Забыл, какой сам был десять лет назад? Бери их, накорми. Будут быковать я сам с ними поговорю. Бояться меня не надо, меня надо уважать, а уважение еще заслужить надо. Отправь к Шаху, пусть помогут, проверишь заодно.
С чего такая доброта вдруг?
Тоха, блядь, думай наперед, у Шаха своя власть, и он мне еще пригодится.
Мне нужны союзники, потому что, потеряв своих парней, я должен встать на ноги. Никто за просто так ничего не делает, и я особенно.
***
На следующий день я, честно говоря, едва поднимаюсь с постели, потому что все кружится перед глазами, я не ела уже больше трех дней. Тетя Люба каждый день приходит и наготавливает на целый взвод, но еды я не касаюсь, ведь это еда Бакирова. Его, кстати, я вижу только по утрам, потом он сразу уезжает, и все это время мы пересекаемся только на завтраках, которые не едим. Оба.
Почему-то Михаил тоже ничего не ест. Мы просто сидим друг напротив друга за столом, ломящимся от еды. Такой вкусной и аппетитной, что я слюной захлебываюсь и стараюсь не смотреть на все эти пироги и котлеты, шоколад, бананы, апельсины боже.
Вы снова ничего не едите!
Я не голодная.
Ну я не знаю уже, честное слово, чем вас кормить! Линочка, падать скоро будете. Как тростинка, тоненькая! Ну хоть что-то возьмите! Хоть пюрешку или котлетку. Ну хоть чаю сладкого попейте, фруктов! И вы тоже, Михаил Александрович, одними сигаретами своими да кофе сыты не будете!
Спасибо, теть Люб, все было очень вкусно.
Подрываюсь из-за стола, ничего не взяв, но замечаю, что Бакиров отвернулся. Задышал тяжело, закашлялся, за бок схватился.
Ой, Михаил Александрович, вам плохо?
Теть Люба подбегает к нему, наклоняется, а у меня дыхание спирает. Миша же тоже все эти дни не ел. Ему стало плохо. Из-за меня.
Нормально мне.
А сам скривился, ухватившись за бок, и я невольно поджимаю губы. Сердце колет. Мне больно, когда ему больно. Мне прямо невыносимо. Ему нужно завтракать и есть, а не просто курить и пить кофе.
Теть Люб
Да, дорогая.
Налейте мне супа, пожалуйста.
Конечно! Сейчас.
Через секунду предо мной стоит большая тарелка супа, но смотрю я на Михаила. У него лицо стало бледным, и он все еще тяжело дышит.
А вам, Михаил Александрович?
То же, что и ей.
Так мы впервые завтракаем. Вместе. Он победил на этот раз, но я хотя бы не чувствую, что Михаилу больно, потому что, когда больно ему, больно и мне, и я не могу это объяснить. Я это просто чувствую, и я не могу выносить, когда Михаилу больно, потому что его боль я чувствую сильнее собственной.