Ну а спустя ещё несколько дней, и прапорщик, и его жена съехали прочь из городка. Дом продали и умчались в неизвестном направлении. Так для них всё и закончилось. А Феофану хоть бы хны, с него, что с гуся вода, ему вообще на всё наплевать, он ходит, посмеивается, своей белозубой улыбкой солнечные зайчики пускает. Получил, что хотел, и дальше живёт, как ни в чём не бывало. И ладно бы такой случай последний был, так ведь нет же, после той истории и до нынешнего дня их ещё несколько десятков случилось. Вот какой негодник, этот Феофан.
3
Ну а как Феофану двадцать лет-то исполнилось, так он только ещё больше распутничать стал. Но при этом у него вдруг вкусы поменялись; если раньше его интересовали более опытные, умные, зрелые женщины, то теперь он неожиданно переключился на молоденьких и глупеньких девиц. Видимо такие перемены с возрастом произошли. Но что ещё удивительно, так это его внезапное увлечение собственным внешним видом и своим одеянием. В юные-то годы он предпочитал носить точно такие же одежды, что и его отец; простые, чёрные костюмы или строгие тёмно-серые сюртуки, вкупе с хромовыми сапогами, либо остроносыми туфлями, и всё, никаких излишеств.
Такое одеяние придаёт нам ореол таинственности и налёт мистики! Мы же с тобой люди необычные, а потому носить всё чёрное и строгое, нам к лицу! Так пусть же горожане при нашем появлении чувствуют у себя лёгкий холодок по спине! неоднократно высказывался на эту тему отец и был прав. Порой, встретив его во всём чёрном, тёмным вечером, где-нибудь в переулке, местные жители испытывали тихий ужас и раболепное благоговение. Таким образом, мрачное гнетущее одеяние долгое время было некой визитной карточкой их семьи.
И тут неожиданно Феофан поменял свои приоритеты, вдруг вырядился в вычурный, расшитый бархатом кафтан. Притом приодел под него ярко-лиловую рубаху, в дополнении с канареечного цвета галстуком. Разумеется, брюки и обувь, были подобраны соответственно всему ранее перечисленному. И венчала сей вызывающий гардероб, шляпа цилиндр типа «шапокляк». О, это было нечто кричащее, режущее глаза и заявляющее о себе. От такого убранства, Нифонт, увидев сына, аж чуть слов не лишился.
Да ты что ещё затеял? Это же, какое злодеяние надо удумать, чтоб так обрядиться? Ты видимо смерти моей хочешь? Чем тебе наш чёрный имидж не угодил? Что ты такое на себя напялил? Кого насмешить решил? сбиваясь и путаясь, еле протараторил он.
Ах, отец, ну, что ты понимаешь, ты уже устарел со своей чёрной гаммой! Ныне ни один уважающий себя чёрнокнижник в траурное не оденется! Веселей надо жить, развлекаться, хотя бы мантию с кроваво-красным подбоем носить! Прошла та пора, когда я во всём тёмном возрастных вдовушек да почтенных жён соблазнял-добивался! А сейчас я желаю с молоденькими позабавиться! Ты мне помог, многому научил, колдовские секреты передал, магические заговоры рассказал, поделился знаниями, как пари не проигрывать, людей в транс вводить, воли их лишать и себе подчинять! Спасибо тебе за всё, а теперь я уж сам разберусь, как мне это применять! Так что отойди в сторонку, отец, мой черёд настал над народом куражиться! ха-ха-ха! дерзко ответил Феофан и расплылся своей привычной, белозубой ухмылкой, явно давая понять, что отныне он самостоятельный, и в отцовских советах более не нуждается. На что Нифонт, хоть и чёрная душа, но всё же решил дать сыну ещё один добрый совет.