Красиво.
Макс быстро убрал руки в карманы, вытянулся в струнку и огляделся, никого кроме их двоих в комнате не было, значит, она говорит с ним, значит, заметила его.
Не поворачивая головы, незнакомка повторила:
Красиво, даже чувствуется духота вечера и слабый ветерок да?
Макс взглянул на винегрет красок, и тоже уловил ветерок в довольно небрежных мазках.
Духота не очень лицеприятное слово для картины, но не в этом случае. Мне кажется художник так передал свою усталость, некое разочарование.
Макс облизал пересохшие губы и спросил:
От чего? Ну, разочарование.
От непонимания, от того, что люди не хотят видеть, слышать, думать. А ветерок символизирует надежду, девушка наконец обернулась: надежду на восход, кулон качался на своём месте.
Макс кивнул ей, как-то дёргано и даже пошатнулся, что заставило её улыбнуться:
Приветик, растяпа.
Здравствуйте.
Заел официоз, давай уже на «ты». Меня Вероника зовут, а тебя?
Макс.
Вероника повторила его имя, взяла под руку и повела в другую комнату. В пряном облаке духов, слегка терпком, но приятном, с нотками гвоздики, в окружении картин в толстых золотистых рамах, в не привычной тишине, Максу сделалось так хорошо, так, как он давно желал. Бурная река угомонилась и зашуршала ровным безмятежным потоком. Её бархатный голос, лёгкая поступь убаюкивали его давно не спавший ум
Теперь за формой гоняться, иногда смотришь на картину, ну, фотка прям, любуешься, восхищаешься, а потом чувствуешь искусственность какую-то, не живое всё. И утка игрушечная, и берёзы не шелестят. Жизни нет, понимаешь? Слишком стандартно.
Макс кивнул, но Вероника, судя по всему, жест согласие не заметила:
Или ты иначе считаешь? Скажи, я не права?
Я в картинах не знаток, но такие мысли меня тоже посещали, скорее, по наитию.
Вот именно, я об этом и говорю, инстинкт вкуса, или есть, или нет. От ума и образования никак не зависит, это, скорее, зрение, чем рассуждения. Никакой логики, логика искусству вредит, сухая она, как статистика. Правила они на дороге хороши, а для крыльев это цепи, холодные, железные оковы.
Они походили по выставке ещё минут сорок, он бы ротозейничал и дальше, хоть целую вечность, но Вероника притащила его в гардероб.
Макс так размяк в её компании, так прилип к трепетному локтю, что с трудом расцепился и то только потому, что ей надо было надеть шубку. Не дожидаясь, пока он за ней поухаживает, Вероника сама сняла шубу с плечиков и сунула ему в руки. Макс помог ей одеться и, накинув пуховик, поспешил за звонким цоканьем каблучков, боясь снова упустить вдохновение.
Сегодня было теплее, чем в тот день, Вероника даже не запахнула шубку, шла довольно размашисто, можно сказать, вульгарно и постоянно задирала голову вверх, любуясь витиеватой лепниной старых особняков.
Макс семенил следом, утратив не только ощущение время, но и слова. Метров через сто она остановилась и снова взяла его под руку:
А поехали в зоопарк?
Куда? удивился Макс
В зоопарк. Я его терпеть не могу.
Так зачем тогда туда ехать?
Вероника резко отстранилась, кинула ему «не провожай» и опять исчезла.
Макс стоял, блуждая рассеянным взглядом по белым барельефам, украшающих фасад жёлтого здания, пожимая плечами и мусоля один и тот же вопрос «причём зоопарк?». И стоял бы так ещё долго, если бы не увидел, как один из купидончиков хмыкнул, надув щёчки и помахал ему пухлой ладошкой, мол, топай домой, городской растяпа.
Не найти и никогда не встретить, тоже та ещё беда, но потеря так бьёт плетью страшным словом навсегда. Что уже, глотая слёзы, думаешь, что зря искал, ту шипованную розу, если каждый раз терял.
Макс не понимал Веронику даже больше, чем себя. Взбалмошность это явно её конёк. Он о ней так ничего и не узнал. Только имя, ну, хоть что-то. Леди икс, леди само совершенство. Опять распиная себя за он уже не знал за что. Макс несколько дней мучился повторением разлуки, даже пустился во все тяжкие: в одиночестве оприходовал целую бутылку вина, хотя до спонтанной встречи с судьбой почти и не пробовал напитки крепче кефира.
В пара́х туманных алкогольных бродил по улицам мечты, но утром сделалось так больно от ощущенья наготы, что захотелось похмелиться зелёным взглядом красоты, взлететь до солнца и разбиться, но на земле, где ходишь ты.
А где она ходила, он понятия не имел. Где живёт? Где учиться? Вряд ли работает, юная совсем, хотя и этот вариант не исключается, мало ли. И вообще, местная она или в город лишь наскоками является? Может в гости к кому приезжает, к родителям, например? Или к парню своему? Последнее предположение наделало немало шума в голове фантазёра, смешно, но он ревновал, ревновал к видению, ха-ха, да не до смеха.
Тридцать первого, часов в пять вечера, вздумалось ему проветриться, на витрины поглазеть, да на ёлки ряженные. Побродил обычным маршрутом, по знакомым тихим улочкам, попинал бордюры, пока глубоко и бесповоротно не задумался и естественным образом не оказался на оживлённой площади. Толпа праздных гуляк тут же подхватила его и пошвыряв, уже по гораздо более громким улицам, занесла в душную кондитерскую. Народу и там, хоть отбавляй, а у прилавка, заставленного марципановыми фигурками, и вовсе творился ажиотаж. Он хотел развернуться и уйти, точней поплыть дальше, но в самом дальнем углу, заметил её, в этот раз в кремовом платье. Браслет, колечко, кулон, всё, как положено, всё при ней. Вероника сидела одна, отстранённо читала книгу, знаменитая шубка пылилась на соседнем стульчике, на столе большая чашка и початая шоколадка. Пятно уюта, будто театральный софит, отвевало ей несколько квадратных метров у галдящей толпы, суета разбивалась о незримые барьеры, как волны о скалистый берег.
Макс потоптался, потолкался с посетителями, так как замер на самом проходе и боязливо направился к ней. Задержал дыхание, нырнул в зону комфорта, пристроил дымчатую шубку на вешалку, сел за лакированный стол, выдохнул и сконцентрировался на отчётливом биенье ошалевшего сердца. Вероника молчала ещё минут пять, он, соответственно, тоже. Потом она подвинула шоколадку на его половину стола и не отрываясь от чтения сказала: Привет, и угощайся.
Привет, чуть слышно буркнул Макс и сунул кусочек в рот, не чувствуя сладость.
Минут через двадцать она захлопнула книгу, положила её на диван, встала и с шубкой в руках поспешила к выходу, успев сказать ему: Пошли.
Толпа растаяла за первым же поворотом, стало тихо.
Снег валили стеной, злосчастные коммунальщики ушли в запой, поэтому дороги были чистые, белые и пушистые и город хоть немного сделался сказочным. Она шла по обыкновению без рукавиц, прятала кулачки в рукава, плотно скрестив руки на груди, хлопала тяжёлыми ресницами и нестерпимо молчала. Крупные снежинки, похожие на куски ваты, ложились на её волосы, лицо и плечи, такая серебристая фата, зыбкая вуаль, прозрачная, но не настолько, чтоб разгадать маршрут похода.
Макс всё же рискнул спросить:
А куда мы идём?
Вероника остановилась и, ни секунды не мешкая, ошарашила простым ответом, будто это и так было очевидно с самого начала: Ко мне.
Макс растерялся и обязательно перепутал бы чего-нибудь, ну, или забыл, но в данный момент его рассеянность уже никак не могла навредить. На всякий случай, он гнал все свои безумные размашистые мысли, кроме одной главное не открывать рта, чтобы не ляпнуть лишнего. Они зашли во двор колодец древнего трёхэтажного здания, сделали несколько шагов, но вдруг она резко развернулась, схватила Макса за руку и притащила к красным вывескам через дорогу. Обстучав башмаки о ступени, чудаковатая парочка прыгнула в магазин, неряшливо приукрашенный к празднику гирляндами и пучками мишуры. Вероника встряхнула головой, снежинки посыпались на пол, быстро исчезая в грязном месиве. Рассеянно оглядев хаотичные ряды стеллажей, не уяснив их смысл расстановки, не оценив аляповатый стиль убранства, она протяжно фыркнула, красноречиво моргнула и весело озадачила своего кавалера: Надо шампанское купить, ну, и поесть наверное.