Между тем, наповал сражённый красотой Розалинды и Лусинды, я совершенно забыл про правила хорошего тона и не представился их спутнику. Пришлось срочно исправлять эту оплошность:
Я Рыжик, очень рад нашему знакомству! обратился я к чёрно-белому коту, но тот сидел, обратив мечтательный взор в небо, и явно витал в каких-то иных сферах.
Никифор! гаркнул на него Мурзик.
А! встрепенулся рассеянный Никифор. Я что-то пропустил?
Это Рыжик, про которого мы тебе рассказывали! Помнишь?
А-а-а! Да-да-да! Как же, как же! Наслышан, давно мечтал! несвязно воскликнул Никифор. А я тут, понимаете ли, задумался, придумывая рифму к именам Розалинда и Лусинда. Хочу сочинить поэму про наших прекрасных кошечек.
Я снова утратил дар речи. Такое количество интересных личностей за столь короткий промежуток времени мне ещё встречать не доводилось!
Никифор у нас знаток и собиратель местного фольклора, а также лирик и поэт, горделиво пояснил Мурзик, всем своим видом давая понять, что они тут в Смородинке тоже не лыком шиты.
Никифор, слушая дифирамбы в свой адрес, скромничал и выводил передней лапкой некие фигуры на земле. Неожиданно он округлил глаза и закричал во весь голос:
Нашёл! Нашёл!
Что ты нашёл? не понял Барсик. Все мы тоже пребывали в полном недоумении.
Рифму нашёл! взволнованно воскликнул Никифор. Вот, слушайте! Он приосанился, устремил взгляд в небо и начал:
После этих слов наш поэт бросился бежать по направлению к своему дому, крикнув нам на ходу, что отправляется сочинять поэму дальше, пока вдохновение не покинуло его.
А кто такие, эти самые гиацинты? тихо спросил Мурзик, тоскливо глядя вслед убегающему Никифору.
Это совершенно прелестные, изумительные цветы, ответила Лусинда и в восхищении покачала головой. Даже не знала, что Никифор такой ценитель прекрасного!
***
Так началось моё второе лето в Смородинке. Поначалу сельская жизнь протекала безмятежно и неторопливо. Всё моё окружение было довольно и бесконечно счастливо, включая и бабушку Варвару, которая всё свободное время с воодушевлением занималась своими цветниками. Она то и дело перекапывала землю, вносила удобрения, что-то пересаживала с одной клумбы на другую, поливала, опрыскивала, пропалывала сорняки. Глядя на неё, я удивлялся, как бедные цветы способны переносить такую лавину человеческого энтузиазма. Вероятно, несмотря на свою внешнюю хрупкость, на самом деле они обладают недюжинной стойкостью к различным превратностям судьбы.
Глава 2. Куда пропал кот Никифор?
Но однажды размеренный ритм сельской идиллии был нарушен. В один погожий день, встревоженные не на шутку, коты Мурзик и Барсик позвали меня навестить нашего друга Никифора. Он уже несколько дней не показывался на глаза и не декламировал новых отрывков из поэмы про Розалинду и Лусинду. Сначала нам с друзьями это не показалось чем-то из ряда вон выходящим, но постепенно тревога за товарища начала овладевать нашими умами.
Дом Никифора стоял на деревенской окраине, за которой далеко тянулись плодородные поля с защитными лесными островками. Хозяин дома был человек основательный и обнёс весь периметр своего подсобного хозяйства высоким металлическим забором.
К Никифору просто так не проберёшься, посетовал Барсик. Понаставили тут заборов, не перепрыгнешь! А ворота, так вообще, будто бы для средневековой крепости строились.
Ворота, действительно, производили впечатление. Огромные, они начинались у самой земли и величественно устремлялись вверх метра на три или даже три с половиной. По верхнему краю ворот были часто понатыканы остроконечные зубцы на случай, если какому-нибудь отчаянному злоумышленнику взбрела бы в голову идея штурмовать неприступное ограждение.
Эти острые пики, наверняка, отбивали у потенциальных воришек всякое желание посягать на чужую собственность. Мы с друзьями вариант с воротами даже не рассматривали, и решили поискать другие, доступные для нас пути проникновения во двор. Обойдя весь периметр, мы ещё раз убедились в предусмотрительности хозяина дома. Он тщательно загерметизировал все подступы внутрь, установив под металлическим забором сплошной фундамент из красного кирпича.
Здесь даже мышь не просочится, подвёл неутешительный итог Мурзик. Придётся подавать звуковые сигналы. Надеюсь, Никифор их услышит в своей неприступной крепости.
Мы уселись полукругом напротив ворот, как трио музыкантов. Первым свою партию исполнял Барсик. Он издал длинный протяжный клич, задействовав на полную мощь верхний регистр своего голоса. Мы с Мурзиком дружно подхватили истошный вопль солиста и придали ему ещё больше силы и звучания. Мы старались, как могли, но Никифора так и не дозвались. Вместо него на балконе второго этажа показалась строгая женщина и прикрикнула на нас:
А ну-ка, брысь отсюда! Устроили тут Оперный театр! Исполняйте свои арии где-нибудь в другом месте!
***
Мы поспешили скрыться из поля зрения Никифоровой хозяйки и забежали за угол высокого забора. Тут я заметил, что неподалёку от нас росла одинокая берёзка, со ствола которой вполне можно было перепрыгнуть внутрь двора, на крышу постройки, примыкавшей к забору. Я поделился с друзьями своими соображениями, и уже через минуту мы вскарабкались вверх по берёзке и, никем не замеченные, достигли своей цели.
Сначала, давайте, осмотримся, негромко проговорил Барсик и пополз к самому краю крыши. Мы с Мурзиком последовали за ним.
Оказалось, что под нами находился курятник. Все насесты в нём были пусты, потому что куры в это время дружно гуляли во дворе.
Сейчас спускаться небезопасно, тихо, но отчётливо произнёс Мурзик. Куры переполох поднимут, шуму на всю деревню будет. Надо подождать, когда вернутся на насесты.
Пока мы терпеливо ждали на крыше курятника, сторожевой пёс Боцман спокойно лежал у ворот и охранял территорию. И ничего бы не потревожило сонного охранника, если бы две любопытные курочки не обратили на него внимания. Сначала они прохаживались возле Боцмана и тревожно вытягивали свои шеи в его направлении. А потом и вовсе начали громко кудахтать.