Сама галантность, он захлопывает за нами дверцу. Все обитатели Люта постоянно стремятся нам угодить, и я каждый раз смущаюсь. Мы, Тредуэи, живем на острове как вечные постояльцы курортного пансионата, при том что большинство из тех, кто нам помогает, отнюдь не получают в Олдер-хаусе жалованья. Прожив здесь почти семь лет, я до сих пор не могу уразуметь, чем мы заслужили столь доброе отношение.
Тряский пикап Джона Эшфорда увозит нас с подъездной аллеи, обрамленной северными вязами, и я снова щурюсь от ярких солнечных бликов на воде. Эмма по пояс высунулась в открытое окошко, раскинув руки так, словно хочет поймать поток воздуха и улететь.
Я слышу лошадку! кричит она.
Аккуратно усаживаю ее к себе на колени и в ответ на вопросительную улыбку Джона пожимаю плечами.
Она мечтает о лошади.
Джон усмехается. На Люте лошадей нет и никогда не было. Здесь не принято их держать видимо, на острове они дичают, и я не намерена становиться первой леди Тредуэй, нарушившей традицию исключительно по прихоти ребенка. Завтра, когда мы приедем в Суррей, Эмма сможет покататься верхом с тетей и кузенами.
Фырча, пикап проезжает мимо школы и движется к пристани. По пути я прочесываю взглядом каждый дюйм горизонта, но не вижу ни Чарли, ни кого-то похожего по росту возможно, потому, что прочие дети уже покинули остров.
Слава богу, море сегодня спокойное по крайней мере, наш катер не будет валять на волнах всю дорогу через Бристольский залив, как в прошлый раз, когда мы направлялись на большую землю, почти год назад. Говорят, сейчас в этих водах безопасно: они регулярно патрулируются, да и боевые действия идут далеко отсюда, и я склонна этому верить. Военные корабли размещены весьма продуманно, и не только ради безопасности нашего крошечного архипелага, ведь через незащищенный Бристольский залив враг может проникнуть в самое сердце Британии.
Я крепче прижимаю к себе Эмму. За четыре года войны с нами не стряслось никакой беды. Режим прекращения огня, объявленный на прошлой неделе, соблюдается. И сегодня все будет хорошо.
Причала, у которого нас ждет катер, пока не видно, зато я вижу куда более внушительную
«Гордость Люта» она плавно скользит по волнам, палуба до отказа заполнена пассажирами. Зрелище вызывает у меня в памяти фото поездов, битком набитых детьми, которых вывозили в эвакуацию во время «Лондонского блица». Боже, нет. Стоп. Если «Гордость» что и напоминает, то скорее прогулочную яхту со школьниками, отплывающую в увеселительную поездку на весенних каникулах.
Тесновато им там, наверное, набились как сельди в бочку, но, с другой стороны, и путешествие их короче нашего: до острова Суннан максимум двадцать минут хода, тогда как путь до большой земли займет у нас несколько часов. Скромные условия в этот уик-энд ждут всех пассажиров «Гордости», даже тех, кто успел занять ветхие летние домики. Остальным придется довольствоваться палатками и кострами, однако бытовые неудобства небольшая цена за то, чтобы в очередной раз подкрепить традиционное суеверие Люта.
Глядя им вслед, я немного сникаю, как ребенок, которого не пригласили на праздник, хотя в действительности все не совсем так. Буквально позавчера две «мамочки», Венди и Дженни, поинтересовались, поеду ли и я на Суннан, раз уж принято решение отправить туда всех детей. Когда я сообщила, что мы уезжаем отмечать годовщину свадьбы, их лица вытянулись сильнее, чем можно было ожидать. Если еще не уедете, приходите нас проводить, сказала Венди, только сильнее меня смутив: я и понятия не имела, что так полагается.
В итоге сегодня утром я осталась дома, хотя вряд ли на пристани кто-то заметил, что меня нет. По правде говоря, я на самом деле подумывала туда сходить Салли небрежно, как бы между прочим осведомилась, собираюсь ли я на проводы, но ведь никто впрямую не объяснил мне, что это часть моих обязанностей. Никто, и, уж конечно, не Хью, с головой ушедший в подготовку к нашему отъезду. Чемоданы мы упаковали меньше часа назад, Чарли все утро егозил, Эмма сперва хныкала, потом расшалилась, а я сама убей не понимала смысла этой затеи. Кому нужно, чтобы Нина Тредуэй пришла на берег помахать рукой вслед уплывающему кораблю?
Нельзя сказать, что я близко общаюсь с родителями островной ребятни. Наши дети немного разнятся по возрасту, поэтому на игровой площадке дружбы с мамочками завязать не получилось, к тому же большинство из них знают друг друга еще с тех пор, когда сами были детьми. Их семьи основа местного сообщества. Непросто вклиниться в него, перенять негласные коды, соблюдать социальные ритуалы. И все же: «Приходи нас проводить». Во всяком случае, я знаю, что отправка детей на Суннан не относится к традициям Люта, потому что раньше этого не делали. Согласно вековому обычаю, все жители острова независимо от возраста и состояния в День «Д» обязаны находиться на Люте. Но не в этом году. На острове провели всеобщее голосование и решили иначе. В связи с войной, с тем, что нас стало меньше и т. д. и т. п., остров временно покинут дети и несколько взрослых, которые будут за ними присматривать, в том числе преподобный Уоррен. Обычно он остается на Люте, что лично мне кажется странным, учитывая откровенно языческий характер действа.
Поразительно, что островитяне умудряются поддерживать традицию даже в военное время. В других местах говорят, что это День середины лета или Альбан Хеффин, а мы здесь называем его просто солнцестоянием и пьем в саду у соседей чай со сливками. Но не в этом году. Близится седьмое по счету летнее солнцестояние, а значит, День «Д».
При всей жути этого обычая люди относятся к нему очень искренне, но можно ли ставить им в вину игру воображения? Прямо скажем, сейчас, когда их близкие воюют где-то далеко, это событие наверняка поможет отвлечься. Надеюсь, в наше отсутствие погода на острове не подведет. Мы трясемся на ухабистой грунтовке, Джон Эшфорд за рулем вдохновенно насвистывает, а я замечаю в окне Мэтью Клера, смотрителя маяка. Он идет вдоль обрыва на север черные космы развеваются на ветру, плечи вздернуты, словно ему градусов на десять холоднее, чем остальным, но надеть куртку или хотя бы опустить закатанные рукава он все равно не намерен. Как будто наказывает себя. Сегодня он без мотоцикла. Должно быть, ходил на пристань, помогал сажать детишек на пароход. Значит, Мэтью остается на острове.
Когда мы проезжаем мимо, Мэтью механически взмахивает рукой видимо, думает, что Джон в машине один. Я бы помахала в ответ, если бы не опасалась, что он как-нибудь извратит мой жест и сочтет его оскорбительным.
Хотелось бы мне сказать, что я бросила перебирать причины, по которым Мэтью исполнился ко мне презрением с того дня, как Хью привез меня на остров, но неприятная, раздражающая загвоздка тут вот в чем: может, Мэтью и не ангел, но он милый, добрый, отзывчивый человек, и все здесь его обожают. Это он вешает на место птичьи кормушки, сорванные в грозу, привозит старикам продукты, наклоняется погладить кошку и присматривает за козами. Он славный по всем статьям. И ненавидит меня. Я стараюсь о нем не думать. Казалось бы, когда его нет поблизости, это не должно составлять труда, однако в моей памяти то и дело всплывает ярко, словно я вновь переношусь в ту церковь, взгляд, которым он прожег меня, когда Хью представил нас друг другу, и я промямлила соболезнования: Мэтью посмотрел на меня так, будто я на него плюнула. С годами этот взгляд менялся, но нисколько не утратил пронзительности.
Вообще-то не стоило бы так сильно из-за этого переживать. Мне ведь не впервой. Я никогда не была похожа на Бекку, мою блистательную сестру, магнитом притягивающую друзей. Мама регулярно напоминала мне, до чего я необаятельная противная, тяжелая в общении, и я научилась уходить в тень, не спорить, делаться незаметной. Даже здесь, на уединенном острове, я веду себя так же. И тем не менее ухитрилась обидеть того, кого все считают идеалом. Господи, как же меня это мучит.