Влюбленные женщины - Бернацкая Валерия Ивановна

Дэвид Герберт Лоуренс

Влюбленные женщины

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава первая. Сестры

Однажды утром Урсула и Гудрун Брэнгуэн сидели в эркере у окна родительского дома в Бельдовере, работали и болтали. Урсула вышивала, покрывая  стежок за стежком  яркий узор, Гудрун рисовала, держа картон на коленях. Они часто замолкали, возобновляя разговор, только когда кому-то из них хотелось поделиться с другой пришедшей в голову мыслью.

 Урсула, ты действительно не хочешь замуж?  спросила сестру Гудрун.

Урсула отложила рукоделье и подняла голову. Ее лицо было спокойным и сосредоточенным.

 Не знаю,  ответила она.  Все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь.

Такой ответ слегка ошарашил Гудрун. Некоторое время она недоуменно смотрела на сестру.

 Мне кажется,  проговорила она не без иронии,  обычно под этим подразумевают вполне определенную вещь. И разве ты не считаешь, что тогда,  тут ее лицо несколько омрачилось,  ты будешь в лучшем положении, чем сейчас?

Тень пробежала по лицу Урсулы.

 Возможно,  ответила она,  хотя не уверена.

Гудрун опять помолчала, ощущая некоторое раздражение. Ей хотелось определенности.

 Значит, ты не думаешь, что каждой женщине нужен опыт замужества?  спросила она.

 По-твоему, замужество  такой уж ценный опыт?  задала встречный вопрос Урсула.

 В каком-то смысле брак  всегда опыт,  уверенно отозвалась Гудрун.  Пусть даже отрицательный.

 Совсем не обязательно,  возразила Урсула.  Скорее уж его конец.

Гудрун застыла на месте, внимательно обдумывая слова сестры.

 Да, тут есть над чем подумать,  сказала она. Разговор исчерпал себя. Гудрун почти сердито взяла в руки ластик и принялась стирать что-то в рисунке. Урсула сосредоточенно вышивала.

 Ты отказалась бы от хорошей партии?  спросила Гудрун.

 Уже от нескольких отказалась,  ответила Урсула.

 Вот как!  Гудрун густо покраснела.  И среди них был кто-нибудь стоящий?

 Был один чудесный человек, доход  тысяча в год. Он мне ужасно нравился,  сказала Урсула.

 Что ты говоришь! И у тебя не возникло искушения?

 Только чисто абстрактное,  ответила Урсула.  Когда доходит до дела, искушения как не бывало  да будь оно, я бы пулей выскочила замуж. Напротив, возникло искушение не выходить!

Лица сестер неожиданно озарились лукавством.

 Разве не удивительно,  воскликнула Гудрун,  что это искушение очень сильное?  Сестры рассмеялись, глядя друг на друга, но в глубине их душ гнездился страх.

Последовало долгое молчание, во время которого Урсула усердно вышивала, а Гудрун работала над рисунком. Сестры были уже взрослыми: Урсуле исполнилось 26, Гудрун  25, однако у обеих был тот особый девический облик, который присущ современным девушкам  скорее сестрам Артемиды, чем Гебы. Гудрун была наделена исключительной красотой, спокойной, безмятежной: нежная кожа, плавные изгибы тела. На ней было темно-синее шелковое платье, отделанное у шеи и на рукавах синим и зеленым кружевом, и чулки изумрудного цвета. Ее самоуверенный и недоверчивый вид резко контрастировал с обликом сестры, излучающим трепетную надежду. Обыватели, которых пугало исключительное хладнокровие Гудрун, отсутствие всяческой манерности, говорили о ней: модная штучка. Она недавно вернулась из Лондона, где провела несколько лет  училась в художественной школе и вращалась в артистических кругах.

 Я жду появления мужчины в своей жизни,  сказала Гудрун; она прикусила нижнюю губу, состроив при этом странную гримасу  лукавая усмешка с примесью страдания. Урсуле стало не по себе.

 Так ты вернулась в надежде найти его здесь?  рассмеялась она.

 Нет, конечно. Никаких поисков. Я и пальцем не пошевельну,  отрезала Гудрун.  Но если на моем пути встретится некий в высшей степени привлекательный индивидуум, и к тому же хорошо обеспеченный, ну, тогда  Иронически оборвав фразу, она бросила на Урсулу испытующий взгляд, как бы проверяя ее реакцию.  Тебе не становится скучно?  спросила она сестру.  Неужели ты не замечаешь, что твои планы не претворяются в жизнь? Ничего не осуществляется! Все гибнет в зародыше.

 Что гибнет в зародыше?  спросила Урсула.

 Да все, ты сама, и все вокруг.

Воцарилось молчание, во время которого перед каждой из сестер смутно замаячила ее судьба.

 Это пугает,  согласилась Урсула. Опять последовала пауза.  И ты надеешься изменить жизнь всего лишь с помощью замужества?

 Похоже, это неизбежный очередной шаг,  ответила Гудрун.

Урсула обдумывала ее слова с горьким чувством. Она вот уже несколько лет работала учительницей в средней школе Уилли-Грин.

 Понимаю,  сказала она.  Если размышлять абстрактно, так может показаться. Но только представь себе, представь любого мужчину из тех, кого ты знаешь, и вообрази, что он будет каждый вечер приходить домой, говорить «привет» и целовать тебя

Возникла неловкая пауза.

 Да,  проговорила Гудрун сдавленным голосом.  Это невыносимо. Ни с одним мужчиной такого не выдержишь.

 Конечно, есть еще дети  прибавила с сомнением в голосе Урсула.

Лицо Гудрун ожесточилось.

 Ты действительно хочешь иметь детей, Урсула?  холодно спросила она.

Урсула изумленно и озадаченно взглянула на сестру.

 От этого не уйти,  ответила она.

 Но ты сама этого хочешь?  настаивала Гудрун.  Лично меня мысль о детях вовсе не греет.

Лицо Гудрун, лишенное всякого выражения, казалось маской. Урсула нахмурила брови.

 Возможно, это не подлинное желание,  неуверенно произнесла она.  Возможно, оно только на поверхности, а в глубине души его нет.

Гудрун посуровела. Ей не хотелось углубляться в эту проблему.

 Когда подумаешь о чужих детях  продолжила Урсула.

Гудрун взглянула на сестру  почти враждебно.

 Вот именно,  сказала она, чтобы закрыть тему.

Сестры продолжали работать в полном молчании.

В Урсуле ощущалось постоянное внутреннее горение  она обуздывала его и подавляла. Урсула давно жила самостоятельно, сама по себе, работала изо дня в день и много размышляла, стараясь быть хозяйкой своей жизни, осмыслить происходящее. Она не жила полной жизнью, но подспудно, втайне, что-то назревало. Если б только удалось разорвать последнюю оболочку! Она старалась вырваться наружу, как ребенок из материнского чрева, но ей это не удавалось  пока. Однако у Урсулы было странное предвидение, предчувствие того, что с ней случится нечто необыкновенное.

Она отложила рукоделье и посмотрела на сестру, которую считала красавицей, абсолютной красавицей; она любовалась ее нежной бархатистой кожей, сочностью красок, изяществом линий. В манерах Гудрун была неподражаемая игривость, пикантная ироничность в сочетании со сдержанностью, почти с равнодушием. Урсула восхищалась ею от всей души.

 Почему ты вернулась домой, Рун?  спросила она. Гудрун чувствовала ее восхищение. Она откинулась на стуле и посмотрела на Урсулу из-под длинных, красиво изогнутых ресниц.

 Почему я вернулась, Урсула?  повторила она.  Я тысячу раз задавала себе этот вопрос.

 Так ты не знаешь?

 Думаю, знаю. Похоже, мое возвращение домой было просто reculer pour mieux sauter[1].

И она посмотрела на Урсулу значительным взглядом посвященного человека.

 Понимаю,  воскликнула Урсула, пораженная и сбитая с толку; было видно, что на самом деле она мало чего понимает.  Прыгнуть  но куда?

 Не важно,  ответила с царственным величием Гудрун.  Если прыгаешь, то где-нибудь обязательно приземлишься.

 Но разве это не рискованно?  спросила Урсула.

На лице Гудрун заиграла ироническая усмешка.

 Ах,  произнесла она со смехом.  Это всего лишь слова!  И Гудрун вновь оборвала разговор. Однако Урсула продолжала размышлять.

 А как тебе в родном доме?  задала она новый вопрос.

Прежде чем ответить, Гудрун некоторое время молчала. Затем спокойным и уверенным голосом произнесла: