Я кивнул.
Лады. Даже если проиграешь спор, разрешу. ОФП наше всё. По рукам?
По рукам! Подтвердил я. мне нужны верёвки, какие сетку волейбольную держат. Есть?
Я знал, что есть. Я их видел в тренерской. Целый моток плетёной капроновой десятки. Хороший такой альпинистский линь.
Получив линь, я навязал двойной беседочный и подогнал его под свои бёдра пропустил через петлю на груди конец и завязал петлю.
Повесив крюк нового каната на пояс, я пополз по канату. Забравшись под потолок, я оплёл ногами канат и зацепил петлю страховки за крюк, торчащий из потолка, перекинув её через крюк каната и потихоньку отпустил канат, повиснув на верёвочных петлях.
Виселось нормально.
Я поднял канат и продев его сквозь петлю линя, сбросил его вниз. Он аккуратненько так сложился, как змея.
Я висел под куполом цирка и пытался снять подвешенный на поясе новый канат, но одной рукой не получалось. Я кое-как передвинул его на живот и подняв двумя руками, нацепил на крюк.
Снизу раздались аплодисменты. Громче всех хлопал физрук.
Я вцепился ногами и руками в канат, перекинул петлю страховки через него и потихоньку заскользил вниз.
Глава 2.
Ты знаешь, Михаил, каратэ под запретом. А я думаю, что за бокс такой? Запрещено, да Как и культуризм. Особым указом.
Я погрустнел. Мне казалось, что не было запрета, ведь в 1978 секции выросли, как грибы. Откуда столько инструкторов тогда появилось?
Жаль. А самому можно? Хоть ката и связки покручу.
Самому? Эс Эс потёр пальцами не очень бритый подбородок. А почему нет? Я тебе ключ дам от зала и крути своего кота. Только окна надо забелить. Давно хотел, да руки не доходят. Чтобы народ не глазел.
«Ага», подумал я, «Не вам хватает тренерской для оргий. Хотя Какие там оргии? Из-под двери, что на улицу ведёт так ветер свищет, аж сугробы надувает. Колотун зимой в зале дикий».
Забелю. Легко, пообещал я. Только надо с директрисой согласовать.
Надо, удивлённо согласился физрук. Ты такой, разумный стал. Сильно за лето повзрослел. А ты где каратэ освоил?
Я же за Динамо выступаю. Вот иногда вместе и тренируемся. Подглядел кое-что Распечатки дали.
Ну-ну. Покажешь.
А то! Сегодня можно? У меня САМБО сегодня нет.
На соревнование летишь?
Лечу.
Ну, смотри не пролети, съюморил физрук домашнюю заготовку.
Я сморщился.
Пока мы разговаривали, пацаны натянули сетку. Играли в волейбол плохо. Кроме меня и Грека толком никто играть не умел. Да и ростом почти все мальчишки были мелкие. Я же был метр семьдесят шесть ростом и шестьдесят восемь килограмм вес.
Грек слегка прихватывал мяч, но кто его в этом возрасте осудит, зато хорошо навешивал. Я неплохо резал. У меня получалось «дожимать мяч» кистью и он попадал в площадку, а не в аут. А сегодня ещё стали «получаться» и приём, и подача. Вот мы с ним и «спарились».
Здорово, у тебя получается кисть доворачивать, Сказал он, качая головой. Да и вообще ты за лето раскабанел.
У Грека все похвалы имели какой-то уничижительный подтекст. Вообще Это у него всё было самое лучшее, самое новое, самое фирмовое. И об этом он говорил с чувством такого превосходства и так брезгливо кривил при этом рот, что когда-то меня это сильно бесило, но не сейчас.
Играй давай, а то заменю, сказал я и пошёл подавать.
В команде были и девочки, естественное слабое звено. Подавай в неё, она сама убежит, или съёжится. Кроме Наташки Терновой. Это была моя соперница по спринту и вообще прекрасная спортсменка. Я не помнил, занималась она чем-то или нет, но физкультура у неё шла отлично.
В младших классах мы с ней по физкультуре шли ноздря в ноздрю с моим небольшим превосходством. Потом окреп я и покрупнела она. Приняв женские формы, она стала отставать от мня в спринте.
Когда я бежал рядом, я специально задерживался на старте, чтобы её обогнать и посмотреть. Её грудь ей очень мешала, мешала и мне. Когда я увидел это колыхание в первый раз, я забыл бежать и что надо обогнать. А бежали на результат.
Я перебегу, сказал я тогда Эс Эсу, и он меня понял.
И вот я пошёл подавать на Наташку Терновую.
Один профессор химии нашего политехнического как-то научил меня подачи «сухой лист». Вернее, я у него её подсмотрел, потому что никак не мог ей принять. Она мне ещё понравилась тем, что удар по мячу проводится почти как при прямом ударе открытой рукой и мяч летит без вращения. А если летит без вращения, значит упирается в воздух и начинает вилять. Куда он вильнёт не знает никто. То есть целься в игрока, а мяч сам вильнёт в сторону.
Я специально подгадал нужную расстановку и отправлял мячи Наташке.
Наташка, лови, говорил я и бил по мячу.
Она правильно вставала на приём, но мяч в последний момент вилял в сторону.
В конце концов она расплакалась и ушла с площадки. Блин! Я не хотел этого! Я просто шутил. И тут я понял, что пацанские гормоны превращают меня в пубертатного идиота. Я даже «гыгыкать» стал, как все. Охренеть, подумал я, и побежал в девчачью раздевалку, но она была закрыта на щеколду.
Немного поскулив и поныв за дверью, прося прощение, я вернулся в зал, но в игру не вошёл. Как-то всё вдруг надоело. Прошёл азарт. Со мной так часто бывало.
Посвисти-ка, сказал физрук Греку и отдал ему стальной свисток.
Присев рядом со мной на скамейку, он спросил:
Ты волейболом не хочешь заняться?
Так я и занимаюсь, удивился я, понимая, что он имеет ввиду.
Не Серьёзно.
Не-е-е Серьёзно не хочу. Не разорваться же мне? Я и так Даже альпинизм не бросаю, хорошо, что он летом, когда времени полно. Но вот хочу дайвингом заняться, придётся завязать.
Чем заняться? Дайвин Чего?
Нырянием с аквалангом.
Водолазом, что ли, хочешь быть?
Ну да Это по-английски.
Это в ДСААФ, махнул рукой физрук. Ты у кого планирующую подачу «слямзил»?
Я дёрнул щекой, а потом головой.
Понятно, сказал Эс Эс. Там же где и каратэ
В Динамо подсмотрел.
И сам разобрался?
Я снова дёрнул угол рта.
Объяснили.
Понятно
В спортзал заглянула директор и окликнула физрука:
Сергей Степанович!
Эс Эс вздрогнул и посмотрел на дверь. Он боялся директрису, как огня. «Светлана» была правильным директором и разгоняла посиделки физика, трудовика и физрука неоднократно.
Сергей Степанович, она всегда выговаривала отчество учителей мужчин правильно, отдайте мне Шелеста.
Валерка Лисицын поймал летящий в него мяч и оглянулся. Оглянулись все.
Шелест у нас сегодня нарасхват, весело и задорно прокричала Людка Фролова.
Совсем недавно мне сообщили, что Людки не стало. Я посмотрел на Наташку Дыбу, сообщившую мне об этом и помрачнел.
Иди, тихо сказал физрук. Не дрейфь. Напортачил?
Я пожал плечами и встал со скамьи.
Мне с вещами, Светлана Яковлевна? Спросил я громко.
Да, пока, вроде рановато, усмехнулась директриса. Переоденься и ко мне. Разговор есть.
В кабинете директора сидела историчка и представительный молодой человек, комсомольской наружности. Ну как, молодой? Лет тридцати пяти.
Вот, Павел Николаевич, это Шелест, про которого мы
Понятно. Кто у тебя родители? Спросил он.
Папа сварщик на ТЭЦ-2, мама преподаватель в институте. А что?
Павел Николаевич удивлённо вскинул брови.
Ты смотри-ка Не тушуется. Знаешь кто я? Спросил он, неожиданно подав ко мне лицо и улыбнувшись.
Наверное из райкома, буркнул я.
Партии добавил он. И не страшно?
Я усмехнулся и спокойно сказал:
А чего бояться? Что вы, не человек что-ли? Такой же, как и я
Шелест! Едва не выкрикнула директриса.
Историчка отступила к столу. Павел Николаевич откинулся в кресле и засмеялся.
А мне он нравится, сказал он. В резерве стоит? Спросил секретарь райкома историчку.
Нет, товарищ секретарь, но секретарём ячейки был.
Почему был? Удивился гость.
Спортсмен я Времени на комсомольскую работу не хватает, за неё ответил я.
Спортсмен-международник? Оригинально! Он засмеялся. Кто просветил по поводу международного положения?