О музее обе не заикались. Лена ждала, что Томка, если ей что-нибудь известно, сама заведет беседу на эту тему, но та молчала.
Наконец Лена не выдержала:
Ты звонила Семену Ильичу?
Звонила. Тамара опустила глаза.
И что? Лена почувствовала, как засосало под ложечкой.
Плохо. Ответа пока нет, но ему ясно дали понять, что здание нам не удержать.
Что же делать?
Есть только один вариант идти лично к владельцу той чертовой фирмы, которая на нас зарится. Им, оказывается, в муниципалитете предлагали еще два помещения на выбор, так нет! Уперлись, гады, особняк им подавай!
Какой же толк к ним идти? не поняла Лена.
Как какой? Нужно убедить их не трогать музей. Показать что-нибудь из экспонатов, стихи феофановские почитать, в конце концов. Может, удастся хоть кого-нибудь разжалобить.
Сомневаюсь, что бизнесменов тронут стихи Аполлинария, с грустью проговорила Лена. Равно как и картины и прочее. Но вообще-то выбора нет.
Вот именно. Тамара в очередной раз наполнила рюмки и соскребла с блюдца остатки раскисшего мороженого.
И кто пойдет? поинтересовалась Лена. Сам Семен Ильич?
Томка покачала головой:
Нет, он отказывается. Говорит, сил больше нет. К нему сегодня ночью «Скорая» приезжала, гипертонический криз. Что ж ты хочешь, человеку давно на пенсию пора.
Тогда, значит, мы с тобой, подытожила Лена.
Ну а кто, кроме нас? Баба Даша? Томка залпом выпила наливку и поежилась: Холодно чего-то. От форточки, что ли, тянет?
Да ты что, удивилась Лена, наоборот, духота.
А я говорю, холодно, капризно повторила Томка и зябко повела голыми плечами, пойдем в комнату.
День летел незаметно. Часов в семь Тамара позвала со двора Вовку, они поужинали втроем, а потом сели смотреть криминальный сериал. Жека все не возвращался, и Томка начала нервничать: ерзала на диване, то и дело поглядывала на часы.
Да позвони ты ему, посоветовала Лена, чего нервы зря трепать?
Не буду, огрызнулась Томка, пусть себе ночует у Борьки. Да хоть вообще не появляется.
Мам! Вовка скорчил страдальческую мину.
Что «мам»? вскипела Тамара. Опять отца защищаешь? Яблоко от яблони недалеко падает! Надоели вы мне, паразиты несчастные! Она вдруг затихла, приложила ладонь ко лбу.
Ты чего? заволновалась Лена.
Худо. Голова болит.
Это, наверное, от наливки.
Может быть, согласилась Тамара. Покосилась на угрюмо нахохлившегося Вовку, безнадежно махнула рукой: Иди, звони своему папаше, так и быть.
Вовка, только того и ожидавший, весело ухмыльнулся и выскочил из комнаты, по пути щелкая кнопками мобильника.
Лена почувствовала, что пора уходить, и встала.
Куда это ты? слабым голосом проговорила Томка.
Домой поеду. Уже одиннадцать.
Зачем тебе домой? удивилась та. Оставайся ночевать.
Нет, Томик, спасибо. У вас и без меня хлопот довольно.
Какие там хлопоты? Тамара широко и сладко зевнула. Не валяй дурака, оставайся.
Мам, папа едет! радостно сообщил появившийся на пороге Вовка. Он тебе передает, что просит прощенья и будет минут через сорок.
Вот видишь, тем более. Лена решительно направилась в прихожую. Не хватает ей еще присутствовать при супружеском примирении. Завтра утром я тебе позвоню. Ты знаешь координаты, по которым можно найти хозяев фирмы?
Знаю.
Окей.
Лена надела пиджак, подкрасила губы перед зеркалом и, помахав на прощанье, скрылась за дверью.
На улице, несмотря на поздний час и темень, было все так же душно. Лене сразу же стало жарко в пиджаке. «Ну и где обещанное похолодание?» усмехнулась она про себя.
Тут же, словно в ответ на этот вопрос, на лицо ей упала крупная прохладная капля, за ней другая.
Дождь начинался лениво, исподволь, но все-таки оправдывал прогнозы синоптиков. Лена раскрыла зонтик и быстро зашагала по едва освещенному редкими фонарями переулку.
Вокруг царило безлюдье, однако она не испытывала страха, возможно, потому, что часто возвращалась от Томки затемно именно этой дорогой и никогда ничего плохого с ней не случалось.
До поворота на Арбат оставалось совсем чуть-чуть, когда ее слух уловил слабый, приглушенный шум. Впереди, метрах в двадцати, смутно, еле различимо маячили, метались из стороны в сторону темные тени. До Лены донеслись обрывки хриплой матерной брани. «Драка», догадалась она и поспешно перешла на другую сторону тротуара.
Ничего не оставалось, как идти мимо, стараясь остаться незамеченной. Лена уже отчетливо видела широкие спины дерущихся и различала несколько голосов, разных по тембру, но одинаково отвратительных и грубых, методично и равнодушно выкрикивающих грязные ругательства. Наконец она поравнялась с ними и невольно застыла на месте.
Собственно, дракой происходящее назвать было нельзя, скорее избиением. Трое дюжих, накачанных парней пинали ногами лежащего на асфальте человека. В темноте невозможно было разобрать, кто это, мужчина или женщина. Жертва вела себя тихо, не кричала, не звала на помощь, лишь пыталась прикрыть руками лицо от сыплющихся градом ударов.
Лена почувствовала, как перехватило дыхание от негодования и жалости, и, прежде чем успела осознать, что делает, громко крикнула:
Прекратите сейчас же! Я вызову милицию!
Один из качков, здоровенный амбал под два метра, обернулся, с удивлением глянул на нее и строго произнес:
Дуй отсюда, метелка, а то язык отрежем.
Я правда вызову милицию, пообещала Лена, стараясь унять противную дрожь в коленях, тут неподалеку всегда дежурит патруль.
Верно! Правильно! неожиданно раздался за ее спиной пронзительный высокий голос. Лена вздрогнула и обернулась.
Позади стояла неизвестно откуда взявшаяся крохотная старушка в низко надвинутом на лоб платочке, длинном черном плаще и грозила бугаям корявым пальцем.
Изверги, душегубы! Вы что творите? В Бога не веруете, нехристи!
Два других парня тоже перестали работать ногами и переглянулись. На их сонных, блестящих от пота и дождя лицах отразилось недоумение.
Кнопа, че делать? Заткнуть их? осведомился один из них у великана, который первым отреагировал на Лену.
Кнопа, очевидно бывший в компании за главного, задумчиво почесал затылок.
Не, не надо. Еще поднимут хай. Тут правда менты поблизости.
Тогда че, хиляем?
Ага. Он напоследок ткнул ботинком лежащее перед ним обмякшее тело. Короче, мотай на ус, Жонглер: чтобы через пятнадцать минут тебя отсюда ветром сдуло. Не то сделаем из тебя отбивную на косточке. Усек?
Ответа не последовало.
Что, гад, язык проглотил? Кнопа ударил сильнее.
Ах ты, сволочь! Старушка выхватила откуда-то из-за спины длинный, похожий на рапиру зонтик и бесстрашно кинулась на верзилу. Тот коротко и гнусно заржал, сгреб в охапку приятелей и вразвалку потопал в темноту между домами. Шагов через десять он обернулся и повторил уже серьезно, с угрозой в голосе:
Слышь, даем пятнадцать минут.
И вся троица скрылась из виду.
Лена и старушка приблизились к пострадавшему.
Господи, да он и не шевелится. Поди, неживой. Бабка суетливо перекрестилась и склонилась над неподвижной фигурой. Сынок! Тебе плохо? Может, дохтура вызвать? Вот ироды окаянные! Она повернулась к Лене: Слепая я, дочка, ничего не вижу. Ты глянь, он дышит или нет?
Лена присела на корточки, прислушалась.
Дышит.
Ну слава тебе, господи. Старуха снова перекрестилась.
Лежащий неожиданно зашевелился и поднял голову. Потом, неловко опираясь на локоть, сел и затравленно огляделся по сторонам. Лица его Лена по-прежнему толком разглядеть не могла, видела только, что он молодой, такой же, как те парни, что его били, или даже еще моложе.
Можете подняться? мягко спросила она.
Могу. Голос был тоже молодой, слегка глуховатый и почему-то смутно знакомый.
Помочь?
Не надо.
Как же не надо? тут же закудахтала старуха. Помоги ему, дочка, конечно, помоги. Давай-ка вместе.