Дюрица рассмеялся. Рассмеялся впервые с тех пор, как они собрались за столом. Тут надо отметить: если читатель представит себе одно из тех неприятных лиц, в которых улыбка проявляет какое-то детское простодушие, то он увидит перед собой нашего часовщика, который воскликнул:
Порядочный вы чудак, дружище Бела!
Теперь это неинтересно, живо перебил его книжный агент. А скажите, дружище Бела, что бы вы сделали, если бы этот некто, этот субъект, продолжал настаивать на том, что вы городите глупости?
И что бы вы ему ни сказали, подхватил фотограф, твердил бы свое, в лицо называя вас идиотом?
Дружище Бела потер подбородок, растерянно глянул на столяра. Затем, растопырив пальцы, уставился в собственную ладонь.
Такого не может быть, чтоб ни с того ни с сего меня стали вдруг обзывать идиотом.
Книжный агент хлопнул ладонью по столу.
Почему это ни с того ни с сего? Он просто уверен в этом, таково его мнение.
То есть он убежден, продолжал вторить Швунгу фотограф, что вы идиот. И будет на улице и повсюду кричать вам вслед, что вы идиот.
В таком случае, заговорил трактирщик, нервно двигая кадыком, я, наверное, как следует ему врезал бы! Не оскорбляй человека зазря!
Кирай и фотограф переглянулись.
Вот видите! воскликнул книжный агент. Вот так начинаются войны! Из-за какого-то пустяка вы полезете в драку, причем с риском погибнуть, или сами кого убьете в ней.
Фотограф поднял указательный палец:
Не скажите, не такой уж это пустяк. Ибо есть тут один момент, который вы упустили.
Книжный агент с некоторой досадой, но все-таки уважительно посмотрел на фотографа:
Какой же, позвольте узнать?
Дело в том, продолжал фотограф, что у того человека тоже были свои убеждения и он был уверен, что его убеждения или мысли правильнее ваших. И что же он сделал? Он не смирился с тем, что вы представляете ошибочную точку зрения, а попытался переубедить вас и доказать, что вы неправы.
И поэтому обозвал меня идиотом? возмутился дружище Бела.
Ну, наверное, это случилось уже потом, когда его захлестнули эмоции, вызванные осознанием своей правоты. Согласитесь, разве стал бы этот человек спорить с вами, не будучи глубочайшим образом убежден, что он прав? Но пойдем дальше: коль скоро он был уверен, что правда на его стороне, то не заслуживает ли уважения его готовность и вас увлечь на путь истинный?
Трактирщик покачал головой:
Ну уж простите! Я, может, не понимаю вас до конца, но знаю одно как называется человек, способный для утверждения своего мнения хамить другим людям. Это нечестный, непорядочный человек. Ведь если вы подойдете к делу с моей стороны
Тут он обвел глазами сидящих за столом, словно выбирая, к кому можно обратиться с вопросом, и его взгляд остановился на Дюрице. Но часовщик поспешил откреститься:
Чур меня, сударь.
Дружище Бела махнул рукой и обратился к столяру:
Я хотел бы у вас спросить, господин Ковач, приходило ли вам когда-нибудь в голову во что бы то ни стало навязывать свое мнение кому-то другому?
То есть как? подавшись вперед, удивился Ковач.
Но простите, милостивый государь, вмешался Швунг, мы говорим о вещах серьезных! То бишь не о том, надо ли добавлять в сыр паприку, и не о том, как есть фасолевый суп с луком или без лука.
Совершенно верно, закивал фотограф.
Мы говорим о том, продолжил книжный агент, что у человека может быть мнение по вопросу, который касается, скажем так, всего человечества. Он, естественно, убежден, что мнение его может принести человечеству пользу, столь громкий пример я беру, разумеется, просто для большей ясности. Так вот, человек сей считает, что правильно лишь его мнение, и желает не держать это мнение при себе, а, будучи убежденным в его полезности, сделать доступным для всех. То есть он хочет людям добра. Вы понимаете?
Дружище Бела повернулся к столяру.
Вот скажите, господин Ковач, спросил он, склонив голову набок, у вас когда-нибудь было желание повлиять на мнение других?
Господь с вами, всплеснул руками Ковач. Ведь известно и любой из присутствующих это подтвердит, что я тут живу с самого рождения и известен всем как человек работящий и честный, степенный. Верно я говорю, господин Дюрица?
Разумеется, сказал часовщик, опять начавший следить за мухой на потолке.
У меня никогда и ни с кем не было никаких разногласий. Да как бы я мог осмелиться не знаю, как и сказать в чужие дела встревать?
Книжный агент положил ладони на стол и с нажимом заговорил:
Ну вот, видите. Вы на меня не сердитесь, он повернулся к фотографу: я знал, что мы к этому придем, и потому только помогал вам, чтоб остальные поняли, о чем тут речь. Короче говоря, так оно и должно быть, дорогой господин Ковач. Именно так, дорогой дружище Бела. Потому что такое приходит в голову только министрам, да королям, да всяким военачальникам. Они потому и делаются министрами. Ну подумайте сами, не в том ли все дело, что эти люди, самоуверенные, бессовестные и тщеславные то есть люди заведомо непорядочные, настолько поглощены собой, что думают, будто только они знают истину, а все остальные ни бельмеса не понимают, сколько бы ни было среди них людей пожилых, опытных или весьма ученых? Так вот, удумают они что-нибудь и заявляют: должно быть так-то и так-то, а кому не нравится, с теми у нас разговор короткий. А потом, если будет такая нужда, могут забрать человека в солдаты умирать за то, что они считают правильным. При этом им даже в голову не придет спросить у той, кого это больше всех касается, у матери: а можно ли послать ее сына на фронт?
А кого же еще вмешался дружище Бела, не своих же им сыновей посылать. Не дождетесь!
Иными словами, продолжал Кирай, источник всех бед заключается в том, что существуют неадекватные люди, которые полагают, что все остальные должны соглашаться с их мыслями. Иначе держись, они шею тебе свернут. Достаточно завестись в мире двум-трем таким ненормальным и готова беда. Потому что ни один из них не признаёт правоту другого, ведь каждый дошел до своей ахинеи самостоятельно. Между тем достаточно было бы хоть немного подумать. В самом деле, если один скажет, что правда на его стороне, я стану утверждать, что прав я, а третий скажет нет, он, то получится ерунда: не может быть столько истин, а если и может, то это ненастоящие истины. Вы это понимаете, дружище Бела?
Чего уж тут непонятного.
Что вы гогочете? повернулся книжный агент к Дюрице. Если вам серьезный разговор неинтересен, то не мешайте хотя бы другим.
Хозяин трактира махнул рукой:
Пусть гогочет! На него иногда находит. А я так вам скажу: самое лучшее, когда человек живет, как мы с вами: делаем свое дело, живем по совести, уважаем друг друга.
Ковач, столяр, взволнованно потер лоб:
Прошу прощения Я тоже хотел бы сказать Нельзя забывать, по-моему, что если бы Господь наш Христос, к примеру, не уверовал так крепко в то, во что он уверовал, и не захотел бы любой ценой преподать свое учение всему человечеству, заставить принять его, то как бы мы смогли стать христианами, как могли бы спастись? Ведь это лишь потому и произошло, что он крепко верил в свое учение и был убежден, что обрел истину. Разве не так?
Замечательно! воскликнул книжный агент. И чего он добился, обретя эту истину? Поделившись ею с людьми. Преподав ее половине мира. Изменилось с тех пор что-нибудь?
Да как вы можете это говорить? Что значит не изменилось?
Ну а что мне еще сказать, друг мой?
Ковач покачал головой и беспомощно оглянулся по сторонам. Фотограф, вспыхнув, забарабанил пальцами по столу, Дюрица сонно уставился в свой стакан, хозяин трактира потянулся.
Оглядев компанию, Кирай продолжил:
Не хочу хвастаться, но по роду своих занятий мне пришлось прочесть уйму книг. Разумеется, я прочел не все книги, которые были написаны, но во многие заглянул, среди прочих в такие, где речь идет об истории. И могу с полным правом сказать, что со времен Христа ничего в мире не изменилось. Надеюсь, вы не поставите мои слова под сомнение. Так вот, дорогой господин Ковач, при всем моем уважении к вашему мнению, хотел бы спросить вас: если даже заповеди Христа не повлияли на человечество в ожидаемой мере, неужто вы будете утверждать, что может найтись еще некто более достойный и человечество прислушается к его учению? Ведь более правильного и более, так сказать, состоятельного учения нельзя себе и представить. Ну и где мы с ним оказались? Может ли появиться такой человек, который придумает нечто более дельное? Ведь что получается? Вот явился этот Христос которого я тоже по-своему уважаю, и, преисполненный своих истин, объявил, что он царь мира, а посему все должны его слушаться. Так что же, теперь может любой объявить себя владыкой мира, потому что он убежден в своей правоте? И это несмотря на то, что у его предшественника ничего не вышло?