Но в ту самую секунду, когда я готов уже был проститься с миром навсегда, где-то за кустами оглушительно грохнуло, а затем раздался звук, словно в воздухе пронеслась огромная невидимая плеть. Звук этот было мне отлично знаком это был залп из мушкетов. Один из кнехтов, шедших рядом с телегой, дернулся словно марионетка с запутавшимися нитками, и рухнул на телегу заливая ее кровью. Я тут же упал рядом с ним, прижавшись к грязному дощатому дну и ошарашенно вертя головой по сторонам меня самого едва не задело.
Мгновение спустя из-за деревьев с криком ринулись люди в разномастных легких доспехах, вооруженные алебардами. На плащах у некоторых из них был вышит герб: бурый медведь на алом поле. Ошеломленные первым ударом ратники Ордена быстро приняли боевой порядок, и закипел бой.
Пользуясь тем, что моим тюремщикам стало не до меня, я выбросил синее лезвие, и начал медленно, старательно избавляться от цепей. В металл лезвие входило с трудом, нагревая его и, то и дело, затухая. Мне приходилось сжимать руку до боли в пальцах, призывая его снова и снова. Одновременно нужно было следить, чтобы никто из сражающихся в пылу схватки не зарубил меня случайно или просто для ясности.
Я понятия не имел, что за люди напали на орденский отряд, и зачем им я. Не исключено, что они и сами хотели бы выдать меня королевским приставам: шестьсот крон на дороге не валяются. Тем не менее, происходящее явно было последним шансом для меня избежать четвертования под стеной Брукмерского замка, и не использовать его было грешно. От моей апатии враз не осталось и следа: жизнь, с которой я только что прощался, вновь стала тем, за что стоит побороться.
Сбив кое-как две из четырех цепей, я смог скатиться с телеги в густую дорожную грязь и, спрятавшись под днищем, продолжил методично расправляться с оковами. Лезвие врезалось в металл, накаляя его и наполняя воздух кислым запахом окалины. Пространство вокруг было наполнено криками, лязгом стали, раздававшимися то тут, то там одиночными выстрелами. Лежа под телегой, перемазанный в черноземе, я не мог знать, как складывается бой. Справа от телеги то и дело появлялись чьи-то сапоги, а слева повалился убитый кнехт с перерубленным лицом вот и все, что я мог видеть.
Наконец, последняя цепь лопнула с печальным стоном, и я смог выглянуть из-под телеги и осмотреться. И очень не вовремя: стоило мне показаться снаружи, как пробегавший мимо кнехт устремил прямо мне в лицо древко алебарды, так что я едва успел увернуться.
Ухватившись за древко, я попытался рывком затянуть его под телегу, за что получил удар сапогом по руке и, зашипев, откатился под защиту повозки, выпрыгнув с противоположного конца.
Вскочив на ноги, я вызвал синее лезвие единственное мое оружие теперь и бросился на кнехта, стараясь поразить его быстрым выпадом. Тот, однако, оказался не промах ловко увернулся, подставив мне подножку, так что мне пришлось уходить в кувырок, уворачиваясь от нового удара алебардой.
Мой противник низкорослый усач средних лет, на привалах постоянно рассказывавший похабные истории и смешивший сослуживцев явно рассвирепел, и был настроен убить меня, раз уж не удалось довести живым до Брукмера. Своим оружием он размахивал с такой быстротой и ловкостью, что я невольно подумал: будь против него прежний Рома, имевший в школе четверку по физкультуре, а в универе вовсе на нее не ходивший, у него не было бы никаких шансов.
Однако я уже не был прежним и не только благодаря матрице Луциана. Три года, проведенные в опасном мире, не прошли для меня даром, так что уворачиваться от взмахов алебарды мне удавалось. Но вот достать противника своим лезвием я никак не мог тот не подпускал меня на расстояние удара.
Наконец, присев под очередным ударом, я отчаянно прыгнул вперед, выбросив перед собой лезвие, но кнехт метнулся в сторону и подкосил меня ударом древка. Я рухнул на влажную землю и успел лишь откатиться чуть в сторону, увидев взметнувшееся надо мной лезвие и осознав, что не успеваю ни подняться, ни уклониться от его удара.
Лезвие, однако, вместо того, чтобы обрушиться вниз и перерубить меня, бездоспешного, на две части, лишь дернулось и упало плашмя, со звоном ударившись об край телеги. Секунду спустя рухнул и кнехт зажимая руками рану на груди, оставленную топором подоспевшего воина в красном. Я оперся ладонями о раскисшую жирную землю и огляделся по сторонам.
Бой уже подошел к концу: большая часть кнехтов была мертва, а барон и один из послушников с залитым кровью лицом были безоружны, и их весьма грубо обыскивал бородатый мужчина с дымящимся мушкетом за спиной.
Не задели мы тебя, ваше инородие? услышал я знакомый, чуть картавящий старческий голос. Привалившись к массивному дубу с пробитой пулей корой, на меня слегка насмешливо смотрел одетый в алый плащ с медвежьим гербом Матеус Бажан.
Глава 3
Порт Крюстера еще за две сотни шагов от воды окатывал каждого, кто приближался к нему, целой волной запахов. Здесь пахло соленой горечью морской воды, смолой, рыбой, нечистотами и чем-то еще, трудноуловимым: смесью всех товаров, разгружавшихся здесь, от специй до бычьих кож.
Мы с мэтром Бажаном шли вдоль линии портовых построек, щурясь от солнца, медленно поднимавшегося из-за моря. Работа в порту с утра уже кипела: несколько грузчиков катили мимо нас какие-то бочки в недра тяжелого когга одного из дюжины выстроившихся у причалов. Чуть дальше отчаливал запоздавший на утренний лов рыбацкий баркас. Медленно доворачивала к причалу каракка под палатинским флагом, а в дали на рейде виднелись несколько боевых каравелл все военно-морские силы Крюстерской республики. Мне кажется, Бажан специально повел меня этим путем хотел продемонстрировать торговую республику во всей красе.
И вот, значит, в самую-то пору, медленно, с достоинством проговорил негоциант, когда стали собирать ополчение, вышло, что ни у кого из местных наличных денег и на роту не хватит: векселей-то довольно и товаров, да разве наемникам векселями заплатишь? А я как раз тогда ткани сбыл много монеты на руках было. Дай, думаю, помогу людям хорошее дело сделать прихожу на Конференцию, давайте, господа, я на свои деньги две роты снаряжу.
Они-то сперва, негоцианты местные, отнеслись с опаской: человек я не местный, мало ли что? Но делать-то нечего: согласились, так я и стал здесь навроде сенешаля или маршала.
Бажан усмехнулся и покачал головой.
Вот уж чем привелось заняться на старости лет, продолжил он с улыбкой. Расскажи мне кто год назад, что я буду войсками командовать, на смех бы поднял. Да и грех сказать: маршал над двумя ротами.
И как, тяжело? спросил я.
Не столько тяжело, сколько муторно, возни много, Бажан раздраженно сплюнул. То перепьется кто, то обоз разграбят, то пороха нет, то провизии одна морока.
Да разве в торговых делах не то же самое? улыбнулся я.
Так ведь с торговых дел прибыль есть! покачал головой Бажан. А тут одни убытки!
Мы помолчали немного. Солнце уже начинало робко припекать, а мы, тем временем, миновали порт и свернули к рыбному рынку, в этот час почти пустынному.
Вы же не просто так меня вытащили? задал я вопрос, волновавший меня с того самого момента, как с моих рук сбили цепи. Вот уже пятый день я был на свободе, но Бажан, в доме которого я поселился со вчерашнего дня, все уходил от ответа на этот вопрос, хотя явно имел что-то на уме.
Ну, во-первых, мне в любом случае было приятно тебя освободить, проговорил Бажан с расстановочкой. В речах его появилась важность, которой я не замечал в те времена, когда он был странствующим торговцем, а не сановником. Все-таки, и ты мне однажды жизнь спас, а Мученики заповедали нам помнить свои долги.