Подростком, после «Денег для Марии», «Последнего срока», «Прощания с Матёрой», мне хотелось прочитать всё написанное Распутиным. Но «Костровых» первой его книги в библиотеках моего родного Кызыла не оказалось, а потом и потребность эта прошла, тем более произведения 90 00-х Валентина Григорьевича на меня произвели куда меньшее впечатления, чем повести и рассказы конца 60 70-х.
Потребность вернулась году в 2013-м. Я тогда начал писал «Зону затопления» книгу о деревнях на Ангаре, которые вот-вот должны были исчезнуть от огня и бульдозеров, а земля, на которой они стояли, уйти под воду Богучанского водохранилища.
Собирая материал, я посмотрел документальный фильм Сергея Мирошниченко «Река жизни» о том как Валентин Распутин, литературный критик Валентин Курбатов и издатель Геннадий Сапронов проплыли по Ангаре от Иркутска до строящейся в то время Богучанской ГЭС.
Печальным было это путешествие по гнилым водохранилищам, по короткому свободному участку Ангары, который вот-вот должен был стать очередным таким же водохранилищем. Герои фильма останавливались в деревнях, обреченных на скорую гибель, встречались с теми немногими жителями, кого еще не раскидали по квартиркам в городах и поселках Красноярского края и Хакасии Сердце одного из участников путешествия Геннадия Сапронова не выдержало: он умер сразу после возвращения домой, в Иркутск
В фильме есть такой эпизод: возле бетонной стены плотины Братской ГЭС Валентин Курбатов стыдит и призывает к покаянию одного из руководителей гидроэлектростанции. Распутин вдруг перебивает тёзку: «Валентин, если бы наша Россия была в этом мире только одна, тогда можно было бы миновать это всё. Но когда пошла такая гонка, что уж тут было делать приходится соглашаться с этим».
После этих слов мне вспомнилось название «Костровые новых городов», захотелось узнать, каким был Распутин до «Василия и Василисы», «Денег для Марии», «Последнего срока». Ясно, что не пришел в литературу сразу готовым деревенщиком и защитником традиций, наверняка призывал разводить костры и строить новые города в таежной глуши, на месте замшелых деревушек.
Еще года через два «Костровые» у меня появились подарил красноярский писатель Сергей Кузнечихин во время литературного фестиваля «КУБ».
Прочитал я книгу в самолете четырех часов полета из Красноярска, где «Костровые» были изданы в 1966-м, до Москвы хватило, тем более формат книги маленький, объем ровно 100 страниц Читал и всё порывался вскочить с кресла, побегать по проходу. Такая энергия жизни била с пожелтелых ломких страниц, что сидеть было невыносимо. По форме собранные в книгу произведения очерки, а по сути поэмы. Поэмы в прозе.
Вот первая же страница начало очерка «Продолжение саянской легенды»:
«Вечер. Палатка. Возле палатки костер. Возле костра четверо. Искры от костра поднимаются в небо и зажигают звезды. Но звезды не греют. Холодно.
Холодно, говорит парень, обнимая костер.
Холодно, отвечает ему девушка и устало закрывает глаза.
Федор! второй парень поворачивается к третьему. Начинай, Федор.
Я рассказывал вчера и позавчера, вяло откликается Федор, уткнувшись лицом в воротник, как в материнский подол.
Холодно, говорит ему девушка, не открывая глаз.
Холодно, Федор, поясняет первый парень. Начинай.
Федор поднимает голову и смотрит в снега.
Тогда было еще холодней. И тогда было в тысячу раз труднее. Но они все шли и шли. Шли и ночью и днем. Они шли там, где никто, кроме них, не смог бы пройти. Когда нельзя было больше сделать ни одного шага, кто-нибудь из них спрашивал:
Вы не устали?
Нет, говорил один.
Нет-нет, отвечал второй.
Я тоже не устал, не признавался тот, который спрашивал.
И они шли дальше. Они срывались с гор и снова ползли на них, как одержимые. Они тонули в реке, но, выбравшись на берег, снова шли дальше. Все дальше и дальше.
Они и сами не верили, что дойдут, перебивает Федора девушка.
Неправда, говорит Федор. Они верили. Но они не дошли. Так получилось».
Очерк об изыскателях Александре Кошурникове, Алексее Журавлеве и Константине Стофато, погибших в 1942 году во время трассирования железнодорожной дороги Абакан Тайшет.
Спустя много лет взрослый сын Константина Стофато, Владимир, приезжает на трассу. Сначала посмотреть на место смерти отца, а потом чтобы «завершить дело, начатое отцом». Перевозит семью. Вот как поэтично, но и реалистично описано Распутиным это решение ехать в Сибирь из родного Липецка, разговор Владимира с женой:
« Мы уезжаем на трассу, объявил Володя чуть ли не с порога, как только вернулся в Липецк.
И я? спросила Нина.
И ты.
И Ленка?
И Ленка, и Костя.
Володя, сказала Нина, но ведь Ленке всего четыре месяца.
Да-да, ответил он.
И тебе нельзя никуда уезжать.
Можно.
Нельзя.
Можно.
Нина засмеялась.
Я не собираюсь тебя держать, я же понимаю, но надо подождать Ленку, пусть она станет покрепче.
Нина, сказал он, я был на нашем разъезде. Мы там поставили обелиск. Он стоит возле деревянного мостика через Джебь. А поселок на разъезде еще не поставили.
А институт? спросила она.
Я там поступлю в железнодорожный.
Но ведь ты на четвертом курсе.
Мне всего 24 года.
А мой техникум? снова спросила она.
Техникум? он задумался. Я ничего не знаю, сказал он. Я не знаю, как быть с техникумом, но потом будет поздно. Я там был, они там каждый день работают и работают. А потом пойдут поезда. Говорят, у Журавлево, у Кошурниково и у Стофато все машинисты будут давать гудки. Они там строят, а я здесь, я далеко.
Они сели. Было ясно, что надо собираться.
Надо предупредить наших.
Он ушел.
Бабушка сказала:
Я еду с ними.
И я, подхватила Римма, Володина сестра.
А со мной кто-нибудь останется? спросила мать.
С тобой останется Римма. А я там у них буду оставаться с ребятишками. Без меня они ничего не сделают, уверенно сказала бабушка.
В октябре они уехали. Володя уехал от института, Нина от техникума, бабушка от библиотеки, в которой работала, и все вместе они уехали от родного тракторного завода и из родного Липецка. За их поездом, как эскорт, шли поезда. Маленький Костя стоял на коленях на скамье и смотрел в окно.
Это было начало отчего края, и они ехали этот край обживать».
И вот из концовки очерка:
«Нет, не мог Володя Стофато не приехать на трассу. Это было бы нечестно и по отношению к отцу, и по отношению к себе. Он был очень нужен здесь. Дело даже не в той мере пользы, которую он приносил, как строитель, дело в большем. Ему пишут письма отовсюду. Ребята, которые останавливаются на распутье, не зная, куда свернуть, среди многих других имен вдруг вспоминают, что есть на свете он, Володя Стофато. И они в первую очередь вспоминают, что он не остался только сыном героя, а стал продолжателем дела отца. И, наверное, им, ребятам, это помогает в выборе дорог. А потом они пишут ему и благодарят. Он удивляется, но они правы».
Минуло с тех пор полвека. Трасса Абакан Тайшет живет, идут грузовые составы, идут пассажирские; но в народе большая ее часть известна как «из Абакана в Красноярск через Саянскую». Станция Стофато крошечная. Кто живет в тех нескольких домиках под насыпью? Как сложилась судьба Владимира, его жены Нины, их детей Кости и Лены? В интернете я об этом ничего не нашел. Но они были, и совершили поступок, который запечатлел Валентин Распутин.
Ушло то время, ушло внимание к героям тех строек, ушла и книга «Костровые новых городов», изданная буквально через несколько месяцев после начала постоянной эксплуатации железной дороги Абакан Тайшет. Впрочем, какая-то часть из пяти тысяч ее экземпляров сохранилась, наверняка кто-то из ветеранов великих строек открывает ее, перечитывает. Молодеет на некоторое время.