Впрочем, надо сказать, что в разных частях зала поведение публики отличалось. На галерке мигом поднялась суматоха, и топот почти заглушал крики. Минуту назад представлялось невероятным, что зрители когда-нибудь выйдут из сонной апатии, но инстинкт самосохранения сотворил чудо.
С другой стороны, обитатели партера далеко не сразу потеряли выдержку. Тревога повисла в воздухе, но еще некоторое время они балансировали на грани между паникой и достоинством. Паника толкала их на решительные действия, достоинство советовало выждать. Поскорее оказаться на улице им хотелось не меньше, чем зрителям с галерки, но бежать и толкаться было бы дурным тоном. Мужчины подавали дамам шубы, заверяя, что все в порядке и пугаться нечего, однако новые клубы дыма, ползущие из-под асбестового занавеса, лишали их уверения убежденности. Движение к выходу еще не обернулось паническим бегством, но сидевшие ближе к сцене уже начинали полагать, что счастливчики из задних рядов чертовски медленно освобождают проход.
Наконец, словно получив общий толчок, дрогнуло и самообладание партера. Глядя сверху, можно было бы заметить, как толпа встрепенулась и каждый в ней задвигался быстрее.
Чья-то рука взяла Джилл под локоть. От руки исходило ощущение надежности, она явно принадлежала тому, кто еще не потерял голову. Прозвучавший из темноты голос был приятен и подкреплял это чувство:
Не стоит лезть в толпу, могут помять. Опасности нет, во всяком случае от пьесы с ней покончено.
Джилл была в смятении, но боевого духа не растеряла и старалась не выказывать своих переживаний. Хоть паника и стучалась в душу, достоинство отказывалось уступать место.
Тем не менее, с трудом выдавила она улыбку, неплохо бы как-то отсюда выбраться.
Как раз и хотел предложить, произнес мужчина, стоявший рядом. Мне в голову пришла та же мысль. Мы можем спокойно уйти своим собственным путем. Пойдемте.
Джилл оглянулась через плечо: Андерхиллы затерялись где-то в толпе беглецов. В сердце кольнуло негодование: как мог Дерек ее бросить? Она двинулась на ощупь за своим провожатым, и вскоре они вышли через ложу бенуара к железной двери на сцену.
Когда дверь открылась, оттуда вырвался дым и пахнуло удушающей гарью. Джилл невольно отпрянула.
Все нормально, успокоил спутник. Запах всегда хуже, чем есть на самом деле. Так или иначе, отсюда самый короткий путь наружу.
По сравнению с шумом и суетой на сцене зрительный зал показался бы мирной идиллией. Дым стоял стеной. Что-то неразборчиво выкрикивая, мимо протопал рабочий сцены с ведром в руке. С другой стороны доносился стук топора. Спутник Джилл первым делом подскочил к распределительному пульту, нашарил рубильник и дернул. В узкой щели за краем асбестовой завесы вспыхнул свет, и гомон, доносившийся из зрительного зала, тут же стал затихать.
Выхваченная из путающей темноты, публика в партере разглядела лица друг друга и со стыдом осознала, как недостойно ведет себя. Напор толпы несколько ослаб. Минутное облегчение, но его хватило, чтобы сдержать панику.
Идите прямо через сцену, услышала Джилл голос спутника, дальше по коридору и направо, там служебный выход. А я, раз никто, похоже, не собирается этого делать, скажу несколько слов зрителям не то, чего доброго, перекусают друг дружку.
Он протиснулся в щель на краю завесы и вышел на авансцену.
Леди и джентльмены!
Опершись рукой на пульт, Джилл осталась на месте, не торопясь следовать инструкциям незнакомца. Чувство товарищества не давало бросить его одного в этом приключении. Раз он задержался, надо остаться и ей, а бежать через служебный выход было бы позорным дезертирством.
Удушливый дым еще сгустился и ел глаза, смутные фигуры пожарных сновали в нем, как брокенские призраки. Она приложила ко рту рукав шубы, чтобы легче было дышать, и прислушалась: голос с авансцены ясно различался, несмотря на шум:
Леди и джентльмены! Никакой опасности нет, уверяю вас. Мы не знакомы, так что у вас нет причин верить на слово, но, к счастью, у меня есть веский аргумент: я не стоял бы здесь в случае опасности! Просто-напросто ваш горячий прием новой пьесы воспламенил декорации
Раскрасневшийся рабочий сцены с топором в почерневших от сажи руках заорал Джилл на ухо:
Чешите отсюда, мисс! Он с грохотом отшвырнул топор. Не видите, все кругом полыхает?!
Я я жду! Джилл кивнула на асбестовую завесу, по ту сторону которой ее спутник продолжал ораторствовать в надежде заставить удирающую публику прислушаться.
Рабочий заглянул в щель на авансцену.
Коли он ваш приятель, мисс, уговорите его закругляться да уматывать поживее! Мы все тоже, тут ничего уже не поделаешь, слишком разгорелось крыша может в два счета рухнуть!
Вы еще тут?! Спутник Джилл протиснулся обратно и одобрительно моргнул сквозь дым. Вы прямо-таки стойкий оловянный солдатик!.. Он повернулся к рабочему: Ну, что скажешь, Огастес?
От простого вопроса тот опешил.
Что скажу? Только одно, черт побери
Погоди, сам догадаюсь Ага! В театре пожар, так?
Рабочий с отвращением откашлялся. Ему было явно не до шуток.
Мотаем отсюда! буркнул он.
Великие умы и мыслят в лад. Мотаем!
Вот-вот, и не тяните резину!
И не подумаем. Твое слово закон!
С колотящимся сердцем Джилл поспешила за ними через сцену. К дыму прибавился жар, кое-где мелькали язычки пламени, а в стороне что-то с грохотом обрушилось. В воздухе стоял резкий запах горящей краски.
Где сэр Честер? спросил на бегу незнакомец рабочего.
Смылся уже, выдавил тот, вновь заходясь в приступе кашля.
Ну и ну! покрутил головой незнакомец и обернулся к Джилл. Сюда! Не отставайте Удивительно, как искусство предвосхищает жизнь. В конце второго акта сэру Честеру положено по роли таинственно исчезать в ночи. Вот он и исчез!
Спотыкаясь, они ввалились в дверь и очутились в узком коридоре, где воздух был чище, несмотря на изрядную примесь гари. Джилл глубоко вдохнула. Ее спутник повернулся к рабочему и пошарил у себя в кармане.
Вот, держи! Монетка перешла из рук в руки. Пойди выпей, тебе сейчас не помешает.
Спасибо, сэр.
Не за что. Ты спас нам жизнь. Без тебя мы и не заметили бы, что в театре пожар. Он повернулся к Джилл. Вот и служебный выход. Пожалуй, пора и нам таинственно исчезнуть в ночи!
Театральный сторож в растерянности топтался возле своей каморки у служебной двери. Соображал он туговато, привык к ежедневной рутине, и события этого вечера совсем сбили его с толку.
Что там за пожар? спросил он.
Незнакомец задержался на пороге.
Пожар? Он с недоумением обернулся к Джилл. Вы что-нибудь слышали о пожаре?
Ну как же, все бегут без оглядки и вопят, что в театре пожар! настаивал сторож.
Святые угодники! Если вдуматься, вы совершенно правы. В самом деле пожар! Так что, если промедлите, он нанесет вам коварный удар в спину. Послушайте добрый совет старого приятеля: бегите! На красочном языке джентльмена, с которым мы только что расстались мотайте отсюда и не тяните резину.
Сторож помолчал, обкатывая в голове эту новую мысль.
Да как же, возразил он наконец. Мне положено караулить тут до полдвенадцатого! Такой уж порядок дождаться полдвенадцатого и запереть. А сейчас еще только без четверти одиннадцать!
Понимаю ваши затруднения Спутник Джилл задумчиво покачал головой. «На пылающей палубе мальчик стоял» и все прочее в том же духе. Боюсь, не знаю, как вам помочь тут вопрос совести. Не хочу сманивать вас с боевого поста, но, с другой стороны, если останетесь, то поджаритесь с обеих сторон, как бифштекс. Впрочем Вы сказали, что должны в половине двенадцатого что-то запереть что именно?
Да театр же!
А, ну тогда совсем другое дело! К полдвенадцатого никакого театра тут уже не будет. Так что на вашем месте я бы тихо и незаметно удалился. А завтра, если захочется, можете вернуться и посидеть на руинах, если к тому времени они подостынут. Доброй ночи!