Эта картинка так чётко встала перед глазами, что я, натянув поводья, чуть не перелетел через голову лошади.
Гриня, крикнул я, спешиваемся и приводим себя в порядок. Морды, руки умойте, но сначала пыль всю выбейте из одежды, и с сапог, а то, только грязь развезёте
Не впервой, крикнул Гриня, который сейчас у меня был сотником личной княжеской дружины. Дружинников передал мне мой отец.
Прибирались около получаса. На одежде и сапогах пыли было не меньше, чем с палец. Вот бы я такой нарисовался под радостные крики встречающих.
Тронулись не спеша, не поднимая пыли. Уже на подъезде к воротам я услышал звуки гуделок, сопелок и каких-то иных духовых музыкальных инструментов. Проехав ворота, мы попали на площадь, где стояла толпа голосящего здравницы народа, впереди которой стояла знать с хлебом-солью. Из толпы вышел крупный мужик, в котором я узнал Рязанского Воеводу.
Добро пожаловать в стольный град Переяславль Рязанский, Князь Михаил Фёдорович.
Спаси Бог, Федор Иванович, поблагодарил я, и обратился к народу, Спаси Бог и Вас, жители славного города Рязани. Благодарствую за приём и слова добрые. Беру на стол Удел Рязанский по договоренности с Великим Князем Иваном Фёдоровичем, и обязуюсь, не жалея живота своего, беречь Рязань и Русь от ворога лютого.
Я поклонился в пояс, принял хлеб соль, и передал его Гриньке.
Пройди, Михаил Фёдорович, в палаты княжеские, сказал первый воевода и показал рукой направление.
В толпе слышались пересуды баб: «Дявись, маладый який», «Лепый», «Сурьёзнай». Мужская часть населения молчала, и с суровыми лицами теребила бороды. Не по нраву я им пришёлся, надо полагать.
Шли недолго. Каменный княжий терем стоял слева на взгорке, окружённый своей стеной из высокого частокола и рвом.
Вот я и дома, сказал я себе, поднимаясь по широкой каменной лестнице, через коридор склонившейся в пояс челяди.
Умываться! Крикнул я, скидывая сапоги, и проходя в покои, ступая по чистому полу босыми, грязными ногами.
Баня готова, Михаил Фёдорович услышал я голос сзади.
Кто ты? Доложись.
Ключник я, Федот Кузьмич, на меня смотрел мужик, лет пятидесяти, широколицый, с крепкими скулами, окладистой бородой и густыми бровями. Взгляд у него был колючий.
Федот Кузьмич, не обессудь, не ко времени париться да размываться. Солнце ещё на горе. Мне бы лицо, ноги да пот смыть с дороги. Да одёжку переодеть. И пойду с городом знакомиться. Лошадку мою вторую не распрягайте. Сумки внесите.
Уже. Всё сейчас будет. Настя! Крикнул он громко, воду князю два раза и рушники для верха и низа.
Из левой двери выскочили девки с полотном, застелили пол и поставили две деревянных шайки с водой. Одну на пол, другую на скамью, туда же бадейку с жидким мылом. На скамью положили и рушники.
Помыть? Спросил Федот. Девки расторопные.
В другой раз, Федот.
Девки захихикали, стрельнув из-под лобья хитрыми глазами.
Все вышли, а я разделся, и, не боясь намочить половицы, славно вымылся. Достав из кожаных дорожных сумок чистую одежду, я переоделся в почти белый шёлковый наряд. Только шапка и сапоги были у меня красными. Расчесав, заботливо положенным на скамью гребнем, свои песочные кудри, и расправив плечи, я вышел на крыльцо.
Гриня! Бери свой десяток, и со мной. Остальным в баню, пока протоплена.
Взяв повод своей лошадки из рук Федота, и запрыгнув в седло, я выехал за ворота.
* * *
Воевода сидел по правую от меня руку на полатях в сильно прогретой бане, а боярин Пронский Иван Фёдорович по левую. Париться в одиночку я не стал. К чему искушать знать рязанскую.
Бани на Руси очень часто становились местом убийства неугодных. Что может быть проще подпёртой двери разогретой с лишком парилки. Прикрыл дверь и отдушины, через пару часов выноси тело. Или прикопай там же. И никто не узнает
В мыльне сидели ещё три боярина: Василий и Семён Вердеревы и Иван Измайлов. Все, кроме воеводы, были парнями, возрастом чуть за двадцать лет.
Предварительно осмотрев баню, я пришёл к выводу, что здесь и проведу ознакомительное совещание с первыми людьми Рязани.
Баня состояла из нескольких помещений. Предбанник, который на первом этаже имел большой стол со скамьями возле него, и имел выход на второй этаж. Второй этаж простирался по всему подволоку первого этажа бани, и был заставлен лежаками.
В мыльне стояли шайки и бочки с водой, скамьи вдоль стен. На полках лежали: тёрки, скребки, мочала и мыло. В парилке, с очагом в центре и широкими полатями по трём сторонам, по обе стороны от двери стояли бочки с водой и ковшами, а на стенах висели разные распаренные веники, от которых шёл берёзовый, дубовый и еловый дух. Над очагом в потолке было отверстие для вытяжки дыма, которое сейчас было прикрыто, и контролировалось моим сотником Гринькой. Вытяжка на втором этаже была закрыта в деревянную коробку трубы.
Почти вся сотня моих бойцов, за исключением стражников, была задействована в обеспечени «нашей» безопасности. Княжеская усадьба была огромной, и сотни бойцов едва хватило, чтобы перекрыть территорию. Людишки в усадьбе мне были неизвестные, ситуация в Рязани тоже. Чем чёрт не шутит? Или меня захотят укокошить, или кого из бояр, чтобы на меня повесить жертву. Оно мне надо? Так начинать «столовать».
Что Касим? Махмуд Казанский? Не озоруют? Спросил я воеводу.
С нами пока. От Казани нам сейчас толку мало. Их ногаи подпирают. Итильское левобережье совсем извели. Нам Казань сейчас не помощница. А вот Касим За Большим Ителем сидит и брату своему Казанскому Махмуду не помогает.
Понятно. Расскажи, Фёдор Иванович, чем живёт сейчас Рязань? Как и чем ворога встречать собирается? Ведь придет же ворог.
Придёт, Михаил Фёдорович, вздохнул воевода. Засечную черту строим. От Оби уже почитай сто вёрст проложили. Годим пока. Туляки к нам тянут.
Тулякам в оба конца тянуть, а вам в один. Чем приписные работные занимаются?
Стену чинят. Руду болотную варют. Московский заказ. Зима скоро, новую скоро наберут, а эта ещё лежит.
Дело нужное, но чем дольше она лежит, тем лутче для неё. Стену чините, засеку ставьте далее. Железо бросьте. Туляков не ждите.
Великий Князь просил железа боле слать.
Я посмотрел на него. Помолчал.
Великий Князь Василий Васильевич теперь меня просит, и спрашивает с меня. Потому, перечить не надо, тихо сказал я. Если есть резон, говорите, обсудим. С кондачка, я тут менять ничего не буду, но новое ждите обязательно. Я в Москве завод кирпичный ставлю. И здесь обязательно поставим.
Воевода молча качнул головой. Боярин сказал:
Людишек мало.
По последней сказке семь тыщ?
Сёдни и того мене.
А дружины ваши большие?
Да куды там, воев по двести у кажного боярина. Не боле.
Упарился я уже, сказал я. К столу пора.
Мы посидим малеха Да Федор Иваныч? Спросил боярин воеводу.
Сидите. Пойду ополоснусь, сказал я и, вышел из парилки.
В мыльне никого не было. Быстро обмывшись, я накинул халат, и вышел в предбанник. За столом сидели бояре, и пили квас.
С лёгким паром, Михал Фёдорович. Как баенка7?
Баенка? Хороша Баенка. И пар лёгкий, спаси Бог.
Рубцы у тебя по телу Вроде молод ещё, чтобы столько получить Не бережёшь себя? Спросил хитро Семён Вердерев.
Берегусь Не без этого. Но, как без ран в бою? Ежели, токма, в шатре прозебаться Ты тоже не обделён рубцами, Семён, а скокма тебе годков, двадцать три?
Так, сказал он. А тебе, Князь?
Шестнадцать завтра будет.
Я и говорю Силёнок ещё не набрал. Поберечься надо. Не встревать в сечи. А то ненароком Как бы не сложил головушку.
Я посмотрел на него и сказал:
Кому положено сгореть, тот не утонет. А на счёт возраста и силёнок В кулачном бою померимся.
Из мыльни вышли, напарившиеся и, видимо, наговорившиеся, воевода и боярин Пронский, и сели за стол.