Отец и сын переглянулись. Ответить решил Женя.
Я бы знал, твердо произнес он.
Но ваша бабушка заявила о насилии с ее стороны. Гуров склонил голову набок.
Она не могла такого сказать, дернул головой Женя.
И тем не менее. Придумывать нам незачем.
Над ней никто не издевался, повысил голос Женя. Никто и никогда. Я с ней с рождения живу, она мне мать заменила. И когда Кэрри Карина появилась, то они сразу же поладили, с первой минуты знакомства. Бабушке Карина понравилась, она была не против того, чтобы мы все жили в одной квартире.
А давно вы с Кариной стали жить вместе?
Да скоро год уже.
И бабушка ни разу вам не рассказывала о том, что, например, они с Кариной что-то не поделили, поспорили? Может быть, вы пропустили мимо ушей? Забыли?
Да не было ничего такого! воскликнул Женя, но его слова прозвучали как-то неуверенно.
Жень, тише, попросил сына Петр Егорович и посмотрел на Гурова. Я подтверждаю его слова. Все так и есть. Все так, как он говорит. С мамой мы созваниваемся довольно часто, она от меня редко что скрывает. Рассказала бы и о конфликтах, но она никогда не поднимала эту тему. Да и я не могу представить, чтобы такая милая девушка, как Карина, могла сказать что-то поперек.
Иногда люди молчат о чем-то очень долго, произнес Гуров. Они запуганы, им угрожают. Не ваш случай?
Да о чем вы говорите?! вскочил на ноги Женя.
Сядь, сын, попросил Петр Егорович.
Но Женя уже ничего не слышал. Он вскочил на ноги и сделал шаг вперед.
Мы видели Карину, громко заявил он, нависая над Гуровым. Пришлось чуть ли не перешагивать через нее. Это у вас работа такая плевать на чувства людей? И бабушку в другой комнате держите зачем? Она старый человек, здоровье уже не то. Что вы там с ней делаете?
Гуров даже и не думал вставать со стула.
Возьмите себя в руки, Евгений, или мне придется пригласить коллег для того, чтобы вас проводили в отдел полиции, холодно произнес он. Полагаю, там разговор будет происходить в более спокойной обстановке.
Женя отступил, уперся руками в бедра и задрал лицо к потолку, шумно дыша через нос. Казалось, пытался справиться с яростью.
Я же могу закурить? спросил он наконец.
Можете, разрешил Гуров.
Женя подошел к окну, отворил створку. Вытащил из кармана электронную сигарету и глубоко затянулся. Выдохнул мощное белое облако, но его затянуло сквозняком обратно в комнату. Гуров почувствовал сильный химический запах ванили. Ароматом это никак нельзя было назвать.
Он обернулся. Солнце светило Жене в спину, и лица его не было видно. Но и того, что услышал и увидел Гуров, хватило для того, чтобы понять, что парень на серьезном взводе.
Сынок упавшим голосом пробормотал Петр Егорович.
Да помолчи ты, раздраженно перебил отца Женя. Сколько мы тут сидим? Чего ждем? Почему нас не пускают к ней? Почему вообще разрешили остаться в квартире, а не сказали, чтобы мы подождали на улице? А теперь все эти тупые вопросы, ответы на которые вам вообще не нужны. Зачем вам знать, во сколько проснулся отец и в каком часу заявился? И про мое алиби спросите. Только теперь что это даст? Так я вас обрадую: у меня алиби есть, о чем я очень жалею. Может быть, останься я этой ночью дома, то и не случилось бы ничего. Но вы же все уже поняли и решили, верно? Убийца в соседней комнате. Чего вы ждете? Заломили бабке руки за спину и увезли. Делов-то.
Дверь из соседней комнаты приоткрылась, на пороге появился Стас.
Лев Иванович? коротко обозначил он свою позицию.
Гуров едва заметно качнул головой. Стас ждал.
А, Лев Иванович? Скажете хоть что-нибудь? издевательским тоном спросил Женя.
Гуров поднялся со стула, сложил руки на груди.
Вы правы. Вам не следовало приходить в квартиру. Я поговорю со своими коллегами. А насчет тупых вопросов могу сказать одно: важную часть моей работы составляет сбор информации, которую я смогу раздобыть только в процессе допроса. Вы покурили?
Из-за спины Стаса показался хмурый Дроздов.
Я все, сообщил он и пошел в сторону выхода.
Домой?
Ну а куда еще? На Петровку.
Подождите, пока мы закончим, а потом запускайте экспертов, попросил Гуров. И разберитесь там. В коридоре.
Понял, бросил через плечо судмедэксперт.
Вы ее увезете сейчас? спросил Женя.
Гуров посмотрел на Дроздова. «Отвечай ты, читалось в его взгляде. Вы-то уезжаете, а мы остаемся». Дроздов в ответ неприязненно дернул нижней губой. В его служебные обязанности не входило общение с родственниками жертв преступлений. Он бы с удовольствием их вообще обходил стороной, чтобы не видеть. Вот чтобы никогда и ни одного.
Не будем терять времени, спас его Гуров и взглянул на Женю: Вы сказали, что ночевали у друга. Он как вообще, на звонки с неизвестных номеров отвечает?
Судмедэксперт неслышно прикрыл дверь. Петр Егорович и Женя растерянно посмотрели ему вслед, после чего Женя вернулся к отцу, сел на диван и, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Петр Егорович нарочито бодро потрепал его по колену. В его глазах блестели слезы.
«Отец переживает больше, чем сын? подметил Гуров. За кого или за что?»
Стас Крячко, все это время стоявший в другом конце комнаты, вернулся к Лигуновой.
Елизавета Ильинична, которой по паспорту было почти восемьдесят, совершенно не выглядела на свой настоящий возраст. Вот есть такие люди обоих полов, которые, достигнув определенного уровня физической слабости, в некотором роде замирают на этой точке. Некоторые достигают ее, находясь в самом расцвете осени своей жизни, и потом, даже спустя десятилетия, внешне уже не меняются. С Елизаветой Ильиничной произошел именно такой случай. На вид ей можно было дать шестьдесят с небольшим, и черт его знает, как ей удалось так хорошо сохраниться.
Первым делом Лев Иванович посмотрел именно на руки Лигуновой: их тремор был незначительным, но удержать оружие в том положении, когда ты можешь точно прицелиться, они вряд ли смогли бы. Ствол бы гулял из стороны в сторону, что заставило бы «мушку» ходить ходуном.
Елизавета Ильинична, здравствуйте, с осторожностью произнес Гуров, зайдя в комнату, где его ожидали подозреваемая и Крячко. Как вы себя чувствуете?
Лигунова прищурилась, всматриваясь в лицо Гурова. Очки она при этом держала в руках.
Спасибо, мне оказали помощь, ровным тоном ответила она. Подскочило давление. Сейчас все в порядке.
Это была ее спальня. Сама Елизавета Ильинична сидела на краю двуспальной кровати, застеленной пестрым шелковым покрывалом с длинной бахромой из красных нитей. Рядом с ней на покрывале лежал электрический тонометр.
Садитесь, указала Лигунова на кровать. В спальне один стул, его занял ваш коллега. Если вы захотите присесть, то придется выбрать для этой цели мою кровать. А я не могу подолгу стоять, поэтому придется вам делить со мной ложе.
Она холодно улыбнулась. Гуров притворил дверь и остался стоять у порога.
Ничего страшного, я вполне могу постоять, ответил он.
Другого ответа я и не ждала. Не знаю, зачем вы здесь. Я все уже рассказала Станиславу Васильевичу, а до этого какому-то другому следователю. Слишком много суеты ради меня, не находите?
Мы полицейские, нас сюда отнюдь не праздное любопытство привело.
Кроме вас, в доме полно других людей в форме, отчеканила Лигунова. Я помню те времена, когда на место преступления пускали только следователя, эксперта-криминалиста и фотографа. Иногда были кинологи. Еще реже появлялись сотрудники уголовного розыска или участковые оперуполномоченные. Понятые и те жались к стенке. И сразу все через порог не переступали, а ждали своей очереди. Таких толп, как сейчас, не было и в помине. Поэтому следы не затаптывались, никто впоследствии не путался в отпечатках пальцев, а уголовные дела раскрывали исключительно с использованием своих умственных способностей, а не с помощью электроники. Странные времена наступили, бардак во всем. Чем мощнее нас прижимает к своей груди научно-технический прогресс, тем больше возникает спорных вопросов, не так ли? Не кажется ли вам, Лев Иванович, что давным-давно, когда вы заезжали поздравить моего мужа с праздником, все было немного немного более правильным? М?