Зажиточно живет лекарь, подумал я, и набрал квасу. Квас был кислый. Едва отпив его, я почувствовал, как вспучило живот.
Всё, езжай с Богом, сказал зашедши ведун.
Бывай, сказал я, выходя на двор.
Во дворе стояла запряженная телега с моими сумками.
Куда везти, боярин? Спросил возница, дождавшись, пока я залезу в телегу, и тронув её с места.
На подворье боярина Патрикеева. Знаешь?
Как не знать воеводу нашего? Но, пошла! Резко крикнул он. Подвода сильно дёрнувшись, выехала из ворот и ухнула одним колесом в лужу, вспугнув гусей. Я едва успел поднять ноги.
Возница щёлкнул кнутом, и повозка вырвалась из густой грязи, брызнув с колёс коричневым фейерверком, потом бодро развернулась направо, и покатила по улице.
Москва пятнадцатого века умещалась вся, вместе с княжескими постройками, в треугольнике двух рек, в месте слияния Неглинной в Москву-реку. Мы ехали между домов, тянущихся вдоль берега Неглинной и крепостным валом с порушенным частоколом. То там, то тут виднелись следы пожарищ. Многие дома были собраны из обугленных и чистых брёвен вперемежку. Домишки маленькие. Дворы и хозяйства небольшие.
Мы доехали до моста и повернули налево, выезжая на дорогу, ведущую через ворота за городской вал, и вливаясь в общий поток людей и повозок. Впереди, у ворот, я увидел парня моих лет, также неплохо одетого, и шарящего взглядом по толпе. По описанию Отца Михаила я узнал «своего» друга и соперника Петьку, сына Тверского боярина Бороздина. Петька, увидев меня, едущего на подводе, заорал:
Михась, ты чо на подводе? Я тебя жду, жду. Нам же ещё к Ивану Василичу. Опоздаем, быть битыми.
Не посмеют, буркнул я, спрыгивая в грязь между двух луж. Мы с тобой дети боярские, вои. Да и не служим князю московскому. Война закончена. Домой скоро.
Ага, нашему воеводе отдадут, а он по «отечески» шкуру спустит. Нам батьки слушаться его велели.
Не боися. Успеем. Щас сумы в свою клетушку отнесу и пойдём к Ивану.
А что в сумах? Где взял?
Батька прислал из дома денег немного и одежонку. Вон пищаль какую литвинскую мне подарил.
Накой она тебе? Конному не сподручно с такой дурой управляться. Но глаза его завистливо заблестели. Даш стрельнуть? С ударением на последнем слоге спросил Петька.
Дам, если поможешь сумы затянуть, буркнул я, зная от Деда Михаила, что Петька с самого утра этого дня мучил его, дразня «жинихом» без невесты, зная моё отношение к предстоящему завтра венчанию.
Михаил ещё раньше, когда они только встретились тут в Московии, рассказал Петьке, про свои чувства к Марии. С тех пор жалел о том неоднократно. Лупил Петьку нещадно, но тот своё издевательство не прекращал.
По словам Деда Михаила, он задумывал втихаря убить Князя Ивана в пылу сражений вокруг устюжской крепости, но Ивана так плотно охраняли тверские бояре, что без ущерба самому себе, убить его было нельзя. Потом он сблизился с Иваном. Тому нравился высокий, широкий в кости и крепкий Михаил, который в свои пятнадцать лет уже выглядел настоящим воином, и участвовал в наскоках на крепость со своей сотней.
Иван, в свои двенадцать и выглядел на двенадцать. Низкорослый, тонкокостный, стройный, как девчонка, он даже не пытался проявить себя в сражении, а сидел в шатре, окружённый охраной.
После небольшого ранения в правую руку, Михаил отвёл свою сотню в лагерь княжича и вошел в охрану Ивана. Кокшенгу взяли без него. Все бояре, окружавшие Ивана, бросились в крепость, и был момент, когда Михаил мог бы исполнить свой злой умысел, но к тому времени, он близко сошёлся с Иваном и на злодейство не решился.
Иван не был вредным. Он искренне восхищался Михаилом, заглядывая ему в глаза расспрашивал о сражениях, и у того не поднялась рука на своего «друга». Эти двойственные чувства и направили его ноги к волхву за отравным зельем.
Сейчас от своей любви Михаил, благодаря мне, «избавился». Я дышал абсолютно ровно в сторону всех девиц этого мира. Хотя женоненавистником я не был, но жизнь меня научила, что любая женщина, это для мужика только проблема. Для себя я решил давно, что женщины это цветы. Хочешь себе в дом цветок, бери, холь, лелей и радуйся, но не ожидай ничего взамен.
Мы шли рядом с телегой по обе её стороны, и Петька опять заныл про «жениха» и «невесту».
Слушай, Петух, я тебе говорил, что убью тебя?
Говорил. Много раз.
И ты мне не веришь?
Не а, захихикал он.
А ты думаешь, зачем мне батька пищать прислал? Стрельну тебя, а потом скажу, что ты сам, по дури своей При заряжании порох иногда сам взрывается, если его шомполом сильно пыжевать. Вот шомполом я тебя и стрельну. Прямо в глаз. Если не отстанешь. И запомни Мария жёнка князя Московского. Это решено, и никому не изменить. Мне чужая жёнка не нать. Других вон сколько ходит, махнул я рукой. Батька мне присватал дочку боярина Тишина. Знаешь такую?
Слышал Красивая, бают.
А слышал, что после венчания, Великий князь Василий берет Ивана своим соправителем? И вотчину ему уже выделил Переяславль-Залесский. Иван зовет меня к себе боярином. Вот Думаю, пока.
Ну, ты?
Вот тебе и «ну ты». Мне Иван предложил его дружкой быть на венчании. Потому и ждут меня там. А ты, где будешь? На площади перед церквой стоять? Либо в хороводе ходить? Тебе дружить со мной надо, тогда, может и за тебя я слово молвлю Ивану.
Мы, бояре Тверские
Безземельные, добавил я, усмехнувшись.
Тем временем мы подъехали к подворью боярина Патрикеева, московского воеводы и давнего друга отца Михаила.
Помоги мне сумы донести, приказал я Петьке и взял «лёгкую» сумку. Тот сначала взъерепенился, но глянув в мои глаза, потянул лямку.
Там камни, чоли? Он попытался открыть сумку, но наткнувшись на княжеские сургучные печати, отдёрнул руку.
Свинец к пищали и порох.
Мы кое как сняли сумки с телеги, и застучали в свежеструганные ворота.
Отворяй!
Кто стучит?
Михаил, сын боярина Телятевского.
Открылось небольшое оконце, и в него выглянул привратник.
А, Михаил? Заходь, сказал он, открывая небольшую дверцу в воротах. Тут тебя людишки князя Ивана спрашивали.
Знаю. Вещи токма положу и уйду. Не запирай на засов.
Не положено, сказал привратник, закрыл дверь и, с помощью напарника, задвинул дубовый засов, перекрывавший ворота во всю их ширину. И ты тут, Пётр? Здрав будь.
И ты будь здрав, Никита.
С трудом взобравшись на высокое крыльцо подклети, мы втащили мешки в мою горницу, и сунули вместе с пищалью под лавку.
Пошли, сказал я Петру.
Через некоторое время мы уже стояли у ворот двора Великого Князя Московского.
Что надо? Спросил привратник.
По велению князя Ивана Васильевича, Боярский сын Михаил Телятевский прибыл ко двору.
Проходи, а это кто с тобой?
Боярский сын Пётр Бороздин, сказал Петька.
Не велено, коротко бросил привратник, и затворил перед Петром ворота. Пройди в привратную службу, показал он мне копьём слева от меня в одноэтажное строение.
Войдя в длинное помещение типа казармы, с галдящими без дела стражниками, я снова доложился дежурному.
А! Уже искать послали гонца. Кузьма, крикнул он, проводи до палат князя Ивана.
Мы вышли во двор и пошли вдоль казармы, к стоящему терему. Дальше меня передавали от одного стражника другому, пока не довели до княжеских палат, у которых стояли два громадных копейщика. Когда один из них докладывал о моём прибытии, он заглядывал в дверь, едва не склонившись в поясе, хотя я в дверь вошёл, чуть склонив голову.
Здрав будь, Великий Князь.
И ты будь здоров, Михаил, сказал Иван. Не рано ты меня величаешь?
Так слух ходит, что батюшка твой Василий в соправители тебя берёт.
Кто так говорит? Хмуро спросил Иван.
А разве не так?
Так, да не так. Не дано то знать людишкам пока. Не объявлено указом княжеским. Только мне он вчерась сказал, в вечеру. А ты, как смог узнать?
Я лихорадочно перебирал варианты. Упав на колени, и склонив голову, произнёс слышанную ранее в фильмах фразу: