте уже под парами. Огромный четырёхтрубный океанический лайнер длиной не менее трёхсот метров и высотой двадцати, от ватерлинии до шлюпочной палубы, он заполнял собой всё пространство и, казалось, был больше всего Энрике-о- вместе с мулатом, кобылой, аэродромом и рыночной площадью.
Деньги, деньги! пошевелил пальцами мой добровольный извозчик.
Я сунул ему монеты и зашагал по набережной к пирсу, туда, где качался на волнах паровой катер с лайнера. Едва не срываясь на бег, растолкал мастеровых и моряков с парусных судов, стоящих на рейде, и приблизился к подтянутому молодому человеку в форме. Он смерил меня удивлённым взглядом. Ну да, сначала сутки в седле, потом сумасшедший полет на биплане свежести и представительности не добавляли. А потому гримаса на лице моряка была вполне обоснованной.
Сейчас-сейчас, сказал я и полез в наружный карман саквояжа. Документы и билет должны были быть именно там. Новомодные книжечки-паспорта появились не так давно, но были довольно удобными форматные листы гербовой бумаги, использовавшиеся последние сотни две лет, постоянно мялись и рвались. Нащупав наконец глянец обложки, я потянул документ наружу. Вот оно как! Я нынче имею вид на жительство Винланда? Однако А вот имя и фамилия вполне имперские, как и паспорт. Нужно будет изучить легенду, а то так и проколоться недолго!
Протянув паспорт со сложенным внутри билетом, я наконец получил возможность отдышаться.
Первый класс? удивлённо проговорил флотский и снова критически меня оглядел. Прошу на борт, сэ-э-эр!
Катер уже был забит битком, и после меня на борт взошла только семья буржуа: почтенный полненький господинчик, похожий на арелатца или апеннинца, его сухопарая супруга, две девочки лет пяти-семи и гувернантка. Они тоже должны были путешествовать первым классом, иначе чёрта с два «Голиаф» стал бы задерживаться. Я уселся на одной из лавок поближе к борту. Это было практично, учитывая мои неопределённые отношения с морской болезнью.
Что, браток, не фартануло на приисках? шмыгнув носом, произнёс мужичок полукриминального вида, наклонившись к самому моему уху. Или ты из вояк?
Я неопределённо пожал плечами. Интересно получилось. Как пассажир первого класса я мог бы претендовать на удобное мягкое кресло на носу катера, рядом с важными дамами и господами, а уселся всё равно здесь, среди дебелых тёток, таких вот типов и целых семейных кланов с детьми, бабушками, клунками и котомками.
Судёнышко наконец отчалило. Борт «Голиафа» постепенно становился всё ближе и ближе.
* * *
Никогда мне не доводилось чувствовать себя зажиточным. Интеллигент, если хотите разночинец, в предках которого числились исключительно врачи, учёные, преподаватели, мошенники, грабители и лучшие женщины в мире, я всегда чувствовал себя неловко в окружении золотой лепнины, бархатных кресел и вычурных светильников. Даже в бытность адъютантом его превосходительства, этой роскоши я не вкусил Артур Николаевич жил скорее как отставной полковник или профессор университета средней руки, чем в стиле самовластного правителя одной из величайших держав современности. Впрочем, Крестовский никогда и не был сатрапом и деспотом, решал вопросы за рюмочкой чаю, в спокойной обстановке беседуя с такими же великими стариками, как и он сам.
А вот теперь я мог почувствовать себя на самом деле по первому классу! Каюта была обставлена по-барски. «Дорого-богато», сказал бы Стеценко. Ну вот на кой чёрт мне такая кровать? Я сразу отверг идею спать на этом чудовище с балдахином, определив своим местом обитания замшевый диванчик вполне подходящих габаритов. И для начала вывалил на него всё содержимое саквояжа. Стоило привести себя в порядок и переодеться.
Меня ведь и на борту «Голиафа» чуть было не отправили в трюм к третьему классу по одёжке встречают, как бы это ни было банально. Только вмешательство второго помощника капитана (это он встречал пассажиров на пирсе Энрике-о-Навегадора) исправило недоразумение. Сей достойный моряк максимально корректно порекомендовал мне одеться подобающе или воспользоваться корабельным магазином готового платья таковой тут имелся. А старшая горничная Натали отличная портниха и за денежку малую вполне способна подогнать костюм по фигуре. Она вообще очень способная, но это так, как мужчина мужчине, строго конфиденциально