А это безопасно? спрашивает мама.
Это надо, спокойно отвечает ангел. Прогулки нам очень нужны. Как там погода на улице?
Как всегда в начале марта, мама явно не понимает вопроса. Плюс десять, но дождя сегодня нет.
Очень хорошо задумчиво произносит Юрген. А вот начало марта не очень.
А почему? спрашиваю его я.
Потому что, котёнок, отвечает он мне, весна пришла. А весной таким котятам, как ты, живётся грустнее. Но ты же не будешь грустить?
Не буду, обещаю я, хотя это, наверное, от меня не зависит.
Или зависит? Я не знаю. Но послушно вытягиваю руки, когда он просит, потому что меня одевает самый лучший на свете ангел, и мы сейчас пойдём гулять! Это очень-очень здорово гулять, поэтому я улыбаюсь. Меня ничего не беспокоит, даже боли в руках почти нет. И это такое счастье просто не сказать, какое
Доктор Влад
Точно Забава подшаманила. Не могут солидные дяди всерьёз принимать двенадцатилетнего парня, просто психологически. Хотя я могу, но я это другое дело, а тут же обыкновенные врачи, а не спецы по крайне редким, где от слова пациента многое зависит. Кроме того что меня принимают серьёзно, так ещё и воспоминаний о жене и детях, с тоской перемешанных, нет. А должны быть, но, видимо, эмоциональную сферу Забава не перенесла. Это хорошо, ибо жену свою я люблю без памяти, а здесь, похоже, мне в пару определили Монику, ибо запечатлелась она насмерть. В её жизни теперь остальные люди призрачные тени, что, кстати, необычно. Действительно, как ребёнок войны реагирует. Надо будет аккуратно расспросить, но сейчас гулять.
Почему-то абсолютно не волнует, как меня воспримут её родители, есть внутренняя уверенность в том, что демонстрируемое в больнице не демоверсия. Ну да будет день, и будет пища. Завтра как раз и узнаем.
Вспоминаю о клятве, целительские миры такого типа я у себя описывал. Или девочка, создавшая мир, думала аналогичным образом, или меня начиталась. От этой мысли оглядываюсь не идёт ли психиатр справку отбирать. Самонадеянно об этом думать, всё-таки читает меня небольшое количество народа. Впрочем
Ладно, одеваюсь, выбора у меня особого нет, судя по набору одежды. Видать, опекуны странные попались, ибо в такой одежде чувствуешь себя ёлочкой зимой и летом одним цветом. Но хоть Моника обеспечена лучше, а так как она сейчас сидячая, то нужно одевать с прицелом на это дело. Ну и суставы, не дай Асклепий, поморозить. В плюс десять тоже можно поморозить суставы.
Пока одеваю котёнка, продолжаю размышлять. Пока что в анамнез вкладывается только суставной синдром и некоторые внутренние органы, а вот ноги не очень, да и длинный ку-тэ Он или генетический, или медикаментозный. Очень редко возникает сам по себе, но тут поводы нужны серьёзные, а порока у неё точно нет.
Это, конечно, весело смотрится со стороны, когда двенадцатилетний парнишка «обнюхивает» рентген-снимок, потому что аппарата УЗИ в этой больнице нет. Самое начало девяностых, понятно, почему нет. История медицины дама суровая, сонография40 была тогда, то есть теперь, далеко не везде, да и точность В общем, уметь надо. Я-то умею, конечно, но на нет и суда нет. Для оценки последствий и рентгена хватает, если на лекциях ушами не хлопать.
То есть сердце не клеится, лёгкие вполне, и ноги. Ну хорошо, ноги могут «отрубиться» на психоэмоционалке, были такие случаи, помню, но сердце не объясняется. Кроме того, реакции её больше похожи на детей войны или онкологических, которые лежат в одиночестве в хосписе. Это я уже видел. Но никак не для домашней девочки.
Поехали? предлагаю я одетой уже Монике.
Поехали, ангел, отвечает она мне.
Никуда от этого не деться, бывает и такое, а тут она ещё и запечатлелась, так что нужно привыкать к такому названию. Надо будет клятву произнести, как Забава говорила. Посмотрим заодно, что это за целительский мир. Хорошо бы, мой Но это мечты.
Вывожу из отделения. Все больницы однотипные, поэтому, где находится лифт, я почти знаю. Ну вот, правильно. Закатываю в лифт ребёнка, привычно здороваюсь с находящимися внутри, явно шокируя ещё не знающих обо мне. Но ничего, завтра выпишемся Кстати, это как раз норма и я, и Моника стабильны, диагноза её никто здесь не знает, поэтому записали с моих слов, а это сразу же сужает спектр возможных больниц. То есть или университетские клиники, или, не к ночи будь помянутый, ревмацентр в Гармише41. Это придумать же надо, в ревматологической клинике нет дефибриллятора! Ладно, потом повозмущаюсь.
Вот выход во внутренний парк, в котором можно погулять. Что интересно, мама девочки с нами не пошла, тоже нелогично, хотя, возможно, она занимается оформлением бумаг А Моника морщит лоб решает что-то. Тараканы у неё могут быть мадагаскарские, поэтому надо вовремя подхватить, если что-то себе напридумывает.
Ангел, вдруг говорит она. Я рассказать хочу.
Хорошо, ласково отвечаю я ей, поворачивая в сторону скамейки.
Контроль эмоций, контроль интонаций это очень для детей важно, поэтому только ласка и тепло. Усаживаюсь на скамейку, настраиваясь на работу, разворачиваю её лицом к себе, чтобы было удобно говорить. Интересно, о чём она хочет рассказать?
Только ты меня не прогонишь? страшно ей, что уже вдвойне интереснее.
Никогда не прогоню и всегда буду с тобой, отвечаю ей, ибо я не убийца.
Даже если окажется, что я это не я? спрашивает она, а у меня подозрения есть, а вот мыслей нет.
Ты это всегда ты, глажу её по голове, отчего ребёнок расслабляется.
Меня зовут Ирочка, у меня был миелолейкоз, произносит Моника, со страхом глядя на меня.
А я улыбаюсь в надежде на то, что улыбка не станет приклеенной. Одна её фраза со щелчком вставила последний пазл, собрав всю картинку. Значит, она тоже попаданка, отчего и феерия симптомов. По крайней мере, теперь есть сравнительно логичное объяснение наблюдаемой картине.
Моника рассказывает мне о матери, ожидавшей её смерти, о брате, не показывавшем своего присутствия, о жизни никому не нужного ребёнка в хосписе. И о смерти. Я пересаживаю девочку к себе на колени, обнимая её. А она говорит о том, как её называли симулянткой, как даже к психиатру водили. Психиатр не может поставить онкологию, но хотя бы понять, что ребёнок не врёт, должен, по-моему.
Ну, а потом стало поздно. Девочка продолжает рассказ о своей короткой жизни. О книгах одного писателя, от которых ей хотелось улыбаться, и о том, что начала писать сама. Если я прав, то у нас есть две новости, и обе хорошие. Ну-ка, расспросим внимательнее.
Ты писала по книге того писателя? спрашиваю её. С целителями по воле Магии и школой Грасвангталь?
Да, кивает Моника. Я и тебя написала и и меня
С болезнью, киваю я, потому что теперь всё объясняется.
Главное, это не объяснять психиатру в такой форме. Передо мной сидит творец этого мира. Фактически, она и есть мама и магии, и других сил этого мира. Интересно? А мне-то как Ладно, теперь нужно её успокоить, а то даст так, что все распляшемся. Тот факт, что она творец, в данном случае, скорее, минус. Ибо может она больше, чем другие, а большая часть проблем у неё в голове. Включая те же ноги она просто знает, что ноги не работают, и всё. Логика теперь понятна. Вопрос: я-то с ума не сошёл? Нет ответа на этот вопрос.
Ничего не изменилось, сообщаю я Монике. Я по-прежнему у тебя есть.
Ты волшебный, ангел, отвечает она мне. Я тебя не обидела?
Ты не можешь меня обидеть, улыбаюсь ей, гладя по голове. Ведь это же ты.
Логики в этих словах даже искать не надо, но работает. Успокаивается, моя хорошая. Теперь хотя бы понятно, как лечить моего котёночка.
Глава шестая
Ирочка
Ангел волшебный! Он меня выслушал, посочувствовал и подтвердил, что никуда не пропадёт! Я такая счастливая просто не сказать, какая! Юрген говорит, что всё будет хорошо, потому что я особенная. И у него особенная, и вообще самая особенная, от этого хочется улыбаться.