Людмила Давыдовна почему-то спросила меня, как я себя чувствую и не болит ли у меня голова.
Я сказал не болит, но чешется. Математичка удивилась.
Ты это о чём, Шелест?
Ну вы же интересуетесь моим самочувствием. Шрам на затылке очень чешется. Сильно я головой стукнулся, сказал я со зловещей хрипотцой в голосе, обведя класс недобрым взглядом и улыбнулся. Класс заржал.
Ой, Шелест, махнула на меня рукой Людмила Давыдовна, добрейшей души человек. Иди тогда к доске. Заодно там и почешешь затылок. Или что ни будь другое. Напомнишь нам, что такое интеграл и с чем его едят.
Класс захихикал, но по-дружески, жалеючи.
«Хорошо, что в больнице имелись свои учебники», с благодарностью подумал я.
Интегра-а-ал Честно говоря, не особо помню, сознался я.
НуФормулу Ньютона-Лейбница помнишь?
Вроде помню.
Пиши
Я написал.
И что это значит?
Это предел сумм пробубнил я, и почесал затылок.
Класс «грохнул», а я продолжил:
Принцип Кавальери формулируется так: если прямые некоторого пуча прямых пересекают две фигуры по отрезкам равной длины, площади фигур равны. А итоговую формулу уже вывели Лейбниц и Ньютон.
Откуда же они её вывели, бедненькую.
Из средневековья, пошутил я.
Людмила Давыдовна прикрыла ладонью губы и тихо засмеялась.
Ладно, Шелест, садись. Хоть это помнишь. В принципе, ответ на четвёрку. А у нас сейчас логарифмы, сказала она, повысив голос и постукивая указкой по передней парте.
Вот оно мне надо? Спросил я неизвестно кого, садясь за парту.
Ну ты, Мишка, и прикалываешься сегодня, прошептал Костик, искоса поглядывая на математичку. Указка у неё была длинной.
Еле выкрутился, прошептал я.
Ни фига себе, еле выкрутился Да у Давыдовны четвертак получить когда она вот так вызывает по прошлым темам Максимум трояк.
Людмила Давыдовна Пляс, стала учить нас только в девятом, после «слития» трёх восьмых классов в два девятых, а у «б» класса она вела уже давно.
На истории я загрустил. Никогда не любил ту историю. Эли эту? Когда историчка, слишком полная и не очень опрятная женщина начала читать нам из учебника о буржуазной революции в Японии, я поскучнел.
Ты, Мишка, какой-то, точно стукнутый, прошептал Швед. Нормально всё?
Нормально, Костик. Что-то устал учиться. Скорей бы физра.
Тебе же ещё нельзя, после ангины. Я знаю, сам лежал.
Да и пофиг, отмахнулся я.
Сердце посадишь, прошептал Костик, рисуя жигуль последней модели.
«Он стал врачом-хирургом, и мы недавно виделись с ним. Совсем недавно», подумал я. И вот он сидит со мной за одной партой.
Я потрогал его пальцем.
Чо? Спросил он, не отрывая взгляд от рисунка. Он здоровски рисовал машинки. И не только жигули, но и иностранные. Получалось, как на фантиках от жевачки. У меня на обложке дневника была нарисованная им тачка, какой-то фантастической модели.
Да так
Меня ткнули чем-то в спину. Я скосил глаз назад. Историчка, видимо, была глуховата, и мы разговаривать не боялись если не раскрывать рта или прикрыть губы ладонью, а вот за движение она следила строго и наказывала.
Ты едешь на соревнования? Спросил Вовка.
«Ё маё! Соревнования! Я же еду в Калугу на Кубок Россовета Динамо»! От Приморского края! Не фига себе», вспомнил я.
Еду, Вовчик.
Значки привезешь?
Привезу.
Он был заядлым коллекционером значков. Я попытался однажды, но потом бросил и отдал все ему. Вот он теперь меня и контролировал.
Я деньги отдам, заверил он.
Куда ты денешься, хмыкнул я, неосторожно повернувшись назад.
Шелест! Что там у вас с Варёновым за посиделки?! Иди-ка сюда.
Да что ж такое-то сегодня, а?! Спросил я, поворачиваясь к классу и возводя руки кверху.
Все тихо прыснули, опасаясь нарваться на неприятности.
Вот и скажи нам, Шелест, что ты понял из рассказанного мной про буржуазную революцию в Японии.
Я почесал затылок. Класс отреагировал адекватно.
Я не «клоунил», но так получалось. Затылок действительно чесался, и рука тянулась к нему автоматически.
Что я понял? Переспросил я, и тут же ответил. Я понял, что во всём виноваты англичане, французы и американцы. Иностранные капиталисты, если короче. Им нужны были рынки сбыта, а японцы их не пускали, вот они и устроили «свою» революций с помощью «агентов влияния», подкупленных сёгунов и подкрепили их позицию своими кораблями. А потом им правительство слепили по своему образу и подобию: пэры, мэры палата общин. Началось то все с интервенции! Как и у нас в Приморье они хотели, в двадцатых. Те же лица на арене: Англия, Франция и США. ДА и сейчас в мире постоянно происходят перевороты и «буржуазные» революции. Вон в Накарагуа, например, семья Самоса правит аж с 1934 года. Тоже с помощью США свергли революционное народное правительство Аугусты Сандины Ну ничего, скоро им кердык придёт.
В классе стояла гробовая тишина.
Историчка откашлялась и молвила:
Кхе Фамилия Сандино не склоняется А так Очень даже развёрнуто Даже, я бы сказала, слишком.
Она потянулась за ручкой и пододвинула ближе журнал.
А что такое «кердык»? спросили из задних рядов.
Прозвенел звонок.
Физкультура была моим спасением. Я и так по всем её составляющим был лучшим в классе. И это не бахвальство, а факт. Здесь мне ничего и никому доказывать не надо, думал я, переодеваясь.
Построились, скомандовал Сергей Степаныч по кличке «Эс Эс».
Валерка Лисицын за лето вымахал и стал чуть выше меня. Я встал вторым.
А у Шелеста освобождение, сказала Мокина. Он в голову ударенный и на учителей кидается. В кого интегралом, в кого азотом. Смотрите, Сергей Степаныч, как бы он в вас чем-нибудь не кинул.
Мокина имела вид и вела себя, как симпатичная белокурая бестия, и физрук от неё млел.
Ты, Мокина, почему не переоделась? Спросил физрук, пялясь на её коленки.
Я форму забыла. Можно я так позанимаюсь?
Эс Эс облизнулся и махнул рукой. Странно, но раньше я этого не замечал. Пофиг было, наверное, кто как на кого смотрит? А тут, я видел всех. Переглядки, ухмылочки, подмигивания Да-а-а Кино и немцы. Вернее немки.
Что с тобой, Шелест?
Да фигня, ангина была.
Ангина не фигня. Мотор можешь посадить.
Да я потихоньку. У нас же сегодня волейбол? Вы обещали, пресёк я попытку физрука изменить слову.
Обещал Да Канат надо сменить. Обещали леса подвести. Думал вы через коня попрыгаете, в длину.
Канат мы сменим.
Как? Удивился физрук.
Я залезу и сменю. На руке повисну
Ты, Шелест, точно стукнулся. Не получится у тебя.
Я же альпинист.
Никакому альпинисту это не под силу.
Спорим? Обнаглел я.
Физрук опешил.
На что?
Я буду до конца учёбы полы у вас мыть в каморке и прибирать.
Физрук прищурился и хитро скривился.
В святая-святых нацелился?
Уборщица наотрез отказывалась прибирать в тренерской, и выносить бутылки.
Заманчиво он поскрёб подбородок пальцами и прошептал. С условием конфиденциальности.
А то прошептал я.
Действуй. Все бегом марш. Тридцать кругов.
Такой факт имел место в моём прошлом, но тогда я канат не заменил. Я почему-то возомнил, что, забравшись наверх, я ухвачусь и повисну на металлическом крюке, сниму с него канат, сброшу его вниз и повешу другой, подвязанный у меня к поясу.
Я тогда хоть и не был «стукнутым», но мозгами у меня было совсем плохо. Я представляю себя висящего на высоте восемь метров на одних пальцах безо всякой страховки и пытающегося надеть тяжелющий канат.
В той жизни я, слава богу, не смог снять канат одной рукой, хотя долго пытался. Но тогда и не спорили.
Я пол жизни вспоминал о своей дурости и постепенно придумал, как бы я смог реализовать задумку. Да, в принципе, что там думать. Всё придумано до нас.
А с меня что возьмёшь? Тихо спросил физрук.
Вы позволите нам заниматься в зале офп. Факультативно.
И что за ОФП такое секретное? Приходите и занимайтесь.
Каратэ, тихо сказал я.
Что это?
Японский бокс.
Ладно, потом разберёмся. Если не противозаконно, пожалуйста, занимайтесь. Ты вести будешь?