РАТ. Обещания всегда ошибка. Но я сделаю все, что смогу. Ради тебя.
ХАННА. Это хорошо, папа. Я надеюсь, скоро ты воспрянешь духом.
(Обнимает РАТА, целует его, уходит в левую кулису).
РАТ. Лучше бы ты ей такого не говорила.
МАЙЯ. Что? Насчет того, что иногда тебя тянет на мясо? Думаю, она и так это знает.
РАТ. Насчет моего отца. И моих снов. Не следовало тебе говорить ей о моих снах.
МАЙЯ. Тогда тебе не следовало рассказывать о них мне.
РАТ. Это было давно, когда я был глуп и доверял тебе, полагая, что ты можешь что-то держать при себе.
МАЙЯ. Ты по глупости доверял мне, я по глупости доверяла тебе. Видишь, куда нас это привело? Твоя дочь взрослый человек и способна мыслить самостоятельно.
РАТ. Она ребенок.
МАЙЯ. Я была на три года моложе ее, когда ты лишил меня невинности. Но тогда тебя это особо не волновало, так?
РАТ. Ты никогда не была невинной.
МАЙЯ. Это история, которую ты любишь себе рассказывать?
РАТ. Она с кем-то встречается. С кем?
МАЙЯ. Ни с кем она не встречается.
РАТ. Когда она приходит домой, от нее пахнет табаком.
МАЙЯ. Значит, она курит. Это не конец света. Если бы она с кем-то встречалась, она бы мне сказала.
РАТ. Ты совершенно не тревожишься о своей дочери?
МАЙЯ. А ты когда-нибудь тревожился о ней? Мыслями ты всегда витаешь где-то далеко-далеко.
РАТ. Может, не стоило нам приезжать в Лондон.
МАЙЯ. А куда еще мы могли поехать? В Мюнхене тебя уже с трудом терпели. Это счастье, что Куинн нашел тебе здесь работу.
РАТ. Неужели?
МАЙЯ. Как тебя понимать? Ты сомневаешься в его мотивах? Он твой друг. Единственный друг, который остался у тебя во всем мире.
РАТ. Да.
КУИНН (сидя на скамье в парке у авансцены справа). Если искусство заменяет Бога, некоторые преимущества в этом есть, но не абсолютные ценности. Искусство заменяет абсолютное относительным. Это одновременно и освобождение, и смертный приговор.
МАЙЯ. Ханна тревожится о тебе. Я тоже тревожусь.
РАТ. Ты обо мне не тревожишься.
МАЙЯ. Думаешь, я уже не тревожусь о собственном муже?
РАТ. Тревожься о своей дочери.
МАЙЯ. У моей дочери все прекрасно.
РАТ. Вот и нет.
МАЙЯ. Если Ханна с кем-то встречается, что с того? Ты не сможешь навечно привязать ее к себе. Но тебя тревожит не это. Не это ест тебя поедом. (Пауза). Ты хочешь увидеться с ней?
РАТ. С кем?
МАЙЯ. Ты знаешь, о ком я говорю.
РАТ. Я понятия не имею, о ком ты говоришь.
МАЙЯ. Софи. Ты хочешь повидаться с Софи?
РАТ. С чего мне хотеть повидаться с Софи? Ты хочешь повидаться с Софи?
МАЙЯ. Вопрос не в том, чего я хочу.
РАТ. Чего ты хочешь всегда вопрос.
МАЙЯ. Ты думаешь о ней, так?
СОФИ (за столом на платформе слева). Обнаженная на кровати.
РАТ. Откуда тебе знать, о чем я думаю?
СОФИ. Или в ванне. Вода очень теплая.
МАЙЯ. Сейчас ты думаешь о ней.
РАТ. Сейчас я, разумеется, думаю о ней. Как я могу не думать о ней, если ты продолжаешь о ней говорить? Софи была всего лишь
МАЙЯ. Я знаю, кем была Софи.
РАТ. Чего ты от меня хочешь?
МАЙЯ. Я хочу тебе помочь.
РАТ. Почему ты хочешь мне помочь?
МАЙЯ. Ты совершенно меня не знаешь. Не имеешь ни малейшего представления, какая я.
РАТ. Забудь про Софи. Что-то не так с нашей дочерью. Почему ты этого не видишь?
МАЙЯ. Она тревожится о тебе. Вот что с ней не так.
РАТ. Нет, есть и что-то еще. Она изменилась.
МАЙЯ. Она выросла. Отсюда и перемены. Ты бы это видел, если бы обращал на нее внимание. Она жаждет твоего внимания.
РАТ. Не нравится мне это место. Слишком много тумана.
МАЙЯ. А чего ты ожидал? Это Лондон. Здесь туман.
РАТ. Просыпаясь утром, на мгновение я не могу вспомнить, в Мюнхене я, в Праге или где-то еще. Я чувствую, что, открыв калитку в стене, огораживающей сад, я выйду на улицу Алхимиков в Праге или на пристани Данцига, куда ребенком водил меня отец. Все эти большие города смешались у меня в голове в географию ада.
КУИНН. Город жестокой ночи[1].
МАЙЯ. Я уверена, ты сходишь с ума.
РАТ. Наконец-то.
(Пауза).
МАЙЯ. Так мне пойти и повидаться с Софи?
РАТ. Ради Бога, оставь ее в покое.
МАЙЯ. Но тебе действительно нужно к ней заглянуть. В свое время она была очень дружна с нашей семьей, ты помнишь?
РАТ. Майя, я серьезно, оставь бедную девушку в покое.
МАЙЯ. Жаль только, что тебе никогда не хватало ума следовать собственному совету.
СОФИ. Я пишу допоздна, в маленьком круге света, окруженного темнотой.
КУИНН. Без темноты как нам понять свет? Если мир пьеса, в нем должно быть зло или не будет добра, борьбы, действия. Если есть время, должно быть зло. И появилось оно, когда часы начали свой бег.
СОФИ. Проснулась я голой, и ты смотрел на меня.
3
(МАЙЯ идет к дивану, смотрит вверх на СОФИ, которая встает из-за стола и спускается на левой лестнице. Они в лондонской квартире СОФИ, 1932 г.)
МАЙЯ. Хорошо выглядишь.
СОФИ. Ты тоже.
МАЙЯ. Похоже, ты удивлена моим приходом.
СОФИ. Да, я тебя не ждала.
МАЙЯ. А кого ты ждала?
СОФИ. Никого.
МАЙЯ. Мне в это трудно поверить. В свое время мы были очень дружны, в Мюнхене. Надеюсь, ты не забыла.
СОФИ. Я помню.
МАЙЯ. Я часто приглашала тебя в свой дом. Ты практически была членом семьи.
СОФИ. Ты относилась ко мне по-доброму.
МАЙЯ. Не собираешься что-нибудь мне предложить?
СОФИ. Вообще-то я как раз собиралась
МАЙЯ. Да, я знаю, ты теперь такая занятая. Многого достигла. Я, во всяком случае, так слышала.
СОФИ. Майя, мне приятно тебя видеть, действительно приятно, но этим утром я ограничена во времени, поэтому, может, мы
МАЙЯ. Мне нужно поговорить с тобой.
СОФИ. И я с удовольствием поговорю с тобой, просто сейчас
МАЙЯ. Ты не хочешь спросить, как мой муж?
СОФИ. Да, конечно, просто, я хочу сказать, Джим Куинн говорил мне
МАЙЯ. И что он тебе говорил?
СОФИ. Что вы благополучно прибыли в Лондон и устраиваетесь на новом месте. Как Ханна?
МАЙЯ. Ханна выросла. Стала красавицей.
СОФИ. Я всегда любила Ханну.
МАЙЯ. И она любила тебя. Мы все любили.
(Пауза).
СОФИ. Послушай, в десять у меня встреча с издателем. Потом деловой ланч. Но если ты хочешь поговорить, я уверена
МАЙЯ. Мне это нелегко, знаешь ли. Разумеется, у меня и в мыслях не было, что тебе хочется облегчить мне жизнь.
СОФИ. У тебя Что-то не так?
МАЙЯ. Что-то не так, да. Мне нужна твоя помощь. Точнее, моему мужу нужна твоя помощь. Я знаю, как близки вы были в Мюнхене.
СОФИ. Он был превосходным учителем и хорошим другом.
МАЙЯ. Да. Не составляло труда заметить, какой ты была дружелюбной.
РАТ. Разум рушится. Тени в моей голове, девушки шепчутся среди паутины и опавших листьев.
СОФИ. Майя, чего ты хочешь? Просто скажи мне, чего ты хочешь.
МАЙЯ. Я хочу, чтобы ты пришла и повидалась с ним.
СОФИ. Разумеется, я удовольствием загляну к вам как-нибудь, повидаюсь с Ханной.
МАЙЯ. Не с Ханной. С моим мужем. Я хочу, чтобы ты пришла и повидалась с моим мужем. Думаю, это ему поможет.
СОФИ. Поможет чем? Что с ним не так?
РАТ. В этом месте слишком много сов. Скажи мне, кто поступил с тобой несправедливо?
МАЙЯ. Он нездоров.
СОФИ. Болен?
МАЙЯ. Не физически. Во всяком случае, я так думаю.
СОФИ. Тогда что с ним? Ты говоришь, что он сходит с ума?
РАТ. Дежавю иногда воспоминание сна.
МАЙЯ. Не знаю. Он ведет себя так странно. Разумеется, он всегда был немного странным, будь уверена, но сейчас все гораздо хуже. Он сидит в своем кабинете и часами слушает Баха, глядя в огонь. И пишет в дневнике такое, что вызывает у меня серьезные опасения.
СОФИ. Он разрешает тебе читать его дневник?
МАЙЯ. Время от времени я его читаю.
СОФИ. С его разрешения?
МАЙЯ. Я заглядываю в дневник, когда он уходит. Сидит в саду и смотрит в стену. Я понятия не имею, о чем он думает.
РАТ. Это в Праге у нас было тутовое дерево? В Данциге была яблоня. Мой отец предупреждал, не ешь эти яблоки, в них полно червей. Черви в глазах старика.
СОФИ. Значит, ты прокрадывалась в его кабинет, тайком читала его дневник, а в прошлом он полагал такое тяжким преступлением, и пришла к выводу, основываясь на результатах этих подглядываний, что ему нужно, чтобы я пришла и повидалась с ним?
МАЙЯ. Я боюсь за него.
СОФИ. Боишься?
МАЙЯ. Я боюсь за его психику. Иногда и за жизнь.