Почему? удивлённо спросил муж.
Плохо получается.
Какие мои годы, потренируюсь и будет получаться хорошо.
Чтобы хорошо получалось надо этому всю жизнь учиться, а ты учиться не любишь!
Какие мои годы, научусь, примирительно произнёс Клячкин, осознав, что жена его «расшифровала», но я много для нашей семьи сделал!..
В момент короткого затишья, неожиданно сверху перегородки, делившей маленькую комнату на ячейки, появилась коротко стриженная голова Квашкина», соседа слева из 13 ячейки общежития «Законников и сексуальных меньшинств, с выпученными мутными глазами от недельного запоя.
Склонившись над Клячкиной, голова посажанная на мощную, татуированную цветными мифическими страшилками, шею, предварительно дыхнув на Клячкину, то ли самогоном, то ли керосином, произнесла: «Вам, милые буржуины из «нулевой ячейки», помочь иль не мешать? И вооще, сознайтесь, наша ячейка вам, вооще, тесна иль вообще не нужна?» Клёпа от неожиданности вздрогнула и испуганно посмотрела на верх, молча вдыхая «аромат» доселе неведомых ей запахов «духов».
Клячкин, быстро сел на пятую точку и, смахивая с усов и бороды крошки с остатками раздавленной икры от внепланового «ужина», спросил дрожащим от страха голосом: «В каком смысле?»
В прямом!.. Спать не даёте, козлы и «Закон Моря» нарушаете!
Да о чём можно говорить со жмотом и отрыжкой капитализма, произнесла другая голова, соседа Гуаношвилли из 9-ой ячейки общества, бритая под «Котовского», появившаяся справа в знак солидарности с соседом из 13-й. Для доходчивости общения с соседом по перегородке, Гуано использовал тумбочку и, опустив руку, старался прихватить Клячкина за красные подтяжки. Они оба, с учётом своего почти двухметрового роста и высоты данного положения, похоже, относились к Клячкиным с пренебрежением.
Представляешь, Гуано, мы, с «больной» головой, квасим у себя за их здоровье и не догадываемся, что эти «красавцы», во главе с Мусиком Каземировичем, до сих пор не удосужились исполнить неписанный «Закон Моря», возмутился Квашкин из тринадцатой.
Ка-а-кой «за-а-кон мо-оря»? проблеял, дрожащим от страха голосом, Клячкин.
Для непонятливых, тупых и убогих, объясняю, он сделал паузу, вы, Мусик Каземирович, не законно заселились семьёй к нам и заняли наш «уголок», который теперь нам стал тесен! Кстати, это из-за ваших интересов нас поделили на ячейки, констатировал сосед из 13-ой, и без учёта наших пожеланий, вы заняли аж целых две «ячейки общества» от нашей бывшей большой коммунальной квартиры.
Таким образом, вы, продолжил мысль сосед из девятой, для улучшения вашего квартирного вопроса и душевного состояния, кинули нас вместе с соседями, оторвав от нас часть площадей вместе с нашим кислородом! Я правильно излагаю, друган?
Вполне! произнёс сосед из 13-ой и горизонтальной распальцовкой подтвердил сказанное, чем сознательно и сильно обидели нас «законников из сексуальных меньшинств».
Мы не кии-да-али и ни ко-о-го не обижали, стуча зубами и заикаясь изрёк Мусик Каземирович.
Разъясняю тупым и убогим, пока с двухпроцентной скидкой, ты, со своей «шваброй», не поставил «законникам» и обществу «Сексуальных меньшинств» положенные при вселении ёмкости со спиртными напиткам. Короче, по-французски с вас «Бутыльброд» по-русски или «МАГАРЫЧ» по-французски! А вообще-то настала пора вас потрогать за «вымя».
Не надо меня трогать, я голодаю, пропищал Клячкин, уклоняясь от волосатой руки Гуаношвилли, который чуть было не ухватил его за подтяжки.
Вот сейчас я тебя прихвачу за красненькие резиночки и ты сразу обо всём догадаешься!
Я доходчиво излагаю, друган? спросил Квашкин соседа из 13-ой.
Весьма! и Гуаношвилли мотнул бритой головой, чуть не разбив лампочку над Клячкиной ячейкой, произнёс, ладно, друган, не трать энергию, а зачитай наш ПРИГОВОР
Короче, Клячкин, твоя приступная халатность карается статьёй 138-ЗМ, обнародовал Квашкин.
Верно, карается! подтвердил Гуано, сказано кратко, но со вкусом!
Но так нельзя! стал возмущаться Клячкин, вы не дооцениваете значения индивидуальности в нашем клубе!
Ты что, индивидуально по фейсу желаешь схлопотать? поинтересовался Квашкин. Гуано, ты готов помочь уважаемому Каземировичу в этом вопросе?
С большим удовольствием, вот только с тумбочки спрыгну.
Что я вам сделал?.. Не надо меня за «вымя» и по фейсу. Я малокровный, но уже вроде-бы начинаю догадываться, тихо пролепетал Мусик Каземирович, выдавливая из себя слова, с трудом перемещая язык в пересохшем пространстве, и что мне нужно сделать, чтобы уйти от Закона?
Вот это уже по теме деловой разговор, повеселевшим голосом произнёс Гуано, шустро спрыгнув с тумбочки и, по ходу, громыхнув волосатой ладонью, как кувалдой по жестяному корыту, висевшему рядом на стене. Затем добавил, как нарушителю «Морского Закона» следует срочно «прописаться», уважаемый, или как тебя там?
Да, кстати, совсем забыл, подхватил возникшую мысль Квашкин, уходя из туалета свет надо гасить и за верёвочку хотя бы иногда дёргать. Честно говоря, мне счётчик отматывать в обратную сторону бесплатно уже надоело, а тёте Моте смывать ваши «удобрения» в клозете!
Гуаношвилли, дослушав до конца приговор Квашкина, сквозь щель между передними зубами презритено пустил струйку желтоватой слюны «озонирующую» перегаром.
Караул! Сейчас будут бить, но меня нельзя бить, я же малахольный, прошептал Клячкин и зачем-то добавил, а лампочка в туалете сама перегорела.
А почему сразу не ввернул?
Лампочки с собой не было.
Последнее нам «до лампочки» мы за нее вычтем, потом
В тройном размере! добавил Гуаношвилли, а побьём мы тебя, Каземирович за нарушение «ЗМ», если не дашь срочно четвертак на первач, то есть на твою «прописку» с подругой.
Мой друган доходчиво излагает или пояснить? поинтересовался Квашкин.
Нате, нате, подавитесь сразу отреагировал Клячкин, обрадовшись перемене темы, доставая, трясущимися рука-ми, мятые купюры из внутреннего кармашка трусов в горошек. Почему не дать на благородное дело.
Тогда временно отложим твоё погребение, снисходительно произнёс Гуаношвилли, забирая мятые купюры. Да, совсем было упустил, раз ты, Каземирыч, голодаешь и заодно не пьёшь, то не расстраивайся, если мы, с моим друганом, твою долю перепишем на наш счёт и оприходуем.
Надеемся, что с Божьей помощью мы с твоей долей справимся, обнадёжил Квашкин.
Я на вас надеюсь. Вы справитесь. непременно справитесь! Премного благодарен за поддержку в серьёзном семейном вопросе, Клячкин резко мотнул лохматой головой и, поднимая, упавшие очки в красную крапинку, вытащил из носка заначку, при этом незаметно проглотил слюну, накопившуюся при упоминании о пище.
Значится так, господа или как вас, товарищи Клячкины, произнёс Квашкин, подводя черту нашей «приятной беседе, прошедшей в дружественной обстановке», вам следует через полчаса явиться с закусью в «Красный уголок». Мой друган Гуано сам позовёт кого посчитает нужным. Всех собирать не будем.
Друган, ты, пожалуй, прав. Действительно сегодня всех собирать не следует, ведь это пока не похороны, и нам больше достанется, да и вам расходы увеличивать не с руки, но мы вас всё-таки предварительно «обмоем»!
Бай, бай, до встречи под столом «Красного уголка», и приветливо помахав волосатой рукой Гуаношвилли удалился
Клячкины сидели долго молча, как под гипнозом, ошарашенные новыми житейскими обстоятельствами. Наконец Клёпа первой вышла из «пике» и, выдержав паузу, спросила, как бы продолжая прерванный разговор: «Ну и что же ты, Мусик, для нашей семьи полезного сделал?
Я?
Ну да, ты, как герцог Клячкин-Наварский, что сделал?
Но, ну, но, он колебался стоит ли сообщать сейчас об этой его тайне.