Евгений Петров
Череп Саймона
1
Маленькая, размером с крохотную форточку, дверца в стене откинулась вниз, явив своей внутренней стороной потертый готический текст.
В углублении показался он мумифицированный, с остатками усохшей, коричневато-красноватой кожи, огромными глазницами, зияющими дырами от зубов, оголенными в зловещем оскале истории, одинокий череп на маленьком постаменте; из темной ниши улыбающийся двум собеседникам. Один из которых самодовольно изучал реакцию обескураженного соседа, одновременно всем своим видом вопрошая: «ну что я вам говорил?!».
Поразительно! воскликнул Второй, максимально приблизившись к черепу. Это невероятно! Голова Саймона Садбери
Голова Саймона Садбери. ответил снисходительно Первый.
Неужели это Он?!
Он. Первый был безапелляционен. Желая еще больше взбудоражить Второго, Первый добавил: Вот посмотрите, сохранились даже куски плоти на его лице и даже хрящи. Поэтому правильнее называть именно голова, а не череп. Последнее прозвучало гордо.
Но как?! лицо Второго, непроизвольно приняло выражение ребенка в цирке.
Первый, снисходительно улыбаясь, уже мягче, будто мудрец, единственный распознавший замыслы бытия, ответил:
Когда голову отделили от туловища (по легенде не без труда), ее сразу же поместили на пику, которую в свою очередь, водрузили на Лондонском мосту. Где голова пробыла какое-то время, радуя горожан, (ведь не каждый день казнят лорда-канцлера) а лето было жаркое в прямом и переносном смысле. И превратилась в мумию.
Невероятно. Я не верю своим глазам. Можно мне взять голову в руки?
Нет. Этого делать нельзя. Первый пытался быть вежливым. Но я могу рассказать о ней.
Сделайте милость. Второй теперь стал ребенком, в магазине игрушек, которому не позволили взять что-нибудь с витрины.
Я в свое время рассмотрел голову с той, обратной стороны. Изучил, так сказать. Так вот на затылке остались зазубрины, по легенде Саймону Садбери отрубили голову лишь с седьмого раза. Первый рассказывал об этом с такой милой улыбкой, что у Второго не оставалось повода обижаться на его отказ. Но перед этим, восставшие крестьяне, захватив Тауэр, схватили Саймона Садбери. Он был настолько непопулярен, что стража беспрепятственно пропустила толпу. Садбери приволокли на Тауэрский холм и обезглавили, а тело сожгли в Кентерберийском соборе (где он был архиепископом). А голову водрузили на пику. Через некоторое время земляки Саймона Садбери заботливо сняли голову с пики. С тех пор она и хранится у нас уже более шести веков.
Невероятно. Второй был действительно поражен. Шутка ли ценнейшая реликвия голова бывшего лорда-канцлера и одновременно архиепископа Кентерберийского, влиятельнейшего вельможи того времени, водрузившего корону на другую юную голову короля Ричарда II, но, к сожалению, своему и к радости восставших под предводительством невежественного простолюдина Уота Тайлера, не удержавшего на плечах свою собственную. И в данный момент, эта многовековая голова, прожившая короткую, но яркую жизнь, смотрела на две говорящие головы пустыми мудрыми глазницами из темноты прошлого.
Человек Первый самодовольный рассказчик это худощавый шестидесятилетний небольшого роста мужчина, викарий-помощник местного епископа и по совместительству смотритель Собора Садбери. Человек Второй восторженный ребенок это профессор Историк из Оксфорда, задумавший снять для БиБиСи цикл исторических документальных фильмов.
Знаете, я вам открою секрет, Промолвил Смотритель и смутился. Историк понравился ему своим неподдельным преклоненным восторгом головой Саймона Садбери. Голос Смотрителя стал тише, он приблизился к Историку, огляделся по сторонам несмотря на то, что в маленькой комнате, больше походившей на келью монаха, их было всего трое (включая голову Саймона), и собор был закрыт и заговорщицки прошептал: Я по ночам разговариваю с Саймоном
Историк не то, чтобы не удивился, но внезапно ощутил жгучую болезненную зависть, о присутствии которой в себе он никогда не подозревал ранее.
Ну конечно! Что еще оставалось делать по ночам этому счастливцу, оставаясь наедине с такой ценнейшей исторической головой? Только разговаривать. Вкушать, прикасаться, своими недостойными мыслями к помыслам Истории, умиляясь, не отрывая взгляда от прекрасных пустых глазниц. Ждать. Ждать. Ждать, терпеливо, смиренно, ответов на свои вопросы. Делиться переживаниями, эпохами, страстями безумного человечества. Осуждать мирскую слабость и бессмысленность людских порывов. Быть выше всего земного, осознавая предопределение и иронию истории свыше.
Он перевел взгляд с головы Саймона на голову Смотрителя. И не стал скрывать своих чувств.
Если честно я вам завидую. В его голосе прозвучало тихое завистливое понимание гордости Смотрителя. Он с ревностью добавил. И, о чем же вы беседуете?
Учитывая наши духовные саны, у нас множество общих тем. Несмотря на то, что Саймон в те времена был католическим архиепископом. Смотритель поморщился.
И Саймон отвечает вам? в голосе Историка прозвучала хрупкая надежда.
Для человека верующего нет ничего невозможного. загадочно с улыбкой молвил Смотритель. Тот, кто верит, всегда находит ответы на свои вопросы.
С этим невозможно не согласиться. Историк внезапно осознал всю свою ничтожность перед образом общения Смотрителя с головой в стене.
Я рассказываю голове Саймона о том, что происходило с церковью и с историей, с момента его гибели до нашего времени. Тюдоры. Елизавета. Яков. Карлы. Гражданские войны и Протекторат. Образование Великобритании. Викторианская эпоха. Мировые войны. Битлз. Монти Пайтон. Бенни Хилл. Сериал Шерлок. Брекзит.
И что на все это отвечает Саймон?
Знаете, в его ответах не так все однозначно. Смотритель стал вдумчив. Заметно, что ответы головы сильно смущают его и приводят даже в замешательство.
Умоляю, господин Смотритель не томите. Историк физически изнывал от любопытства и молитвенно сложил руки.
Смотритель, отойдя в сторону, склонился к небольшому рабочему столу, из-под которого выглядывала неумело или небрежно скрытая массивная рукоять средневекового меча, и достал небольшую тетрадь в кожаном переплете.
Вот! торжественно и в то же время с облегчением воскликнул он, ибо долгое время томился своей тайной. Это, мягко говоря, не совсем обычные ответы. Я предполагал, что дело в языке, которым излагали мысли в то время. А это знаете ли раннее средневековье. До рождения Шекспира оставалось почти двести лет. Однако уже тогда Чосер творил свои жалкие непристойности. Прошу вас, располагайтесь. Смотритель рукой указал на стул напротив, а сам сел за столом. Предугадывая нетерпеливое желание Историка взять тетрадь в свои руки и прочитать таинственные записи, Смотритель торопливо пододвинул тетрадь ближе к себе, обхватив руками и смущаясь вкрадчиво произнес: С вашего позволения я зачитаю на мой взгляд самое важное и неоднозначное.
2
Ответы головы Саймона Садбери Архиепископа Кентерберийского
записи сделаны викарием собора святого Григория преподобным Джоном Бишопом
Находясь в здравом уме и твердой памяти я Джон Бишоп, делаю эти неоднозначные записи беседы своей, с головой Саймона Садбери, заботливо хранимой мной в соборе святого Григория и повествую дословно лишь о доподлинно виденном и слышанном, без упования проницать сокрытый смысл событий и дабы лишь сохранились записи мои, сделанные по воле Господа, для грядущих в мир поколений, которые пусть творят молитву истолкования.