Мы вышли из «бани», ставшей на время моим кабинетом.
«Надо приказную избу поставить с выходом прямо на улицу. Там и кабинет себе отвести», подумал я.
Я так и решил. Нечего кому-то шлятся по моим палатам. Только узкий круг прислуги и охрана.
Осмотрев двор, и не увидев Григория, я подошел к привратнику и сказал:
Ну ка стукни в железо. Одно послушаем, как играет.
Тот взял в руку висящий молоток и вдарил по толстому железному листу. Это я вчера распорядился повесить.
Вдарил он сильно, со всей «дури». Я пожалел, что стоял рядом. С тоской и морщась от звона в голове, я посмотрел на довольного парня.
Молодец, сказал я. Так бей, токма, когда ворог перелазить частокол будет. В остальных случаях Не горячись.
Прибежал Григорий. Увидев меня, скорчившего гримасу от болевого шока, он подскочил к парню и заехал ему в ухо. Парень удивился.
Как сказано в уставе, надо звонить? Какие сигналы? А ты как?
Мне сказал князь: «Стукни», я и стукнул. Кабы он сказал: «Позови сотника», я бы с переливом отстучал.
Да, Григорий ты это тоже погорячился.
Григорий потоптался и сказал:
Звиняй. С меня жбан квасу.
Два, сказал ушлый часовой, потирая ухо.
Лады, вздыхая, и глядя на меня, сказал Гринька.
Рукоприкладство я разрешил только после разбора, и то, разумное. Не «колечливое». А от такого удара в ухо и оглохнуть бойцу недолго. А свою дружину я буду беречь. Уже всех их привил от туберкулёза, от холеры, от оспы и от тифа.
Я похлопал одобрительно Гриню по плечу и сказал:
Готовь сопровождение. Поедем по городу. Маршрут для конвоя укажу.
Ты, князь, своими немецкими словесами, меня совсем запутал, сказал сотник, ободрённый и повеселевший, от того, что моё наказание за удар в ухо часового его минуло.
Путь, Гриня. Путь укажу. Охране своей.
Выехали через половину склянки17 после ухода первой проверочной группы. Впереди и сзади меня ехали по четверо дружинников конвойной команды.