Выходные превратились в неделю, потом в месяц. Потом в год.
Где-то в полном всякого хлама застекленном шкафу тети Джин хранятся маленькие керамические безделушки, которые его мать собирала в детстве. Сердечки, звезды, животные. На некоторых выгравировано ее имя: Дафна Энн Кассмор. Время от времени тетя Джин спрашивает, не хочет ли он забрать их себе, и каждый раз он говорит нет. На кой черт ему сдалось ее старое барахло, когда она не могла хоть какое-то время прожить без наркоты, чтобы у него была нормальная мать?
По крайней мере, Кэмерон знает, от кого он унаследовал способность феерически лажать.
Тетя Джин подала в суд заявление об исключительном праве на опеку, на которую больше никто и не претендовал. Он вспоминает, как социальный работник тихим голосом сказал, что так намного лучше Кэмерон будет с семьей, а не попадет в систему.
Тетя Джин, которая на десять лет старше Дафны, так и не вышла замуж и не родила детей. Она постоянно называла Кэмерона подарком судьбы, нежданным подарком.
Детство с тетей Джин было хорошее. Она была совсем не то что матери его друзей. Разве можно забыть тот Хэллоуин в начальной школе, когда она заявилась на линейку в костюме Фредди Крюгера? Но как-то же у нее все получилось.
В школе Кэмерон учился неплохо. Там он и познакомился с Элизабет, а потом с Брэдом. Для ребенка, оказавшегося в такой ситуации, удивительно хорошо адаптируется, слышал он иногда.
А как же отец? Может, именно от него Кэмерон унаследовал свой ум?
Когда речь заходит о его отце, возможно все. Ни сам он, ни тетя Джин понятия не имеют, кто бы это мог быть. В раннем детстве, пока Кэмерон еще ничего не знал о специфике процесса зачатия и о необходимости как минимум донора спермы, он верил, что у него просто нет отца.
Учитывая, с кем обычно якшалась твоя мать, наверняка без него даже лучше, постоянно повторяет тетя Джин, когда о нем заходит разговор. Но Кэмерон всегда в этом сомневался. Он уверен, что, когда он родился, мать не употребляла. Он видел фотографии, на которых она качает его на детских качелях в парке, видел мягкие темно-русые завитки ее волос. Наркотики и проблемы Кэмерон уверен появились позже.
Появились из-за него.
Тетя Джин начинает вставать:
Еще кофе, детка?
Ты сиди, я принесу, говорит он, помотав головой, чтобы прогнать боль. Он пробирается между горами хлама к кухне.
Пока он наливает две новые чашки, тетя Джин кричит с дивана:
А как там Элизабет Бернетт? Она же в конце лета должна родить? Я встретила ее мамашу на заправке пару дней назад, но некогда было поболтать.
Да, она уже прям вот-вот. У нее все прекрасно. И у нее, и у Брэда, у обоих. Сливки вьются белыми струйками, когда Кэмерон наливает их в свой кофе.
Она всегда была такая милая. Я так и не поняла, почему она предпочла тебе Брэда.
Тетя Джин! стонет Кэмерон. Он, наверное, миллион раз уже объяснял, что у них с Элизабет ничего не было.
Да я просто так.
Кэмерон, Брэд и Элизабет в детстве были лучшими друзьями, тремя мушкетерами. Теперь как-то так вышло, что эти двое женаты и ждут ребенка. Кэмерон не может не понимать, что мелкий займет его место третьего лишнего при Брэде и Элизабет.
И кстати, мне пора двигать. Я должен вернуть Брэду машину к обеду.
О! Ну-ка, пока ты не ушел. Тетя Джин с усилием опирается на трость, чтобы подняться с дивана. Кэмерон пытается помочь, но она отмахивается.
Кажется, она лет десять роется в бардаке в другой комнате. Он тем временем не может удержаться и просматривает стопку бумаг на столе. Старый счет за электричество (к счастью, оплаченный), страница, вырванная из ТВ-Гайд (его что, до сих пор издают?) и пачка результатов обследований из клиники при городской аптеке с бланком рецепта, подшитым к первой странице. Тьфу, блин, это личное. Но еще не успев спрятать рецепт, он видит в нем нечто такое, от чего щеки начинают прямо-таки полыхать. Это не может быть правдой.
Тетя Джин? Хламидиоз?
Стук ее трости приближается к гостиной. Кэмерон пытается запихнуть все обратно, но, к его ужасу, стопка рассыпается и рецепт остается у него в руках. Кэмерон держит его кончиками пальцев, как будто он может быть заразным. Заболевание, передающееся письменным путем.
А, это. Она беспечно пожимает плечами. Да у нас тут много кто заразился.
Кэмерон чувствует, как у него сжимается желудок. Он сглатывает и говорит:
Ну, эта дрянь не шутка, тетя Джин. Рад, что ты обратилась к врачу.
Конечно, обратилась.
И, может быть, стоит начать, э-э, предохраняться? (Он действительно с ней об этом говорит?)
Ну, я так-то за резинки, но Уолли Перкинс не хочет
Хватит. Зря я это начал.
Она хихикает.
Так тебе и надо за то, что шпионишь.
Уела.
Короче. Вот. Тапочкой она подталкивает к Кэмерону коробку, которая стояла у ее ног, а он и не заметил. Вещи твоей матери. Подумала, что тебе они могут понадобиться.
Кэмерон встает.
Нет, спасибо, говорит он, даже не взглянув на коробку.
1302-й день в неволе
Мой нынешний вес шестьдесят фунтов. Я большой мальчик.
Как всегда, осмотр начался с ведра. Доктор Сантьяго сняла крышку с моего аквариума и стала поднимать большое желтое ведро, пока оно не оказалось на одном уровне с краем. В нем было семь морских гребешков. Доктор Сантьяго подтолкнула меня своей сеткой, но это было уже лишним. За свежими гребешками я бы и сам с радостью перебрался в ведро.
Анестезия сладко разливалась под кожей. Конечности у меня онемели. Глаза закрылись.
Мое первое знакомство с ведром состоялось давным-давно. На тридцать третий день в неволе. Тогда этот опыт казался пугающим. Но со временем я начал им наслаждаться. Ведро приносит ощущение полного небытия, которое во многих отношениях даже приятней ощущения бытия.
Мои руки волочились по полу, пока доктор Сантьяго несла меня к столу. Она сложила меня грудой на пластмассовых весах и ахнула:
Ого, какой большой мальчик!
Сколько? спросил Терри, тыча в меня своими большими коричневыми руками, которые всегда пахнут макрелью.
Прибавил три фунта за месяц, ответила доктор Сантьяго. Его рацион не менялся?
Насколько я знаю, нет, но могу перепроверить, сказал Терри.
Будьте добры, перепроверьте. Такой набор веса, мягко говоря, необычен.
Что я могу сказать? В конце концов, я же особенный.
Июньская серость
Сегодня вечером упаковкой в Шоп-Уэй занимается новый сотрудник.
Това поджимает губы, когда он ставит банки с клубничным и апельсиновым джемом в пакет бок о бок. Они с нехорошим звоном стукаются друг о друга, пока он запихивает туда же остальные покупки: кофе в зернах, зеленый виноград, замороженный горошек, мед в баночке в форме медведя и коробку салфеток. Мягких, ароматизированных. Дорогих. Това начала покупать их Уиллу, когда тот лежал в больнице, где салфетки были как наждачная бумага. Теперь она слишком привыкла к ним, чтобы выбирать более доступную марку.
Да не надо, дорогуша, говорит Итан Мак, когда Това предъявляет ему свою скидочную карту. Этот болтун с сильным шотландским акцентом кассир в магазине и заодно его владелец. Он постукивает согнутым мозолистым пальцем по морщинистому виску и ухмыляется: У меня тут все хранится, и твой номер я ввел, как только ты вошла.
Спасибо, Итан.
Пожалуйста. Он протягивает ей чек и одаривает ее кривоватой, но доброй улыбкой.
Това изучает чек, чтобы убедиться, что джемы по акции он пробил правильно. Вот и они: купи один, возьми второй за полцены. Нечего было сомневаться, у Итана всегда все под контролем. В Шоп-Уэй дела пошли в гору с тех пор, как несколько лет назад он переехал сюда и купил этот магазин. Он быстро обучит новенького, как правильно укладывать товары в пакет. Она прячет чек в сумочку.
Вот же июнь выдался, а? Итан откидывается в кресле и скрещивает руки на животе. Уже одиннадцатый час вечера, очередей в кассы нет, и новенький переместился на скамейку рядом с прилавком в кафе-кулинарии.