Уже из замечаний достойного Баркера легко сделать вывод, что парадный обед у Фредди Рука едва ли удался в полной мере, а в поисках достаточно мрачных исторических аналогий последующей поездке в такси можно припомнить разве что отступление Наполеона из Москвы, да и то едва ли происходило в такой мертвящей тишине.
Из всей компании, как ни странно, хоть сколько-нибудь довольным можно было назвать лишь самого Фредди. Первоначально он купил на этот вечер три билета, однако неожиданное прибытие леди Андерхилл вынудило докупать четвертый на место чуть дальше от первых трех, которое Фредди собирался занять сам, как и сообщил Дереку за завтраком.
Хоть и говорит нам Книга Иова, что человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх, настоящий философ и в нашем жестоком мире найдет для себя утешительные мелочи. Мысль о том, что сидеть он будет за несколько рядов от леди Андерхилл, восстановила душевное равновесие Фредди не хуже порции горячительного и всю дорогу наполняла его сладким трепетом, как торжественный гимн. Попроси его в тот момент кратко определить, что такое счастье, он ответил бы: сидеть подальше от леди Андерхилл.
Когда компания прибыла в театр, зал уже почти заполнился. На этот сезон «Лестер» был арендован сэром Честером Портвудом, недавно возведенным в рыцарское звание и имевшим массу поклонников. Какая бы участь ни ждала спектакль в конечном счете, премьера есть премьера. Партер сиял драгоценностями и крахмальными манишками, дорогие ароматы наполняли воздух в жестокой битве с плебейским запашком мяты из задних рядов. Ложи были полны, а суровые завсегдатаи галерки невозмутимо ожидали поднятия занавеса, твердо вознамерившись получить хоть на один шиллинг удовольствия за свои монеты.
Огни рампы вспыхнули, свет в зале померк, утих гомон зрителей. Занавес пополз вверх. Джилл поерзала, устраиваясь в кресле, и просунула ладошку в руку Дерека. Пожатие его пальцев наполнило ее теплом счастья. Все в мире было в порядке.
Все за исключением действия, которое разворачивалось на сцене. Пьеса была одной из тех, что не задаются с самого начала и уже не могут воспрянуть. Уже через десять минут по зрительному залу стало расползаться то неловкое ощущение, которое охватывает публику, когда спектакль обещает быть скучным. Партер застыл в летаргии, в бельэтаже закашляли, галерка погрузилась в угрюмую тишину.
Сэр Честер Портвуд приобрел свою репутацию актера и режиссера на легких комедиях «чайного» стиля, и от его спектаклей многочисленные поклонники с привычным удовольствием ожидали беспечной игривости с искрометными диалогами и не слишком обременительным сюжетом. Однако сегодня вечером сэр Честер, судя по всему, пал жертвой амбиций, нередких у деятелей его ранга, которым хочется доказать, что комедия для них не потолок и они способны, подобно чтецу-декламатору, резко сменить тон.
Лондонская публика твердо знала: уж чего-чего, а тяжеловесности в постановках Портвуда можно не опасаться, а меж тем «Испытание огнем» оказалось нудным до зубовного скрежета. При всей доброжелательности зрителей, у них даже закрались подозрения, что эта пафосная драма написана белым стихом!
Актерская игра ничуть не помогала рассеять растущую неловкость. Сам сэр Честер, подавленный, видно, значимостью события и ответственностью за непривычный товар, отказался от своей легковесной манеры и ударился в декламацию. Дикция была хороша, но красноречием и не пахло. К тому же по известным лишь режиссеру мотивам роль героини досталась юной особе с кукольным личиком, которая еще и пришепетывала, и публика резко осудила ее с первого же выхода на сцену.
Первый акт близился к середине, когда Джилл, чье внимание к действию стало ослабевать, услыхала тихий стон. Места, купленные Фредди, находились на краю седьмого ряда, Дерек сидел слева от нее рядом с матерью, а справа оставалось еще одно место, последнее. Когда поднялся занавес, оно пустовало, но несколько минут назад туда кто-то бесшумно пробрался. Темнота не давала разглядеть лицо, но было ясно, что он страдает, и Джилл прониклась сочувствием. Мнение незнакомца о спектакле явно совпадало с ее собственным.
Наконец первый акт закончился, и в зале вспыхнул свет. В партере раздались жидкие фальшивые аплодисменты, которые слабым эхом отдались в задних рядах и бельэтаже, а до галерки не докатились вовсе.
Ну как? обернулась Джилл к жениху. Что скажешь?
Нет слов, так ужасно, мрачно буркнул Дерек.
Он подался вперед, чтобы присоединиться к беседе леди Андерхилл с какими-то знакомыми в другом ряду, а Джилл, отвернувшись, неожиданно встретила пристальный взгляд мужчины справа лет двадцати с небольшим, широкоплечего, с жесткой взъерошенной шевелюрой и насмешливым ртом.
За краткий миг обмена взглядами Джилл успела решить, что сосед некрасив, но привлекателен. Он напоминал здоровенного лохматого пса, который в гостиной все перевернет, но станет отличным товарищем в загородной прогулке. Пожалуй, спортивный твид смотрелся бы на нем куда лучше, чем вечерний костюм. Глаза были хороши. Их цвета Джилл рассмотреть не успела, но смотрели они открыто и дружелюбно.
Отметив все это с обычной своей быстротой, Джилл отвернулась. Мелькнуло странное чувство, будто она уже где-то встречала этого человека или очень похожего, но тут же растаяло. Казалось, он так и не отвел взгляда, но она продолжала скромно глядеть прямо перед собой, не пытаясь в этом удостовериться.
Внезапно между ними втиснулась раскрасневшаяся физиономия Фредди. Терпеливо выждав в проходе, пока опасное внимание леди Андерхилл не переключится на светскую беседу, он уселся позади Джилл на пустое место, хозяин которого любил проводить антракты в буфете. Фредди испытывал глубочайший стыд. Как мог он допустить столь грубую промашку!
Ради всего святого, прости меня! начал он покаянно. В смысле, что затащил вас на этот дурацкий бред. Как подумаю, что мог взять билеты на любую из десятка классных музыкальных комедий, так и тянет отвесить себе пинка! Хотя, по правде говоря, откуда мне было знать, что нам такое подсунут? У Портвуда спектакли всегда живые, яркие и все такое в толк не возьму, с чего вдруг ему вздумалось это ставить. Тоска зеленая, да и только!
Сосед справа издал язвительный смешок.
Должно быть, обронил он, псих, который написал эту пьесу, вложил в постановку все свои сбережения.
Если что и способно потрясти до глубины души невозмутимого лондонца, так это неожиданное обращение незнакомца. Фредди окаменел, его чувство приличия было оскорблено до крайности. Голос из могилы едва ли потряс бы его сильнее. Традиции, в которых он воспитывался, закрепили в нем уверенность, что такого просто не бывает никогда, ни в коем случае. Ну, кроме как при землетрясении, кораблекрушении или в Судный День. Заговаривать в другое время, не будучи представленным, не положено, разве что попросить спичку или узнать время.
Природное добродушие не позволяло Фредди осадить невежу, но и терпеть унизительную ситуацию было невозможно. Оставалось только спасаться бегством.
М-м да, промямлил он и повернулся к Джилл. Пожалуй, мне это пора. Увидимся
Пробормотав слова прощания, Фредди удалился, окончательно лишившись душевного равновесия.
Украдкой покосившись на Дерека, все еще поглощенного светской беседой, Джилл обернулась к соседу справа. В отличие от Фредди, она не была рабыней этикета и слишком интересовалась жизнью, чтобы воздерживаться от общения с незнакомцами.