И встал, пошел к порогу.
Врешь не посмеешь! скрипуче выдавил из себя Макшеев, стирая ладонью пот со щек.
Ну, я сказал, а ты слышал, произнес Демидов спокойно, зная, что Макшеев помнит свои слова. Судьбу свою ты добровольно выбрал.
И, не глядя больше на них, вышел.
7
И началась у него с Денисом Макшеевым жизнь, как игра в кошки-мышки. Макшеев Денис поверил всем его словам до единого, перетрусил до края, рыбалки прекратил, во всяком случае, в одиночку рыбачить теперь никогда не ходил, держался все время на виду у людей. Демидов в неделю раз заворачивал в магазин Марии за водкой, за всякой снедью и, если в магазине никого не было, спрашивал:
Как он там, Денисий наш с тобой? Еще жива душа в теле?
Сперва Мария молча отпускала ему товар, брезгливо бросала на прилавок бутылки, сохраняя на красивом лице оскорбленную гордость. Потом начала пошмыгивать носом, беззвучно плакать. А однажды истерично разрыдалась:
Изверг ты, паразит! Закрыл ты нам все небо!
Почему вам? Ему только. Тебя вот, детей твоих я не трону. Пущай растут.
Да ведь это, ежели обсказать кому, пожаловаться властям-то, чем ты ему грозишь?!
А что ж не жалуется? Я разве запрещаю? Пущай идет куда надо, все обсказывает за что я его хочу, почему Да и ходить не надо, с участковым милиционером, гляжу, подружился, на рыбалку вместе похаживают. Пусть ему и обскажет все, признается, кто колхозную ригу сжег тогда
Как я ненавижу тебя! Как ты встрял поперек моего пути, душегуб проклятый!
Эвон что! А я так тебя жалею.
Что-о? заморгала она мокрыми ресницами.
А только не убережет его никакой милиционер, так и передай своему Денисию, ожесточась, пообещал Демидов.
Вскоре Макшеевы быстренько собрались, продали дом и уехали, держа свой маршрут в тайне. Демидов усмехнулся, пошел к железнодорожному кассиру, тоже рыбаку, с которым познакомился в тайге. Тот, ничего не подозревая, сообщил, что взяли Макшеевы билеты, сдали багаж до одной маленькой станции на берегу Байкала. Демидов уволился с работы, попрощался с плачущей Настасьей, поехал следом. Там поступил опять в лесники, со стороны наблюдал, как устраивались на новом месте Макшеевы. Купили они хороший дом. Мария, как и прежде, стала работать в магазине.
И однажды ранним утром, подождав, пока Макшеев наладит и закинет в озеро удочку, вышел к нему на берег, не снимая с плеча ружья.
На новоселье, что ль, решил рыбки подловить? Пригласишь и меня, может?
Словно током стегануло Макшеева, вскочил он, сделал шаг назад по обломку скалы, чуть не упал в холодную байкальскую воду. Лицо его было зеленым, под цвет этой воды.
Не бойся, сейчас не трону, людно тут. Эвон рыбаки на баркасах плывут на промысел.
И повернулся, ушел в тайгу, которая начиналась прямо от берега, оставив ошеломленного, забывшего про свои удочки Дениса на обломке скалы.
И еще раза два-три меняли местожительство Макшеевы, надеясь скрыться от Демидова. Но он был теперь начеку, следил за каждым их действием, заранее знал их конечный путь. И объявлялся там, едва они как-то устраивались.
Доведенный до отчаяния, Макшеев как-то, пьяный, выкрикнул в лицо Демидову:
Отравлю, отравлю я тебя, паразита! Заставлю Марию в водку или в продукт какой мышьяку подсыпать! Сдохнешь, как крыса
На это Демидов расхохотался прямо ему в лицо и сказал:
Вот бы хорошо-то! И рук бы я об тебя не замарал, и в тюрьму с Марькой вместе вы бы до конца жизни угодили. Давай Мне-то жизнь моя и так ненужная, а ты спробуешь, что оно такое тюрьма. Узнаешь, каково оно мне было, об своем поганом нутре поразмышляешь. Время для этого там хватит тебе
Иногда Демидов думал: неужели Макшеев не догадывается, что он, Демидов, ничего ему не сделает, пальцем даже не тронет, что все его угрозы пустые звуки? И отвечал себе: видно, не догадывается, дурак. И пусть
Думал также иногда: а не жестоко ли он наказывает Макшеева? Ну сделал тот нечеловеческую подлость. Что ж, бог, как говорится, пущай простит ему. Худо ли, бедно ли, жизнь его, Демидова, как-то теперь идет. Девчушку удочерил вот, растет она, приносит ему много забот да еще больше радостей. Теперь и жениться бы, да где найдешь такую, как Настасья. Пить бросить бы, да разве бросишь
И обливалось сердце Демидова едкой обидой, опьяняла его эта обида пуще водки: нет уж, пущай, мразь такая, и он до конца чашу свою выпьет!
Но все же, наверное, давным-давно отстал бы Демидов от Макшеева Дениса отходчив русский человек, какую-какую обиду только не простит, если бы не убеждался время от времени, что душа Дениса еще подлее становится. Нет, угрозы насчет мышьяка Павел не опасался, потому что понимал Макшеев на это никогда не решится, подлость его особого рода
Как-то Мария, выдавая Демидову очередную партию зелья, сказала:
Зайди к нам, Павел Денис просил позвать. Поговорить хочет с тобой по-деловому.
Как, как?
По-деловому, сказал он.
Интересно это, однако. Айда.
Денис встретил его, сидя за столом в рубахе-косоворотке. Руки его лежали на столе, пальцы беспрерывно сплетались и расплетались, глаза виляли из стороны в сторону.
Интересно даже мне, говорю. Ну!
Выйди, Мария. Дверь припри, приказал Макшеев. Значит, вот что, Демидов, давай по-мужски. Мне от тебя терпежу больше нету, и я решился
На что?
Не перебивай Он опять повилял глазами, не попадая ими на Демидова. Ты ж понимаешь я пойду и заявлю: преследуешь ты меня Угрозы теперь делаешь всякие за то, что разоблачил тебя тогда как поджигателя. И мне, а не тебе поверят.
А мне это без внимания, что поверят, усмехнулся Демидов. Я свое отсидел, и пока с тобой не поквитался никто больше меня не посадит, заявляй не заявляй
Ты погоди
А славу себе создашь у людей Они, люди-то, не знают твоего черного дела, так узнают.
Погоди, говорю Голос его был торопливый и заискивающий. Давай, чтоб с выгодой и для тебя и для меня.
Сузив глаза, Демидов пристально глядел некоторое время на Макшеева. Спросил:
Это как же?
Что было меж нами прости Покаялся уж я бессчетно раз. Да что ж не воротишь. Теперь девчушку вот ты взял, растишь
Говори прямо, сука! Без обходов.
Макшеев будто не слышал обидного слова.
Возьми от меня деньги, Павел. Много дам Макшеев дышал торопливо и шумно. Вот, если прямо Оставь только нас с Марией.
Так Сколько же?
Целую тысячу дам. Дочку тебе растить Еще больше дам!
Краденых? Марией наворованных?
Ты! Макшеев вскочил, чуть не опрокинув стол. Грудь его ходуном ходила. Тебе что за забота, какие они?!
Демидов шагнул было к Макшееву, тот откачнулся.
Дешево, выродок ты человеческий, откупиться хочешь, раздельно произнес Демидов и ударил ладонью в дверь, выбежал, будто в комнате ему не хватало воздуха.
В сенях он услышал рыданье Марии, примедлил шаг. «Как ты только живешь с ним с таким?» хотел сказать он, но не сказал. Шаг примедлил, но не остановился.
В другой раз случилось еще более страшное. Было это в причулымской тайге в конце мая или в начале июня в ту пору уж замолкли соловьи, но кукушки еще продолжали, кажется, кричать тоскливо и безнадежно.
Примерно в полдень, когда лес был пронизан тугими солнечными струями и залит хмельным от млеющих трав жаром, у сторожки Демидова появилась вдруг Мария с плетеной корзинкой в руках.
Ты? удивленно спросил Павел.
Вот грибов поискать.
Какие пока грибы?
Масленки пошли уж, сказывают. Места тут незнакомые мне еще, укажешь, может?
Мария говорила это, поглядывая на возившуюся со щенком приемную дочь Павла Надежду, и лицо ее то бралось тяжелой краской, то бледнело, покрывалось серыми, неприятными пятнами.
Одета она была не по-грибному легко и опрятно, в новую, голубого шелка кофточку с дорогим кружевным воротником, в сильно расклешенную, не мятую еще юбку. Вырез у кофточки был глубокий, оттуда буграми выпирали, как тесто из квашни, рыхлые белые груди, умело прикрытые концами прозрачного шарфика, накинутого на плечи.