Он неподвижно замер в оцепенении и не сразу понял, что его трясет. Он хорошо знал, как выглядит смерть, но смерть от болезни или голода. Никогда раньше он не видел, как люди убивают друг друга.
Однако вскоре он не мог думать ни о чем, кроме того, как добраться до воды в следующий раз.
Кое-кто из пленников перешептывался о том, что на их головы обязательно падет возмездие. Однако капитана на мостике утреннее происшествие не особенно встревожило. Он, как всегда, сохранял спокойствие, вверяя себя в руки Аллаха. Его судьба, как и судьба корабля и всех находившихся на борту, была написана задолго до того, как началось это путешествие. Воля Аллаха навлекла на них шторм, по воле Его многие выжили. А теперь, в момент нужды, если Аллах захочет, чтобы они напились, то пошлет им воду. Если же нет малеш, мактуб. Не важно; так предначертано Аллахом.
Действительно, к вечеру галера вошла в небольшой залив на острове Лампедуза, расположенном в проливе между Сицилией и Северной Африкой. С корабля спустили шлюпку, и вскоре она вернулась с бочками пресной воды, едой и провиантом взамен утраченного во время шторма. Капитан проследил за тем, чтобы всем на борту выдали порцию воды. Затем всем раздали заплесневелые корабельные галеты, черствые, но сытные. Нико жадно съел и выпил все, что ему дали, но, к своему удивлению, обнаружил, что не наелся.
Палубы помыли морской водой, сточные воды из трюма вычерпали ведрами, передавая их одно за другим по цепочке. Запах никуда не делся, но находиться в трюме стало уже не так невыносимо.
На следующий день на рассвете раздался барабанный бой. Новый надсмотрщик шел по проходу между скамьями галерных рабов, усердно трудившихся на длинных деревянных веслах. Галера отправлялась в следующий этап путешествия. Восточный ветер еще не окреп и не наполнял паруса, поэтому продвижение вперед зависело исключительно от человеческой силы, которая вырабатывалась ударами кнута надсмотрщика. Оставалось еще двенадцать дней. Обогнув мыс Кап-Бон, они взяли курс на запад, не теряя из виду побережье Африки. Еще шесть раз за долгий путь галера останавливалась пополнить запасы пресной воды и провианта.
Нико давали воду дважды в день, и драться за нее уже не приходилось, а с наступлением сумерек приносили еду, хотя он все равно оставался голодным. Он до сих пор плохо спал по ночам, грезил о доме и о любимой сестре. Дни превратились в кошмар из вины, гнева и самобичевания. Раз за разом он повторял себе, как ему влетит, когда отец догонит их и спасет его. Ни на секунду Нико не сомневался, что вернется домой. Если за ним никто не придет, он сбежит сам. Нико пощупал лежавший в кармане сверток. Кузнец подарил ему целое состояние. Этого точно хватит, убеждал себя Нико, чтобы купить свободу.
Не понимая, куда его везут и какая судьба ему уготована, Нико жевал черствые галеты и потирал монетку Марии. Внезапно он замер. Посчитав про себя дни, он поразился результату и пересчитал еще раз. Точно дату определить не удавалось, ведь дни сливались воедино. Но то ли сегодня, то ли вчера, то ли позавчера было двадцать четвертое мая.
Ему исполнилось десять лет.
ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,
записанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Императора Двух Морей, султана Ахмеда
То было время великих религиозных катаклизмов не только на Мальте, но и по всему миру вокруг Средиземного моря. Мартин Лютер не просто приколотил тезисы к дверям замковой часовни, но вбил гвоздь прямо в сердце самой Церкви, чьи нечистые на руку служители наблюдали за тем, как его ересь распространилась из Германии дальше и угрожала захватить весь мир. Возможно, только разразившийся в Персии конфликт между еретиками-шиитами и ортодоксами-суннитами мог соперничать с войной католиков и протестантов по широте, страсти и огню. Однако между ними было и одно крайне важное различие. В исламе насильственная смена веры была запрещена, а вот в ортодоксальном католическом мире принуждение и страх считались такими же привычными средствами, как и сила убеждения, и они пользовались уникальным инструментом, порожденным христианством, инквизицией, которой не было равных во всем мире.
Инквизицию создали в XIII веке для борьбы с колдовством и ересью. Отсюда и выросли зверства испанской инквизиции, рассчитанной на то, чтобы помочь монархии истребить иудеев и мусульман, которые притворялись обращенными в христианство и занимали высокое положение в гражданских властях. Под руководством великого инквизитора, монаха-доминиканца Торквемады, чья ненависть к иудеям не знала границ, она стала не только религиозным, но и политическим рычагом, но очень быстро вышла из-под контроля. Даже сам папа, создатель инквизиции, уже не мог держать ее в узде.
Полвека спустя, в 1542 году, отчаянно стремясь обезвредить новую угрозу вере в лице протестантизма, папа Павел III одел волка в овечью шкуру и окрестил свое детище Святая конгрегация римской инквизиции, отдав власть над ее отделениями в руки конгрегации кардиналов. В основе организации оставалось подавление лжеучений, однако крайности, которые позволяла себе испанская инквизиция, не допускались. Обвинительные приговоры нужно было готовить тщательно и внимательно, потому что Церковь уже узнала на своем опыте, что множество людей не способны устоять перед искушением предать ближнего своего по причинам, не имеющим к вере ровным счетом никакого отношения. Предпочтение отныне отдавалось менее радикальным наказаниям, чем раньше, актам покаяния, штрафам и даже изгнанию.
Однако при необходимости инквизитор мог прибегнуть и к старым инструментам: время от времени в мире все еще пылали костры.
Из тома I. Религиозные конфликты. ИнквизицияГлава 4
Отец Джулио Сальваго прибыл на Мальту в 1546 году в тот самый день, когда его предшественника сожгли на костре.
Сойдя с корабля, Сальваго пошел от пристани вверх по лестнице, которая вела в Биргу, старинный рыбацкий городок, приютившийся на небольшом полуострове за фортом Сант-Анджело, гнездом рыцарей ордена Святого Иоанна. Никто не вышел его встречать, но он понимал, что прибыл в момент эпохального события. На верху лестницы он тут же попал в пеструю толпу, которая понесла его на главную площадь. Лаяли собаки, дети залезали на плечи к отцам, чтобы разглядеть, что происходит. Мужчины плакали и били себя в грудь, женщины рвали на себе волосы и впадали в религиозный экстаз. Монахи шествовали через толпу, громко вознося молитвы Господу. Стоячие места продавались направо и налево теми, кто занял их еще до рассвета, тем, кто хотел ощутить жар святого огня на своем лице. Изо всех окон, со всех крыш на площадь смотрели зеваки. До Сальваго доносились обрывки разговоров и молитв: «Ересь Лютер Иезуальд» Сердце монаха застучало громче.
Он знал, что его предшественника звали Иезуальд.
В центре площади уже сложили костер. У основания лежали вязанки дров и терновника. Под медленный бой барабанов на площадь вывезли человека. Он ехал в повозке, запряженной ослом, который тащил ее по главной улице от тюрьмы под дворцом епископа. На узнике была изорванная рубаха. Сальваго замер как громом пораженный, разглядев, что это вовсе не рубаха, а вывернутая наизнанку казула, на которой красовался крест Святого Андрея знак вынесенного приговора. Скорее всего, после долгого заключения скрытое под казулой тело было покрыто шрамами и синяками. Так этой свинье и надо. Он не раскаялся
Перекрестившись, Сальваго стал пробиваться вперед вместе с теми, кто хотел посмотреть на казнь вблизи.