Непонимание сексуального возбуждения
Рано или поздно большинство моих пациентов заговаривают сексе. Они чувствуют разочарование, потому что хотят иметь больше, или вину, потому что хотят меньше. Они беспокоятся о состоятельности во время него или о чувстве близости после него. Они могут захотеть поэкспериментировать с большим количеством его разновидностей или устыдиться своего желания. Они могут чувствовать вину за то, что занимаются сексом с неправильными людьми например, не того пола, возраста или семейного положения или им скучно заниматься этим с правильными людьми. Они могут беспокоиться о том, что не достигнут оргазма или достигнут его слишком рано.
Тема секса возникает в психотерапии так часто потому, что связанные с ним удовольствия, одновременно, желанны и запрещены. Это конфликт, который затем приводит к психологическому расстройству, и потому, что секс так часто является средством, с помощью которого мы выражаем целый ряд других чувств и удовлетворяем множество других потребностей. С помощью секса мы устанавливаем или избегаем эмоциональных связей, утверждаем или подрываем наше чувство мужественности или женственности, а также облегчаем повседневные тревоги и напряженность. Часто сексуальное возбуждение или, что более распространено, его снижение является первым признаком проблем в отношениях, пресловутой канарейкой в угольной шахте[1]. Наши чувства по поводу того, как, где и почему возникает сексуальное возбуждение, часто являются окном в глубочайшие уровни нашей психики и глубочайшие источники наших страданий и удовольствий.
Но мы все ещё не понимаем этого. Если вы спросите людей, почему кого-то вроде моей пациентки Джен возбуждает грубое и бесчувственное сексуальное использование, некоторые пожмут плечами и предположат, что сексуальное возбуждение, как и любовь, по сути своей таинственно, неизмеримо, и эту тему лучше изучать художникам и поэтам, чем психотерапевтам. Другие сказали бы, что сексуальные предпочтения просто биологичны по своей природе гормоны создают желание. Некоторые люди, включая многих сексопатологов и исследователей, могут возразить, что сексуальные предпочтения усваиваются в детстве посредством подражания и ролевого моделирования. Джен, например, могла подвергаться насилию, когда была маленькой, и повторить этот паттерн в своей воображаемой жизни, став взрослой. Третьи, включая многих феминисток и социологов, указали бы на влияние гендерных конфликтов, сексуальных стереотипов и сексизма на формирование ролей, которые женщины и мужчины, как гетеросексуальные, так и гомосексуалисты, принимают в сексуальных отношениях.
Однако ни одна из этих теорий на самом деле не объясняет первопричину сексуального возбуждения. Те, кто думает, что это случайность человеческого сердца, конечно, полностью дискредитируют поиск причин, подразумевая, что, объясняя сексуальное возбуждение, мы лишаем его силы. Они считают, что попытки рационального объяснения несправедливы по отношению к присущей сексуальной страсти спонтанности и таинственности. Романтики ошибаются. Объяснение секса не избавит нас от этого, так же как понимание физических законов Вселенной не разрушит наше представление о прекрасном закате. Те, кто думает, что мы просто учимся получать сексуальную стимуляцию с помощью имитации, в конечном счете сталкиваются с трудностями, объясняя, как именно мы превращаем то, что видим, или то, что с нами делают, в такое непреодолимое сексуальное возбуждение. Можем ли мы действительно узнать о возбуждении, увидев его? Как может воспроизведение болезненного, жестокого обращения в детстве вызывать такое сильное удовольствие у взрослых? Точно так же те, кто объясняет сексуальные фантазии, ссылаясь на силу гендерных ролей и сексистских стереотипов, сталкиваются с трудностями объяснения того, как мы, по-видимому, превращаемся из пассивных жертв социального порядка в активных сексуальных агентов, которые получают сильное удовольствие от этих явно угнетающих социальных ролей.
Во всех этих объяснениях сексуального возбуждения отсутствует одно измерение глубокое понимание человеческой психологии. Ибо именно сила воображения разума преобразует наши биологические императивы в реальное переживание сексуального удовольствия. Если мы поймем работу ума, таинственные желания человеческого сердца внезапно станут более объяснимыми. Именно разум подсказывает сердцу, кого желать и как лучше всего исполнить это желание.
Причины, по которым жестокое обращение с детьми часто приводит к тому, что взрослые возбуждаются от сексуальных проявлений доминирования и подчинения, связаны не с простым подражательным обучением, а с глубокой психологической потребностью превратить беспомощность во власть. Загадочная взаимосвязь между жестоким обращением в детстве и сексуальным удовольствием взрослых немедленно разрешится, если мы поймем эту динамику. И ответ на вопрос о том, как патриархальные гендерные роли создают взрослых, которые получают интенсивное сексуальное удовлетворение от исполнения этих ролей в постели, кроется в сложных способах, которыми наш разум усваивает социальные ожидания и делает их нашими собственными. Сексуальная политика внедряется в наш мозг не путем осмоса (хим. перетекания через внутренние барьеры, разделы и границы) или принуждения. Вместо этого, изучение половых ролей проходит через самые примитивные области нашей психической жизни и опосредуется самыми интимными контактами с теми, кто за нами ухаживает. Секс начинается в уме, а затем перемещается вниз.
Понятно, почему многие люди могут скептически относиться к психологическим объяснениям сексуального возбуждения, ведь сексуальное возбуждение, в конце концов, ощущается биологически.
Это кажется естественным, спонтанным, почти как что-то, что происходит с нами, а не то, за создание чего мы несем ответственность. Сексуальное удовольствие, по-видимому, настолько глубоко укоренено в теле, настолько связано с приятной стимуляцией определённых частей тела, что любая идея о том, что всем заправляет наш разум, интуитивно кажется ошибочной. Когда нас возбуждает человек на улице, реклама, персонаж фильма или наш партнёр; или когда мы обнаруживаем, что это приятно, а это нет; или когда мы ловим себя на том, что думаем о каком-то определённом образе во время мастурбации, мы не осознаем, что чувствуем что-то психологически сложное. Это кажется простым случаем взаимодействия стимула и реакции. Мы не осознаем промежуточных этапов между сексуальным образом или поведением и переживанием возбуждения.
Однако, есть промежуточные шаги. Между стимулом и реакцией протекает сложный процесс. Сама вещь захватывающая картинка, история, позиция или поведение не возбуждает автоматически. Это возбуждает нас по какой-то причине, а причины относятся к области разума. В конце концов, одного человека может возбуждать определённая фотография или тип телосложения, в то время как другой находит это скучным. Ромео одного человека может быть Квазимодо другого. Один и тот же стимул, разная реакция. Мою пациентку Джен оттолкнула мягкость её партнёра. Её лучшей подруге требовалась мягкость. К самым эрогенным зонам нашего тела можно прикасаться без намека на возбуждение (вспомните свой последний медосмотр), в то время как малейшее прикосновение к мочке уха может доставлять огромное удовольствие. Возбуждение генерируется умом, который наделяет образы и ощущения именно тем значением, которое необходимо для получения удовольствия. Когда дело доходит до сексуального возбуждения, психология использует биологию, а не наоборот. Ключевой переменной всегда является уникальная психология человека, который отвечает. Только понимание этой психологии может объяснить большое разнообразие сексуальных предпочтений и фантазий, которыми наслаждаются люди, от извращённых до, так называемых, нормальных.