Ты меня не слышишь, что ли? Заявление об исчезновении подали ребенок вернулся дело закрывается, ребенок-то вот он довольный, чистенький, сытый, с деньгами, в новых шмотках. Никаких проблем, какое исчезновение, гражданин начальник?
Так он их просто мыл, кормил и одевал, что ли?
Ага! Мыл! Сам, собственноручно. Подпаивал, не без того. А потом уже и фоткал, и одевал, и кормил. В таком вот порядке. И по ходу дела много-много чего еще с ними делал, Лиза. Не хотела бы ты в том доме побывать, где он с ними развлекался. Тебе бы там вещдоки таких историй рассказали
И что, ни одного честного человека не нашлось? Лиза не уверена, что Митя слышит ее. Она и сама себя, кажется, уже не слышит.
Да как же, находились! отвечает он мгновенно. Сообщали в прокуратуру.
Что сообщали?
А что было, то и сообщали. Факты фотографирования несовершеннолетних. Прокурор в голосину ржал. И отклонял за отсутствием состава преступления. Годами, Лиза, го-да-ми! Я ж тебе о чем говорю? Папа там очень хороший был у чувака, авторитетный папа, с репутацией и связями. Ничего не напоминает тебе?
Ты все время говоришь был. Что-то изменилось?
Ну, нашлись люди. Запарились. Взялись за дело. Собрали доказательную базу. Закрыли его. И чувак этот, даже присев, умудрялся красоваться! Мемуары писал! В инете публиковал! Дескать, так и так, закрыли меня а за что? Я ж со всей любовью к этим несчастным крысенышам! И знаешь, что дальше было? Его выпустили по УДО! Да-да, чему ты удивляешься? Папа же! Дальше продолжать? Он тут же снова мальчика украл. И там уже дальше по полной программе Не надо тебе знать.
Лиза смотрит, как Митя опускается в кресло. Он вдруг кажется ей незнакомцем, чужаком. Еще никогда она не видела его таким пустым и старым.
И после этого ты говоришь, чтобы Лиза сидела и молчала? Ее слова прорывают плотную пленку тишины.
Да, именно это я тебе и говорю, моментально откликается он. Ты заодно вот о чем подумай. Вдруг ты неправа?
Лиза молчит долго. Она просматривает свои схемы, подсчитывает детали, всматривается в увиденное. Митя позволяет ей молчать.
Потом она говорит:
Абсурдное предположение.
Гипотеза, возражает он. Давай проверим. Что именно ты видела?
Достаточно.
Рискну-ка я спросить поконкретнее. Пенетрацию, например, ты видела?
До этого не досмотрела.
Вот. А что еще? Пятна? На белье?
И на столе. И волосы. И ремни. Много всего.
А вот теперь давай предположим просто предположим, да? что ты неправа. И я неправ. И родители неправы. Мы все неправы. Допущение такое, да? И Дервиент никакой не педофил. Определенное насилие к детям да, применяет. А вот методика у него такая, болезненная, что тут сделать? Детям неприятно, но им не объяснишь, что надо потерпеть, дети сопротивляются, он прикладывает силу. А в остальном он совершенно не виновен. Никого он не насилует. Никаких мальчиков не развращает. Некоторым даже помогает, не зря же к нему такая безумная очередь выстраивается. И вот ты его обвинишь. Обвинишь невиновного человека. Блестящего врача, известнейшего специалиста, которого несчастные родители боготворят, молятся на него день и ночь. Будешь агрессивна, конечно, накрутишь себя как следует. Сорвешься там, чего доброго. Поломаешь что-нибудь. И что дальше? Что сделает невиновный, но добросовестный врач? А я тебе скажу. Он тебя госпитализирует, Лиза. Немедленно вызовет спецбригаду и укатает тебя в больничку принудительно. Из лучших побуждений! Или даже в ПНД укатает, уже навсегда. Потому что нужно лечиться, если у тебя навязчивый бред и приступы агрессии! Если ты добрым людям дома крушишь. И никто не поможет, никто тебя оттуда не выцарапает. Ни я, ни бабушка.
Лиза молчит. Она думает о больнице. Она видела больницы в кино. Исчезающие в темноте бесконечные ряды неряшливо белых коек. Чужие люди, которые будут к ней прикасаться.
Мутная вода подступает к горлу.
Оставь его, Лиза, помолчав, говорит Митя. Хочешь уволься, чтобы больше не видеть всего этого. Вынеси себя за скобки. И оставь его. Он нам не по зубам.
А ты, ты сам-то вообще-то на чьей стороне? сжав челюсти до треска, чтобы не выпустить крик, давится Лиза.
Господи, Лиза! Митя встает.
Она видит, как он идет к ней как будто издалека-издалека и медленно-медленно.
Лиза понимает, что если сейчас он подойдет
Лиза кричит.
Вода накрывает ее с головой.
Через некоторое время она находит себя сидящей на полу. В кабинете почему-то темно и очень холодно. Она чувствует, как ноги и руки ходят ходуном. Платье задралось куда-то. За окном горит фонарь и, кажется, идет снег. Митя обхватил ее двумя руками и крепко держит, то ли ее ограждая от мира, то ли мир от нее. Пол вокруг них стал совсем белым, он покрыт ссыпанными с Митиного стола документами. На некоторых темные блестящие пятна, в них отражается свет фонаря.
С трудом к ней пробивается ощущение болезненной пульсации вначале в коленях, потом под кожей лица. Лиза высвобождает руку, подносит ее к голове, наугад дотрагивается до носа. Больно и мокро.
Не успел подхватить, говорит Митя где-то у ее уха, осторожно, постепенно размыкая руки, давая ей возможность осваивать пространство понемногу, не сразу.
Лизу вздергивает под потолок. Она висит там и видит, как на полу, во внезапно наступившей темноте, под разбитой лампой, скорчились две фигуры, а вокруг них окровавленная бумага, а чуть дальше лежит разбитый монитор, а еще дальше самодовольно светится отвратительно гладкий стол, а за распахнутым окном фонарь и снег.
Это кино. Совершенно определенно, это кино.
Одной рукой прижимая Лизу к себе, Митя едва заметно дотрагивается до ее волос, тихонько гладит по голове. Она вздрагивает под каждым его прикосновением, но чувствует, что вода, которая только что колотилась в глаза, оставляет ее, откатывается крупной серой волной, уходит в пол, исчезает.
Лиза возвращается в себя.
Я все вспоминаю, как тебя тогда в отделение привезли, говорит Митя куда-то в Лизин затылок. Ты такой детеныш еще была. Сколько тебе было? Двадцать шесть? Я не поверил, когда увидел паспорт. Тряслась вся, вот как сейчас, глаз заплыл, нос разбит, руки изрезаны Помнишь?
Да, шепчет Лиза в ответ. Что ты подумал тогда? Пожалел?
Нет. Знаешь, я все думал: откуда в тебе столько сил драться?
Как у супергероев?
Как у супергероев.
Лиза чувствует, как волосы наполняются теплым Митиным дыханием. Она ежится.
И еще я думал как бы здорово было, если бы тебе больше никогда не пришлось драться.
Что?
Ты очень ранишься, когда дерешься. Посмотри на себя: драка еще не началась, а ты уже вся в крови. Ты мне очень помогаешь всегда, это правда, но как бы я хотел, чтобы тебе не приходилось
Лиза высвобождается.
Митя отпускает ее и помогает встать.
Водички попей. Удержишь стакан?
Поздно спросил. Руки совсем отвыкли обходиться без помощи. Лиза роняет стакан, он падает на бумаги не разбивается, но крутится, как волчок, и заливает водой все вокруг.
Псстт говорит Митя. Жалко. Документам совсем кранты. И вода последняя. Из чайника ж ты не будешь пить. Пойду налью в твой графин.
Лиза молчит о бутылке в рюкзаке. Ей хочется, чтобы он ушел. Оказывается, не очень-то ему нужна ее дружба, ее помощь. Он бы хотел обойтись без нее.
Митя выходит из кабинета. Лиза осматривается. Настольная лампа разбита. Электричество. Не стоит трогать. А вот бумаги нужно попытаться спасти. Никто не запретит помочь с уборкой сама разнесла, самой и прибирать.
Она опускается на изодранные колени и поднимает листочки один за одним, собирает неповрежденные в папку, откладывает в сторону совсем испорченные кровью или водой. Как много в ее носу крови, оказывается.
Под бумагами она находит пачку влажных салфеток. Кое-как, комкая грязные квадратики, обтирает лицо и руки. Последней салфеткой обрабатывает колени. Даже странно, что они так болят, ссадины-то совсем пустяковые. Использованные салфетки Лиза аккуратно запихивает обратно в опустевшую пачку и продолжает разбирать бумаги, немножко радуясь, что на них больше не остается неряшливых кровавых отпечатков.