Легко сказать, прошептала я, печально глядя на фрукты. Я хотела уже уйти, но снова повернулась к столу, поставила на него тяжелый пакет и произнесла: Тогда, это вам. При вашей тяжелой работе, вам точно витамины положены.
Девушка даже вздрогнула от неожиданности. Наконец, подняла на меня глаза. Теперь румянцем покрылись уже ее щеки.
Ой, спасибо! Спасибо! Вы меня простите. Я бы вас с радостью пустила. Но, правда, не положено.
Да, я понимаю, улыбнулась я. Вы не переживайте, все будет хорошо. И у меня, и у Насти.
А я так фрукты люблю. А мне их даже купить некогда, еще больше порозовела девушка и, оглядевшись по сторонам, спрятала пакет под стол. После чего вырвала из лежащего на столе блокнота листок и, пробежавшись по нему кончиком ручки, протянула мне. Это мой личный номер. Вы, если что, звоните. Я буду узнавать, как дела у вашей Насти, и сообщать вам.
Спасибо! снова улыбнулась я. Я позвоню.
Дома, лежа звездой на кровати, я смотрела на звездное небо точнее, на черный потолок со светящимися звездами. Да, я взрослый человек, приклеила в своей спальне детские обои на потолок. И не поверю, что другим взрослым этого не хочется. Да, они просто скрывают подобные мечты от тех, кто скрывает их от них. Я лежала звездой под звездами, и в моей голове путались мысли о горячем мороженом, еще больше надоевшем мне за время обратного пути, и мысли о девочке, которая очень не хотела оставаться ночью одна, но осталась. На душе скреблись мышки. Мышки, потому, что кошки, это уж слишком. Ведь, не я, в самом деле, виновата в том, что Настя осталась в палате одна. И все-таки, мне казалось, будто виновата.
Правая рука нащупала смартфон, а левая перелистанную мной на десять раз книжку. Словно оттого, сколько раз я ее перелистывала, могло зависеть, увидит ли Настя мое участие в ее жизни.
Я нахмурилась, показывая смартфону, что сержусь на него за его недальновидность, или за недальновидность волшебного навигатора. Ну, что было проку показывать мне страдающую девочку, если я не в силах ей хоть капельку помочь? Я хмурилась, а смартфон, отразив меня в своем экране, мелькнул картой, и подмигнул мне уже знакомой красной точкой. Часть меня застыла на кровати, продолжая сжимать пальцами часть красочной книжки, а другая часть хлопнулась прямо на прикроватную тумбочку в больничной палате, вместе с частью книжки. Выходит, и у книг есть оно невидимое содержимое.
А что, разве, так можно? спросила я, сама не понимая кого, и раскрыла книжку, положив ее на воображаемые колени. И сама же ответила: Возможно, это так мои способности чудить развиваются.
И я читала не поверите до самого утра. Книжка заканчивалась несколько раз, и снова начиналась.
И я чувствовала. Всем своим бестелесным существом чувствовала, что чувствует Настя. Я чувствовала, как от моего чтения, ей становится уютно. Как от моего присутствия, по ее телу разливается тепло. Как, от радости забавных героев, темнота, поглощающая палату, становится для нее светом, и окрашивает скучные бледные стены в яркие летние цвета.
Я перестала читать только, когда услышала, как чья-то рука прикоснулась к ручке двери с обратной стороны. И не успела я подумать, что мне бы пора уходить, или улетать, как оказалась в своей постели, то есть, в себе, то есть, в той части себя, что без всякого угрызения совести, отдыхала без меня, воображая себя звездой.
Целых три недели я не спала по-настоящему. Но при этом, каждое утро чувствовала себя отдохнувшей. Каждый день я покупала в магазине или брала в библиотеке новую детскую книжку. С какими только книгами я за эти ночи не познакомила и Настю и себя. «Замурчательные истории Васька и Васьки», «Склад поношенных носков», «У семьи Кру-кру-кру все Ко!». И прочими, прочими, прочими.
Когда я читала веселые стихи из сборника «Витаминки для сердцевинки», на несколько слышимых только мне и Насте голосов, Настя, как мне показалось, даже улыбнулась. И мне вспомнились не допущенные до девочки тяжелые фрукты. Что ж, тем витаминам путь закрыт, так я другие нашла. И, выходит, даже более полезные. Вот так-то.
А по окончанию последней моей ночи у Настиной кровати, на ее щеках даже появился нежный румянец. И это мне точно не показалось. Так как румянец заметили и пришедшие с утра в палату с доктором родители, и сам доктор, который тут же отметил, что Настя, наконец, пошла на поправку.
Прогресс на лицо, констатировал он, глядя на прикроватных монстров больничные аппараты, которые сумели отразить на своих экранах улучшение состояния пациентки. При том, что три недели назад, никак не отреагировали и никому не показали ее тревоги и давящей опасной тоски. Я даже показала аппаратам на прощание язык. А Насте ласково улыбнулась. И, когда невидимая рука несла меня обратно к моей другой части, я знала, что Настя ответила мне тем же.
Вот, теперь, вы понимаете, почему целых три недели мне было не до записей. Днем дневные хлопоты, ночью чудесные чтения, такие странные, но такие уместные в жизни Чудоголовой. И пусть никто не знает о моем участии в выздоровлении маленькой Насти, главное, я знаю. Знаю, радуюсь, и при каждом воспоминании о чувствах девочки, лежащей в палате с красочными стенами и звездным потолком, улыбаюсь улыбкой самого чудоголового человека на свете.
Запись третья
Не всемирный потоп
Воскресенье, можно никуда не торопиться, никакой будничной суеты. Я лениво поднялась с постели и подошла к окну небо такое серое, что, глядя на него, сразу делаешь вывод весь день будет таким же серым. И видится, что моросящий холодный дождь оплакивает потерянное настроение выходного дня.
Какая неприятная сырость, пробубнила я, и побрела в ванную, где, встав перед зеркалом, скорчила гримасу. Отражение повторило за мной, и стало расплываться бесформенной кляксой. Зеркало что ли запотело? Когда успело? не поняла я, и потянулась за салфеткой. Но не дотянулась. Почувствовала, что сама расплываюсь по зеркальной кляксе.
И вот, я была уже не у себя. Я стояла в коридоре пятиэтажного дома, по лестничным пролетам которого бегали перепуганные мокрые люди. Чуть позже, сбившись в кучку, они, едва не руша ступени, поднялись на четвертый этаж, и принялись долбить в дверь с номером «двенадцать». Дверь никто не отворил. Люди, бросая не самые добрые слова, не понятно в чей адрес, разбежались по своим квартирам. Я переместилась на третий этаж и тут поняла люди мокрые не из-за идущего на улице дождя, и не из-за того, что вспотели, занимаясь коридорным спортом. Их квартиры щедро заливало водой. Мысленно запинаясь о тряпки, тазики, ведра, я проскользила по лужам через квартиры всех пострадавших.
Пару минут спустя в подъезде появились трое мужчин с сундучками в руках. В мужчинах я сразу узнала сантехников. Окруженные жужжащими домохозяйками, они проследовали к квартире на четвертом этаже, и, казалось, уже собрались вскрыть ее, но за их спинами возникла высокая женщина.
Что происходит? испуганно и гневно спросила она.
Да вы нас топите! Всех! завизжали соседки.
Не может быть! женщина полезла в сумку за ключом. Как и полагается в такие моменты, ключ не захотел находиться. Женщина нервно высыпала содержимое сумки прямо на пол. Схватила звякнувший о ступеньку ключ и, несколько раз оцарапав красивую металлическую пластинку вокруг замочной скважины, отворила дверь. На ее туфли хлынула волна холодной воды. Женщина взвизгнула и, подняв голову к потолку, закричала громче остальных:
Да это же меня топят!!!
Все кинулись на пятый этаж. И уже без всякого стеснения, принялись выламывать дверь, на этот раз, точно вычисленного виновника, долбя об нее кулаками и даже коленями.