И удивляются дети, и удивляются внуки.
Но острота зрения та же, но ясность ума прежняя.
Но уже уходят те, первые, академики и генералы, а у не-го новые идеи, новые планы. Новое окружение! Эти не знают про все прошлые надежды и верят. Верят!
«А бабушка Мозес начала рисовать в семьдесят. А вот Аксаков»
Но уже уходят вторые, писатели и художники, и остав-ляют после себя
А он, он все еще здесь. И снова блещет идеями, снова шуточки, снова Ну нет! Сколько можно! Это должно когда-нибудь кончиться!
Хоть чем-нибудь
«Наш Боречка что-то пишет, вы слышали?» «Давно пи-шет, уже заканчивает!» Пора, пора оправдать надежды, дать хоть что-нибудь. Ведь зачем-то все это было! Зачем-то продолжалось так долго?
Ну?!
Уже уходят третие. Уходят! Ну!!
Все. Все!!!
И ничего не дал!!!
И толпиимся мы вокруг, а он улыбается с фотографии нашим вопрошающим взглядам. нашим пустым рукам.
Своим глупым шуточкам!
И как-будто опять что-то обещает
1984
ЖЕКА
Давно это было, в студенческие годы. Пора веселая, но крайне безденежная. То есть, кормить-то нас родные кор-мили, одевать одевали, но с карманными деньгами была вечная напряженка. Лично мне щедрая родительская рука оставляла всю мою стипендию на прогул аж руб в день.
Как говорил мой папа: «На тебе рубль и ни в чем себе не отказывай». Нужно, правда, признать, что, если парочку дней действительно покорпеть над книжками, то на третий день, гляди, трояк и образуется.
Конечно, были среди нас и более обеспеченные детки. С машинами. Были и менее обеспеченные без штанов. То были, в основном, сельские хлопцы. И Жека Гринберг как ни странно.
Его родные были из местечковых. Обычно, попав в го-род, местечковые быстро приживались у них в полной мере сохранялась ущербность черты оседлости и вера в рубль. Начисто лишенные неуместного снобизма, прием бутылок, пошив брюк или место в любой лавчонке они имели за счастье был бы гешефт.
Но еще встречались реликтовые, ортодоксально честные местечковые евреи. Вечно нищие, до тошноты благород-ные они жили в своем, предками придуманном мире. Их детям было сложнее и жекин гардероб ужасал наших «джинсовых девочек» из семей плавсостава. Особо впечат-лял их упряжьего вида поясок с набором, от которого раз-бегались складки «навырост» купленных брюк.
При всем этом Жека был мастером спорта по шахматам, чемпионом Одессы по блицу и обладал неуемным тщесла-вием.
И вот однажды сей лихой стрелок курева, обыкновенно не имеющий за душой даже пачки «Примы», является в ин-ститут с «америкой» в нагрудном кармане. А в те годы, ес-ли кто помнит, это была непозволительная роскошь и фильтр в зубах являлся визитной карточкой моряка даль-него плавания или фарцовщика.
Посылочные?
В блиц взял?
Откелева денжищи? посыпалось совсех сторон.
Из лесу вестимо, отвечал Жека и был почти открове-нен. Деньги были из парка, из парка Ильичп. Это мы узна-ли через месяц, когда Жека явился в группу расписанный как исполнитель индейских обрядовых танцев синяками правильной геометрической формы.
А дело было так. Праздные «тыбы», то есть неработаю-щие пенсионеры «папа, ТЫ БЫ пошел выкинуть мусор!» имели обыкновение собираться в местах культурного от-дыха населения за шахматными досками и партиями доми-но.
Играли на деньги по-маленькой. Местные склеротичные мэтры давали фору, размер которой обсуждался годами.
Вокруг играющих царила атмосфера провинциальной корректности, сопение или кашель не приветствовались. И хоть время от времени и появлялись всякие залетные хмы-ри, создающие излишний шум и волну, но их быстро отва-живали.
Интеллигентно, но круто.
Именно в таком «хмырином» качестве и замаячил однаж-ды за спинами играющих наш Жека. Пристроившись за чьей-то сгорбленной лысиной, посопев и повздыхав, он начал подавать идиотские советы. На предложение за-ткнуться он тихо залился краской и пропал.
Но появился назавтра.
По прошествии нескольких таких «выступлений» его уже ждали и стоило в один из теплых октябрьских дней жеки-ной маечке с застиранной р екламой выплыть в конце ал-леи как сразу несколько мэтров предложили либо тут же
сразиться, либо исчезнуть с их глаз навсегда. Причем, ви-димо заранее сговорившись, назвали явно завышенную ставку пять рублей. И потребовали деньги показать
Месяц пролетел незаметно. Жека ходил в парк Ильича как в банк, где у него был открытый счет.
Вундеркинд!
Этот придурок блестяще играет!
А с виду дуб дубом
Жека купил джинсы. Познал бескорыстную дружбу и да-же любовь, но как-то:
Ух ты, у вас играет сам Гринберг!
То есть? В каком смысле «сам»?
Мастер спорта.
Наш придурок?!
Чемпион Одессы.
Так это выходит мы придурки!
И Жеке выдали! Шахматными досками. Не помогли кри-ки о любительском характере спорта в советской стране, о том, что бить нехорошо.
Порвали джинсы. И новую маечку с рекламой
Сейчас он гроссмейстер. Ходит в тройке, с галстуком. И не узнает.
Совсем.
1986
МАЕЧКА И КНИГОЛЮБ
Вернувшись домой, Сергей Александрович только наме-рился определить подобающее место для новой книги, как супруга, надавав поручений, погнала в магазин. Бросая любовные взгляды на зеленеющую на столе супероблож-ку, Сергей Александрович перекинулся с супругой при-вычными фразами о том, что лучше «протирать штаны в конторе» или «заниматься ребенком», но не обладая на данный момент ни силами, ни настроением для придания голосу требуемой визгливости, он быстро уступил в споре и выпал за дверь.
Возвратившись, нагруженный и растревоженный обще-нием с суровыми работниками сервиса, Сергей Алексан-дрович с удовлетворением отметил, что настроение у суп-руги явно улучшилось.
А у Маечки опять неприятность, радостно поведала она, накрывая на стол. Бертик упал с балкона.
Маечка, Мая Антоновна была душевной жениной подру-гой уже много лет. Со столичным искусствоведческим об-разованием Маечка состояла на службе в лучшем город-ском музее под громкое восхищение и тихую ненависть коллег. Из бывших красавиц, она все еще была недурна собой, со вкусом одевалась, но главное содержала «са-лон».
По нашим безнадежно провинциальным взглядам, Маеч-ка вела откровенно богемный образ жизни, то есть посе-щала мастерские тех редких художников, которые хоть иногда, в паузах между халтурами и загулами, успевали творчески поработать.
Ни одна выставка или заслуживающий внимания кон-церт не обходились без ее посещения, а несколько столич-ных знаменитостей были осчастливлены личным знаком-ством. Кроме того и сама Маечка часто вояжировала, как она говорила, «подышать столичным воздухом».
Короче, все у нее было в порядке, но безошибочное ба-бье чутье заставляло жаловаться. Жаловаться бесконечно и разнообразно. Нескончаемым потоком стенаний она как бы ставила себя на одну доску с остальными женщинами, забитыми семьей и рутинной работой. Сергей Александро-вич всю эту игру видел насквозь и, как ни старался, сочу-ствием к «бедной Маечке» проникнуться не мог.
Что опять там такое страшное?
Зря ты так она ведь и вправду несчастная женщина.
Ага И все ее несчастье, оказывается в том, что ей, бедной дай огурчик бедняжке приходится с нами об-щаться
Верно, подтвердила супруга, выуживая пухлыми пальцами огурчик из трехлитрового бутылька. Не так легко ей существовать среди таких как ты, мастодонтов. Она ведь человек столичного склада.
По-моему, склад у нее того нормальный как у всех
Много ты понимаешь!
Вот и жила б себе в столице! взорвался Сергей Алек-сандрович, брызгаясь горячей картошкой.
Осторожно стены заляпаешь! Чего взбесился! Не всем же быть такими, как ты.
Ну и зря может порядка больше было бы.
И скукотищи. Да наворачивай, наворачивай к телевизо-ру опоздаешь, стахановец. Кстати, она взяла у нас книжку почитать.