Бросаем машину за церковью и топаем в Фицпатрик. Там почти пусто, никакой движней не пахнет. Все равно быстренько решаем по одной и, по совету бармена, пробуем заглянуть в Эсквайр. Не прикольно. Двигаем дальше и в итоге оказываемся в Наследии вдовы. Там в одном углу дуются в карты, а в другом вроде как женский кружок вязанья и трепа. Из этих подходит одна, заказывает водку с колой. У нее за ухом вязальная спица, сама смазливая, но ей точно за тридцатник. Скок предпочитает женщин постарше. Уж не знаю, насколько постарше, но знаю точно, что с той, которая рулит Ювелирами Дуэйна в торговом центре Брукфилд, он домой ходил. Эта смотрится классно, но она того же года выпуска, что и Сенан, а значит, ей даже за сорок, железно.
Скок принимается обсуждать с этой всякие тонкости вязанья. Потом идет глянуть, что они там за свитеры и пинетки вяжут. Он-то не пьет, а я всасываю пинту за пинтой. Все думаю о тех козлах с молоком. Надо было, может, за ними проследить. Встает заказать еще одна из вязального кружка, улыбается мне. Сережки у ней здоровенные такие кольца. Помню, у Джун были сережки, и еще одна сверху на правом ухе. Помню ее золотой шип, а вот остальные какие были, хоть убей, вспомнить не могу. Все думаю о ее ушах.
* * *
По пути домой я, кажись, уснул. Дальше помню только, что сижу на крыльце у себя дома. Встаю, вынужден сесть обратно. Опять ключи потерял. Скок кидает камешки в окно Берниной спальни.
Ё-моё, тише ты, Скок. Матерь меня уроет, если ее разбудим.
Надо думать, мы устроили нехилый шум, потому что через выпас топает Эйтне Эгар, дочка Сисси.
Эйтнеприветдобрыйвечер.
На меня она внимания не обращает, шепчется со Скоком. Улавливаю несколько слов: скорая, драка или что-то в этом роде.
Оказывается, Берни увезли в Святого Луку на скорой, в полуобмороке. После того, как мы с ним расстались, он пошел выпить. В Старую Вик, самую большую распивочную в городе, ввязался в ссору с какими-то пацанами. Может, ввалили ему на улице, а может, сам упал, когда домой шел. Крови было сколько-то, и с запястьем что-то.
Мать ваша по потолку бегает, говорит она мне.
А чего мне не написала?
Пыталась.
Смотрю в телефон. Сел в ноль. Блядство.
Скок разворачивает машину, сует меня на заднее сиденье, мы катим в больницу в Килкенни. Останавливается на заправке, добывает крепкий чай и какую-то черствую булку, чтоб я сколько-то протрезвел.
Порядок, Фрэнк?
Ага. Не то чтоб Берни в первый раз что-то откалывал.
Первый раз Берни оказался по скорой в травме почти два года назад. Мы были в Ньюбридже мы с Матерью. После того, как Бати не стало, она вдарилась больше в общение с духами, нежели в гадание на чае: каталась по всему графству и даже в Уиклоу и Килдэр, везде. Репутацию себе заработала будь здоров, пока фортели Берни не начали на ней сказываться.
В ту ночь он мотался по городу и искал себе на задницу неприятностей, каких можно было б избежать. Те ребята насовали ему в живот так, что порвали селезенку. Я когда в больнице его во всех этих трубках увидел, чуть не скончался. Думал, у меня сердце встанет, так перепугался за него. Но диву даешься, к чему только ни привыкаешь.
Без обману
Ты чего тут? Где Матерь? Первое, что Берни говорит мне, лежа на каталке в травме.
Ее Скок домой повез. Пока ты спал.
Я не рассказываю ему, на каких херах Матерь таскала меня в коридоре за то, что я ушел пить свои пинты, а Берни оставил дома одного.
От тебя несет, как от пивной бочки, он мне.
На себя посмотри. Медсестра сказала, тебя отпустят после утреннего обхода. Чего ты домой не пошел? Нарваться хотел, раз пошел в Старую Вик. Даешь веселуху, хоть в чем-то будешь первым.
В чем? Берни мне, а сам отвертывается от меня на койке так, что едва не скатывается на ручки какой-то бабке та вся трусится, будто одержимая.
Первым из братьев, кто шесть футов вниз осилит. Я просто пытаюсь как-то разрядить все, но получается криво.
Я всегда буду первым, он мне. Из нас двоих.
На четыре минуты, говорю. Что, если учесть разницу между шестым и седьмым, небо и земля. Такое обычно ему фитилек прикручивает. Рождение паровозиком за ним следом означает, что дар наследую я. Берни, возьми уже себя в руки.
Он молчит намертво.
Тебе ж не обязательно оставаться в Карлоу. Да и в Ирландии, говорю. Чего б тебе не податься к нашим в Австралию? Тебе там самое оно будет. Сенан тебе работу легко найдет.
На стройке?
Устроишься в ресторан, или парикмахером, или как-то.
Это жуть какой стереотип. В любом случае я нужен Матери тут.
Если вот так будешь ей лет добавлять своими выкрутасами, то нет. Тебя ж мотает во все стороны.
Судя по тому, как он заскреб пятками по простыне, я его достал.
Доктор Эванс, он специалист, он сказал списки
Погоди-ка, говорю. Какой специалист? В каком это ты списке? Ни шиша не понимал я, про что он толкует.
Мне надо тебе сказать.
Ты, блин, о чем вообще? Сказали, у тебя вывих запястья и ушиб головы. И все.
Нет, доктор Эванс в Дублине. Он и оценка И тут он отключается.
Чудно́ это смотреть, как он спит. Стараюсь не обращать внимания на всякое, что происходит в травме, особенно на телесные звуки из соседнего отсека. Видать, я сам задремал, потому что открываю глаза а он на меня смотрит. По виду, он в несколько более своем уме, и я его спрашиваю, что случилось. Оказывается, он увидал ту машину возле Старой Вик, узнал ее и решил зайти. Садится такой к стойке в своей рубашке, от которой молоком несет. И прям рядом мразота эта, дикари, которые в него пакетом бросили. Заказал себе водку с Ред Буллом, выпил и вышел. По его прикидкам, они за ним проследили и напрыгнули.
Не врубаюсь. Ну чего он вечно высовывается. Чего не позвонил нам со Скоком, мы б ему подсобили. Или вынули бы оттуда.
Тут больше, чем кажется, говорит Берни. Я не потому что я уже Язык у него заплетается. Берни закрывает глаза, и мне кажется, что он вроде как опять засыпает.
Я женщина, говорит он, глаза все еще закрыты. Внутри.
Я не уверен, что расслышал.
Что? Да из тебя, блин, такая же женщина, как из Ковбоя Мальборо.
Он тыщу лет не говорит ничего. Потом шепчет:
Ковбой Мальборо был геем.
Заткнись, говорю и толкаю его в руку. Он обдолбан вдребезги уж какие они ему там обезболивающие вкатили. Говорю, чтоб попытался уснуть, а сам иду курить.
Он знал, что я это погуглю, и действительно как только выхожу из палаты, сразу смотрю, что там про Ковбоя Мальборо. Их прорва была, в основном поумирали от рака. Один, может, двое были геями.
Из автомата в приемном покое беру бутылку колы. Ужасно скрутило на стуле какую-то деваху, она держится за живот и с содроганиями стонет. Пара стариков ждет очень тихо, не разговаривает, оба смотрят прямо перед собой. У него лицо серое, руки вцепились в колени. У нее безостановочно движутся губы. До меня доходит: она молится. Дичь херовая тут происходит у людей, а этот идиот, братец мой, просто лезет в неприятности, как в горячую ванну.
Возвращаюсь к нему, стою рядом, пока он не просыпается.
Слушай. Я перехожу на шепот, чтоб отвадить бабку с соседней каталки. С трясучкой своей она совладала и теперь чуть ли не валится с койки, уши развесив. Тут оно куда интересней, чем сидеть дома с кошкой и смотреть Улицу Коронации[23]. У тебя выдалась дурная ночь. Тебе надо остыть, собраться с мыслями.
Я знаю, где взять гормоны, шепчет он. В интернете.
Что за херня, говорю. Они тебе любое говно сраное могут продать. Не знаю, чего тебя носило в Дублин. Тебя это выводит из равновесия.
Равновесие надо держать тебе, а не мне, говорит и отворачивается. Знаешь, земля под тобой вертится постоянно. Меньше минуты проходит, и его вырубает.
* * *
Выписывают его часов в восемь утра. Пара швов и паршивый вывих запястья. Всю ночь мы оба задремывали и просыпались, что, конечно, облегчение, потому что я не знаю, что ему говорить. Я, правда, сказал, что это он сам нарвался, полез к этим пацанам. И намекнул, что у Матери сердце поэтому в узел, может, он помалкивает из-за этого. Ни я, ни он о том остальном, что он там мне грузил, не заикаемся.