Герцогиня. Не стоит об этом.
Гасси. О, я пишу новаторские стихи и даже трактаты.
Маркиза Уинчестер. И в чем же ваше новаторство заключается?
Гасси. Не все их могут понять и принять. Лично я стою на той позиции, что не важно какого происхождения или национальности человек, важна лишь любовь и добрые чистые мотивы.
Маркиза Уинчестер. Какая глупость!
Сесилия. Милый, может не здесь?
Гасси. Вы знали, что во Франции негры могут так же, как и белые люди, участвовать в политической жизни, ходить в кружки и вступать в клубы?
Маркиза Уинчестер. Я не очень верю в негров. Их не видно в темноте, если они и есть, то наполовину. В дневное время суток.
Генрих. Но в темноте видны их зубы.
Маркиза Уинчестер. Зубы это еще не человек.
Слуги вносят блюда с едой. Гасси благодарит их за услуги. Слуга роняет вилку на пол. Гасси поднимает ее.
Гасси. Благодарю, благодарю. Не стоит, я сам подниму, все в порядке.
Герцогиня. Любимый зять, совсем не обязательно благодарить слуг за их работу.
Гасси. Но как же! Они такие же люди, как мы. Даже больше! Они трудятся, в отличии от нас. Труд стоит уважения!
Маркиза Уинчестер. Труд удел тех, кому не повезло в жизни.
Генрих. Гасси, прошу позволения вас так называть, и принять мою дружбу, я с вами согласен.
Гасси. Позволяю!
Генрих. Весь наш британский сплин от двух вещей погода и отсутствие дела, презрение к труду.
Гасси. Согласен с вами полностью!
Генрих (выпивая очередной бокал вина). Напротив, я согласен с собой лишь частично! Люди на юге тоже практически не работают. Но они веселы! Сплина там нет и в помине! В чем же дело? Они много пьют вина и занимаются любовью, в Англии это осуждают.
Гасси. Но и погода там получше.
Генрих. И погода. Но литература и общественные порядки! Немцы пишут о жизни и философии, французы о внутренних метаниях и любви, мы, англичане, пишем о бедности, сырости, мраке и морали. Каждый пишет о том, чем живет его народ.
Алисия. А как же тесно это связано с погодой!
Генрих. Именно.
Маркиза Уинчестер. Ах, молодежь! Все смотрите куда-то через Канал! Вы лучше посмотрите чем закончил Байрон со своей любовью к южной загранице.
Мадлен. Маркиз, а правда, что вы чудно играете на фортепиано?
Генрих. Это преувеличение.
Элизабет. Прошу вас, маркиз, сыграйте нам.
Генрих садится за фортепиано и начинает играть.
Мадлен. Что за чудесная музыка!
Элизабет. Что это за произведение?
Генрих. Шопен.
Маркиза Уинчестер. Почему бы не сыграть Эдуарда Элгара?
Алисия. А чем же плох Шопен?
Маркиза Уинчестер. Но ведь есть Эдуард Элгар!
Герцогиня (тихо герцогу). Может он такой же безумный, как наш зять?
Герцог (тихо герцогине). Возможно.
Маркиза Уинчестер. Довольно заграничной музыки, у меня от нее болит голова.
Любезный (обращаясь к Гасси), почему вы совсем ничего не съели?
Гасси. О, простите, это все мясное. Я не ем мяса.
Маркиза Уинчестер. От чего же?
Гасси. Стараюсь не участвовать в истреблении лесов и животных, населяющих их. Мне кажется, в будущем люди не будут больше эксплуатировать природу и живых существ, а придут к гармонии с ними.
Маркиза Уинчестер (тихо герцогине). Вы правы, он безумен.
Маркиза Уинчестер (обращаясь к Гасси). Вам понравилась игра моего племянника?
Гасси. О да. Прекрасная поэтичная мелодия и такая скорость движения пальцев! Потрясающе!
Генрих. Благодарю.
Гасси. Но я думаю, что в будущем люди будут петь рифмованными речами под ритмичную музыку современных диких народов. Их барабаны, набаты это те истоки, к которым мы вернемся со временем.
Герцогиня. Надеюсь, что нет.
Маркиза Уинчестер. Вы думаете, что человечество опустится до подражания дикарям?