прекрасных дев, то ора нет!
Синдром земного постояльца:
без боли страхам всем привет.
Пороки к нам принёс в державу
японский не городовой.
Всё жаждал оный русской славы,
как Достоевский рядовой.
Всем в Коктебель пора отчухать
и правду сущую признать,
аллегоричность всю пронюхать,
и миру мир иносказать.
Аллюзий море в мире русском:
ведь «бабе с яйцами» родня
и та, что в пламя как в кутузку,
и та, что тормозит коня.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Возьми меня в ладонь и вознеси,
я высоты бояться перестала.
Подай мне перелётное такси
как милостыню у вокзала.
Над головой сияет синева,
на буквы распадается курсивом.
Я много лет сдавала на права,
но получила донорскую ксиву.
Чем больше дар, тем сумка тяжелей,
а я давно несу без остановки.
Возьми меня в ладонь и пожалей,
врисуй под кожу, как татуировку.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Билет мне подари, Аэрофлот!
Я и Люфт Ганзой ввысь взлететь согласна.
Не милостей прошу наоборот.
Я быть к подачкам не хочу причастной.
Желаю я всего лишь полетать.
Не убежать, не стать иноагентом
Нет смысла мне такое предлагать.
Мне мутные чужды эксперименты.
Не прятала активы за кордон
(Ведь нет их у меня, давайте честно).
Лишь в том всегда я видела резон,
Что кровь отчизне отдавать уместно.
И на права я тоже ей сдала,
Во всех правах страна мне отказала.
На спину лишний груз? Вот это да.
Тату и нар по счастью избежала.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Пыли дорожной нечистые танцы,
слева подсолнухи, справа картофель,
я позабыла название станций
помнится шахты египетский профиль.
Помню, что воздух полынный был горек,
простыни в крошеве угольной пыли,
крышу сарая, и маленький дворик,
где мы белье по субботам сушили.
Помню подвал, и на полках бутыли,
мусорник, старую каменоломню,
место роддома, который закрыли,
а вот причину рожденья не помню.
Помню в окне своего кабинета
обруч копра, исполняющий сальто,
щелкали счеты, вращалась планета,
и не сходилось конечное сальдо.
Дальнее время, начало начала,
стертые знаки забытого мига,
необратимость того, что умчалось,
но отразилось в бухгалтерской книге.
Так и живу по привычке, иначе
мир не докажет свое постоянство.
Все мы наполнены космосом, значит
я говорю не в пустое пространство.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Я обо всём папу с мамой спросила.
В детстве сама я немало видала:
шахты и уголь, рабочую силу,
крышу сарая, бельё, даже сало,
мусорник, двор и бутылки горилки,
слева подсолнухи, справа картофель.
В мир же явил себя не на подстилке,
а на кушетке роддома мой профиль.
Предки мне этот роддом показали.
Внутрь на экскурсию даже сводили.
Напрочь вопрос прояснить отказали,
как и зачем они дочку родили.
Так и живу я, ответа не зная,
Мучаюсь, сидя в своём кабинете.
В мыслях об этом туманность сплошная.
В поисках мыслью брожу по планете!
Люди в округе счастливые ходят:
Этим вопросом себя не изводят.
В детстве им предки ответ подсказали,
как и зачем они деток рожали.
В поисках знания я докопалась
Даже до старой бухгалтерской книги.
Космосом книга сия оказалась,
в ней не понять нифига, кроме фиги.
Так и осталась одна я в пространстве
(пусть не в пустом, а из множества хлама),
кто не узнал о былом хулиганстве:
как и зачем родила меня мама.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Звук непонятный, оркестровый
ползет по улице ночной,
мир на пороге катастрофы,
а мы в палатке овощной
скупаем яблоки и груши
на сотню тысяч лет вперед.
О, это звук, влетевший в уши
и перекрывший кислород.
Какие дивные фактуры
мелькают в сводке новостей,
жаль, я фанат литературы,
а не общественных страстей.
Запретный плод такая малость
модель познания Земли,
а сколько нам еще осталось,
не знает даже Аттали.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Про Аттали однажды я узнала.
Мне стало интересно я прочла.
Впитав идеи, их в статью загнала1
И с личными стихами сопрягла.
А тут ещё фактуры привалило:
Из каждого земного утюга
Общественная страсть ключом забила
(Навальный с темой царского дворца).
Галактика готова развалиться
(Оркестр играет похоронный марш)
Её спасать мне надо торопиться.
Но вдруг передо мной встаёт торгаш.
В себя пришла и поняла: в палатке
Сама средь груш и яблок я стою.
Я замерла в одной крутой догадке:
Быть может, подложили мне свинью?
На входе «Овощи», ни буквой больше.
А я тут кучу фруктов нагребла.
Модель земного шара ясно тоньше
(Был дома глобус не уберегла).
В висках опять стучит: плодом запретным
Не груша, а лишь яблоко звалось.
Да! Смысл содержал в себе конкретный
Лишь образ яблока Тут не срослось.
Литература лишь авторитетна!
И тонны груш не влезут в хилый воз
(Не существует груш новозаветных),
И Аттали для мира не Христос
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
В банке сказали: возьмёте монету
сильно не трите, водите легко,
там под полоскою серого цвета
вы обнаружите новый пин-код.
Вышла из банка. На детских качелях
мальчик качался, скрипели болты,
рядом в «Харчевне» чиновники ели,
терли салфетками жирные рты.
Птицы летели, собаки бежали,
дворники метлами землю скребли.
Вписаны эти мгновенья в скрижали,
или же в ливневый сток утекли?
Город как город. Сроднился с планетой.
Город-инфекция. Город-налет.
Если стереть его крупной монетой,
взгляду откроется новый пин-код.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Разбогатела я, выйдя из банка,
Выдали ломаный там мне медяк
И подсказали, что, мол, россиянка,
Грош этот не для похода в кабак:
Эта монета с особенным свойством.
Если найдёте полоску на нём,
Трите! Однако слегка, без геройства,
А руководствуясь женским чутьём
Тру я теперь по утрам и в обеды,
По вечерам, а порой и в ночи.
Я терпелива, я не привереда.
Не выдаётся пин-код, хоть кричи.
Может, мне ложную дали монету?
Я на деньге полосы не нашла:
Аверс и реверс похожего цвета,
Чувствую, скоро натру добела.
Серого нет Я пойду прогуляться.
Может, вложиться монетой в обед?
По дорогим ресторанам пошляться?
Ба! Там уже мой банкир-мироед.
Я увидала его чрез окошко.
С другом-чиновником в глотку пихал
То ли гуся, то ль куриную ножку
Жирной рукой (но не мне) помахал.
Впрочем, меня в ресторан не впустили,
Стоило только швейцару взглянуть
На медячок Тут таких не кормили.
Да и банкир мой успел ускользнуть.
Боже, какая вокруг красотища!
Птички летают и песни поют.
Пёсики бегают, дворники рыщут,
И заодно и асфальты скребут.
Город с пин-кодом и не отвертеться.
Город-инфекция. Город-налёт.
Стоит, не жмурясь, вокруг оглядеться,
Прёт отовсюду, маячит пин-код.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
О траве и о детях
я над землею
на самом высоком
живу на каком-то
самом последнем
выше лишь балки
чердачных подпорок
пусть маломерка
пускай без балкона
но все-таки небо
темное темное
ночью такое
что хочется плакать
хочется думать
о чем-то простом
о траве и о детях
что еще делать
когда проживаешь
на самом последнем
ВЛАДИМИР БУЕВ
Тоже о траве и о детях
время однако
пришло реноваций
сносить будут много
очень надеюсь
что новую хату
смогу получить я
мне надоело
смотреть прямо в небо
и жить без балкона
крохотна комната
негде поставить
кроватку с коляской
хочется деток
приходится думать
о травах однако
что ещё делать
когда реноваций
тебе не дождаться
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Это муж мой, он тысячу лет
меня лямкой жалеет,
надевает железный браслет
и ведёт к батарее,
это снова какой-нибудь он
восседает на муле,
он устал, он ведёт легион
электрических стульев
бородач, воскрешённый старик,
басурман горбоносый,
я жена твоя, вот мой парик,
оторви мои косы
это сон о прохладе ручья
тишину обнажает,
потому что я ночью ничья
ни своя, ни чужая.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Дома у нас домостроя гнёт.
Впрочем, бывает хуже.
Муж мой садист, меня вечно бьёт.
Я всегда безоружна.
Вдруг в батарею лицом уткнёт,
вилку в розетку включит:
ток электрический сунет в рот.