Мыслеобразы Комдива по поводу мелодрам
Всё написано складно. Следует отметить «Самолётчика» за тенденциозность к репрессиям двадцатых годов и Соловкам, опытам по замораживанию, которые и стали фантастическим продолжением жизни размороженного уже в 1990-е годы. Вместе с тем, фантастика автора мелодрамы, которой была присуждена литературная премия, категорически отличалась от фантастики «Аэлиты» Толстого (может быть потому, что Толстой граф, а автор «Самолётчика» филолог?). Можно отметить также (на что обратили внимание все в клубе и издательстве) отсутствие описаний природы, как у Пришвина в «Кладовой солнца» или приблизительно таких же в романе Камю «Чума». Вообще не нравилось это разнотравье, потому обычно пропускаю чтением такие места, кстати, читал через строчку и повторяющиеся, как похороны генсеков, описания чумы, жизни и смертей города Оранжа в романе Камю. Проникнувшись обилием интервью писательницы второй мелодрамы, решил обратиться к ней письменно. И что удивительно, она ответила (несмотря на свою загруженность редактированием мужского журнала). Переписка получилась краткой, как сестра таланта, сутью её оказался вопрос (хотя Чиа Дао ду предупреждал: «Если не хотите, чтобы вас обманули, не задавайте вопросов»). Об этом катаклизме с реакцией писательницы и первом соитии балерины, рассказано в Сцене «Эссе».
Отступление в историю
Василь Иваныч как-то откопал буквально, по его чистосердечному признанию нечто. Бульдозерами освобождали от частных домов на слом территорию под строительство очередного торгово-развлекательного центра «Де-Жанейро», хотя город был уже заставлен такими «Бразилиями», где много, много обезьян. В обеденный перерыв, задумчиво бродя по результатам своей геростратовской деятельности и жуя бутерброды размером с буханку, Комдив споткнулся обо что-то. Остановился, пнул сапогом. Это оказался коричневый ящичек с замком-защёлкой, как будто из стула мастера Брамса, напомнив бессмертное произведение Ильфа и Петрова. Заинтересовавшись, Комдив присел и вытащил «Брамса» из-под обломков прошлой жизни. Ящик местами был изъеден мышами и временем надо полагать, пребывая на чердаке одного из разрушенных домов, переходя вместе с домом от одних хозяев к другим. Комдив тут же определил, что ящик не пустой там что-то погромыхивало, он стёр рукавицей слой мусора и пыли с крышки и, чихнув, открыл. Внутри в замшевом чёрном мешочке не оказалось бриллиантов (прошу пардону у тех, кто их ожидал), там был диск, переливающийся на солнце всеми цветами радуги. Как это ни противоречило железному лозунгу на бульдозере, Комдив был любопытным завсегдатаем книжных развалов, и шкафы его большой домашней библиотеки ломились не только от технической литературы, но и беллетристики, в т.ч. классики отечественной и зарубежной. Вернувшись с находкой к своему кормильцу, заинтригованный, он осторожно своими «клешнями» вложил ящичек в полиэтиленовый пакет от тормозка и аккуратно опустил в карман чехла позади спинки сиденья. Едва дождавшись конца светового дня, Василий бегом поставил бульдозер под навес строительной площадки, забрал пакет, свистнул охране, втиснулся кое-как в свою неубиваемую «копейку» и, с вожделением поглядывая на пакет на соседнем сиденье, помчался домой, не заезжая в гараж. Подъехав в сумерках к дому и оставив машину во дворе, он поднялся к себе, положил свёрток на кухонный диван, а сам полез в душ. Покончив со смыванием пыли и пота, достал из пакета ящик, оттуда мешочек, из него диск, протёр осторожно салфеткой и оставил пока, прислонив к ящику. Потом перекусил яичницей на помидорах с колбасой, запивая приготовленным заранее согласно телепрограмме к футбольному матчу (хоккей он не смотрел, т.к. не успевал взглядом за маленькой шайбой), попил чайку и одновременно, дрожащими от волнения пальцами громадной пятерни с трудовыми мозолями, кое-как вставил диск в дисковод своего ноутбука. Уже беглое знакомство с содержанием задержало не только его внимание, но, пожалуй, остановило бы и его бульдозер, несмотря на железный лозунг. Комдив отказался от соответствующего пива, лицезрения по телевидению, как «22 бугая» катают по полю один мяч, и озадаченно приступил к подробному чтению. Текст на диске сохранился, несмотря на мышиное варварство и происки времени. Василий читал до первых петухов, увлекаясь и удивляясь. Иногда всё-таки прикладывался из-за пересыхающей гортани к баклажке с пивом. Чуть не опоздал на работу. Учитывая содержание прочитанного, пытался было поискать возможных хозяев найденного «клада», но, как говорится, «иных уж нет, а те далече». Дело печальное и обычное: старшие поумирали (может они и были теми хозяевами или даже авторами текста на диске), а молодёжь поразъехалась домик был забыт, как старый слуга Фирс в «Вишневым саде», а о ящике, может быть, «наследники» и не подозревали. Вспомнив, Василь Иваныч, зайдя по-соседски к Закруткину, предложил предать гласности случайность, как в своё время Максим Максимыч в «Герое нашего времени». Закруткин, приняв с интересом это «рационализаторское предложение», совместно с инициатором придумал название, изменили имена и некоторые ситуации, что-то удалили, кое-что добавили. Таким образом, вещь приобрела отдельную от оригинала не авторизованную самостоятельность. К слову сказать, название книги было обусловлено тем, что всё, созданное человечеством, а может быть и бог, является результатом сублимации под этим названием книжка и была опубликована впоследствии.
Сцена 1.3. Клеопатра Львовна Шумская и Суламифь
Пути Господни неисповедимы.
(Библия. Посл. к Рим. 11:33)
Комментарий к образу:
Шумская «дама, приятная во всех отношениях», несколько старше тургеневского возраста (Чиа Дао ду говорил, что возраст женщины можно определить по длине каблука её туфель увидим в Сцене «Фарфоровая чашечка»), шатенка с серыми внимательными глазами вовремя, как говорят специалисты, защитила диссертацию в 28 лет, знала несколько языков разумеется, кроме русского, побывала за границей и замужем, работала редактором в издательстве «Вешние воды», курировала «Сермяжную правду», читала лекции в местном университете «преподдавала», как шутили весёлые студенты, была хороша лицом и стройна телом, продуманно одевалась и чувствовала на себе внимание не только ректора университета. В тоже время, это современный образ Веры из «Героя нашего времени», за которой мчался, загнав коня, Печорин, как за недостижимой и замечательной мечтой. А в русских сказках Шумская Елена Прекрасная и Елена Премудрая «в одном флаконе», у неё один, пожалуй, недостаток она не мужчина, и потому имеет особенности, присущие дочерям Евы это и замечательно. Как показало время, которое никого не лечит (по мнению Чиа Дао ду), в просвещённой и независимой Клеопатре стала накапливаться «критическая масса» тёплого отношения к Комдиву, даже отчасти к его профессиональному «парфюму», на который клюнет и столичная гостья (об этом в Сцене «Делегация столицы»).
Как-то Шумская задержалась в издательстве, когда другие работники уже ушли. Внизу ещё работало кафе и занял место у входа ночной дежурный. Шумская закрывала дверь кабинета, и здесь же, как рояль в кустах, оказался Василь Иваныч. Он молча зажал Клеопатру в угол, крепко обнял, что она не смогла свободно вдохнуть и поцеловал. Кто-то опять скажет: это цинично и натуралистично. Ну что же делать бывает, Комдив даже написал с Закруткиным рассказ по мотивам. А Шумская инстинктивно выпалила, как того велит традиция.