Мы женаты А мне все чаще кажется, что я брожу по лабиринту замка, раз за разом проходя мимо двери в комнату Синей Бороды и не замечая ее. Но ключ от нее негромко позвякивает на связке.
Господи, до чего я дошла. Сравниваю мужа со сказочным злодеем.
У тебя навязчивая идея, сказала Ксения. Запишись к психотерапевту. На твоем месте я бы с этим не затягивала.
* * *
Вместо психотерапевта я пришла к родителям. Говорила и сама слышала, как жалко звучат мои объяснения.
Что-то мне не совсем понятно, сказал папа, выслушав меня. Ты сомневаешься в Антоне? Тогда не нужно было выходить за него замуж. Однако всегда можно развестись. Это логичный выход, не согласна?
Я не знаю, сомневаюсь или нет!
Кажется, я слишком часто повторяю «не знаю».
Тогда в чем же дело? нахмурилась мама. Признаться, тоже не вполне понимаю.
В его семье. О которой мне ничего не известно.
Ну так поговори с ним об этом, сказала мама тоном человека, который только что разрешил все чужие проблемы, но великодушно позволяет не благодарить его.
Мама, ты меня не слушаешь! Я повысила голос, и родители изумленно уставились на меня. Я пыталась обсуждать с ним эту тему! Антон молчит!
А ты объяснила, как это важно для тебя?
Ох, ну конечно. Мама и папа живут в мире, где для взаимопонимания достаточно все объяснить собеседнику.
Само собой, объяснила, устало сказала я.
Ты уверена?
Я и вам объяснила, а что толку!
Родители не обиделись, а встревожились. Мама с торжественным видом накапала мне пустырника, папа вернулся со стопкой коньяка и своим любимым сыром. Я, правда, не ем сыр. Но меня все равно тронула их забота.
Тебе нужно попить успокоительное, непререкаемым тоном сказала мама. Ты очень много работаешь, просто на износ.
Я ничего не знаю о его семье, бессильно повторила я.
И вдруг увидела себя со стороны. В одной руке стопка коньяка, в другой рюмочка с пустырником. Острые запахи смешиваются в воздухе кухни. Я настойчиво пытаюсь сунуть нос в часть жизни другого человека, которая закрыта от меня, и чем толще становится дверь, тем яростнее я в нее ломлюсь.
С сентября Антон не дал мне ни одного повода усомниться в себе. Он неизменно был великодушен и добр. Терпел мою подавленность и срывы. Утешал, когда я болела. Оставлял в холодильнике лучший кусочек. Всю зиму покупал замороженные ягоды и варил для меня морс, чтобы я меньше хворала.
Это Ксения-то бесцеремонно суется в чужие тайны? А чем занимаюсь я? Пытаюсь сделать то же самое: обнажить и вскрыть то, что спрятано от меня. Еще и тычусь за индульгенцией ко всем подряд.
Мне стало противно. Я попыталась утаить от родителей, какой подавленной чувствую себя. Это было нетрудно. После того как я выпила коньяк, они уверились, что выполнили родительскую миссию по утешению растревоженной дочери, и вернулись к беседам о своих делах.
Тошно, тяжко, душно. Может, заболеваю? Выйдя из подъезда, я села на скамейку. Дворы одевались зеленью. Это чудесное время, когда все дышит свежестью и юностью весны, так быстро заканчивается
Неподалеку женщина выгуливала маленькую собачонку с такими огромными ушами, что казалось, вся псина лишь приложение к роскошным опахалам. Хозяйка болтала по телефону. До меня долетел обрывок разговора:
Сотня человек на свадьбе, все до единого родня жениха!.. Откуда-то из провинции. Очень возмущались: некому морду бить. Так они вышли из положения подрались с официантами
Я усмехнулась. Почти наша история, только шиворот-навыворот. Жених один-одинёшенек, а со стороны невесты два колхоза.
Возвращаться домой не хотелось. Я поехала в океанариум.
Передо мной купили билеты женщина с сыном, подростком лет пятнадцати. Я снова увидела их уже внутри, возле больших аквариумов.
Не будь снобом, Егор, насмешливо сказала женщина, продолжая какой-то спор. Я пошла за ними, завороженная звуками ее низкого хрипловатого голоса. Твой выдающийся дед, например, из очень простой семьи.
Дед исключение из всех правил! басовито запротестовал мальчик.
Ничего подобного, мягко возразила мать. Тебе нужно поговорить с ним об этом. Он многое может рассказать о своих родителях и о том времени
Они ушли смотреть акул, а я села на деревянную скамью и стала наблюдать за рыбами.
Зрелый мужчина по соседству со знанием дела рассказывал своей хорошенькой юной спутнице про ската:
У них печень едят. А мясо вонючее, его вымачивать надо.
Белый скат безмятежно парил в зеленой воде, изредка взмахивая крыльями, и был похож на морского ангела, опекающего стаю веселых грешных рыб.
Я отдавала себе отчет, что мною овладела идея фикс. Вот почему я постоянно натыкаюсь на разговоры о семейственности. Существует феномен Баадера-Майнхоф, который еще называют иллюзией частотности. Представьте, что вы выучили новое слово, которое никогда не встречали прежде. С того дня как вы запомнили его, оно будет попадаться вам всюду. Лезть на глаза с упорством осенней мухи.
Конечно, это именно иллюзия. В ее основе избирательное внимание. Мы концентрируемся на том, что нам знакомо.
Вот и я выхватываю из окружающего мира лишь то, что работает на мою навязчивую идею. Мне повсюду мерещатся семейные драмы и скелеты в шкафах.
Но что с этим делать?
* * *
Сначала слышится тихая трель звонка. За ней приглушенные дверью твердые шаги. Эмма не признает тапочки. Она носит только ортопедические туфли на небольшом каблуке.
Итак, шаги. За ними негромкое щелканье замка. Пока открывается дверь, до вас доносится шелест юбок. И наконец из сумрака коридора выплывает невесомая старушка в старомодном платье из зеленой тафты. Подсиненные кудри обрамляют узкое личико с большими глазами чуть навыкате. Эмма похожа на детеныша мартышки, которого обрядили в детское платьице. Иногда она предупреждает: «Сегодня я злая обезьяна».
Я протянула ей букет розовых гвоздик, и она крепко обняла меня.
Полинька, детка, как я рада! Проходи, проходи! Не разувайся. У меня бардак!
Стены увешаны репродукциями, на диване разбросаны книги. Эмма вернулась в комнату с хрустальной вазой.
Позавчера мы с девочками были в ресторане. Официант обращался к нам не иначе как «милостивые сударыни». Не думаешь ли ты, что это было легкое хамство со стороны негодяя?
Я ответила, что этой моде не меньше десяти лет.
Я так и полагала. Будь добра, завари нам чай. Вчера прогнала очередную недотыкомку
Недотыкомка это новая домработница. Бабушкина любимая помощница, красавица Кристина, уволилась полгода назад. С тех пор Эмма в неустанном поиске.
Я привычно заваривала чай, пока Эмма разглагольствовала из кресла:
Коллективный организм нашего народа, Полинька, отчаянно нуждается в аристократизме, как в витамине Д. Купишь журнальчик, а там на первой странице Елизавета Вторая Подобное чтиво пользуется огромным спросом. Русские люди припадают к заграничной светской жизни, как лоси лижут соль. Они бы припадали к отечественной, но рожи местной знати говорят сами за себя. Им место в борделе или на нарах.
У Елизаветы черты, знаешь, тоже не самые изысканные.
Я внесла на подносе чайник и вазочку с конфетами, накрыла на стол. Бабушка любит, когда за ней ухаживают.
Ах, не в чертах дело! отмахнулась она. Дело в манерах! В воспитании! В умении элегантно носить и резиновые сапоги, и жемчуга! В прежние времена нехватку аристократов советский народ худо-бедно избывал, награждая каждую породистую собаку кличкой Граф или Маркиз. В одном только нашем дворе гуляло три Маркиза. Все, как один, длинношерстные. В коллективной памяти осталось понимание, что хорошая шерсть это признак сытой богатой жизни.
Эммочка, что ты несешь? смеясь, спросила я.
Ах, всякий вздор! Лучше расскажи, как твои дела. Что твой монтажник, все та же обаятельная заурядность? Не вырос над собой? Ради бога, не обижайся! Ты и сама такая же. Вы отличная пара.