Иезуальд бился в цепях, пытаясь что-то кричать, но кляп надежно затыкал ему рот, не давая извергать богохульства, которые могли заразить кающихся грешников, загипнотизированно наблюдавших за ритмичной процессией смерти. Он бешено вращал глазами, но не от ужаса, а от ярости. Его вытащили из повозки, руки были связаны за спиной, и тут кляп вывалился у него изо рта.
Только вера спасет всех вас! закричал он. Не церковь! Церковь храм человеческий, а не Божий! Только вера, надежда и любовь Закончить он не успел, потому что стражник сбил его с ног и грубо воткнул кляп обратно.
Братья медленно шли через толпу с мерцающими свечами в руках и нараспев повторяли:
Молитесь за заблудшую душу Иезуальда, ибо сегодня он встретится с Творцом
Иезуальд попытался встать, но споткнулся и упал. Стражники поймали его под руки и поставили на ноги. В этой части процедуры никто из членов Церкви участия не принимал. Дело Иезуальда слушали в церковном суде, но выносили и приводили приговор в исполнение миряне. Церковь не намеревалась пятнать руки кровью.
Молитесь за заблудшую душу Иезуальда
Узника подвели к костру, привязали к столбу толстыми веревками, вымоченными в воде, чтобы замедлить горение. Железного ошейника гарроты на столбе не было. Поскольку Иезуальд отказался покаяться и отречься от ереси, ему не была дарована милосердная смерть от удушения перед восхождением на костер, как это бывало чаще всего.
Его должны были сжечь заживо.
Пока затягивали узлы на веревках, Иезуальд снова умудрился выплюнуть кляп.
Священники должны получить право жениться! закричал он. Целибат завет не идеального Господа, а неидеальных людей! Церковь преследует свои цели
Богохульство! взревел один из монахов и швырнул в Иезуальда камнем, попав ему в висок; его голова дернулась, он заморгал, пытаясь прийти в себя.
Облаченный в фиолетовую рясу епископ Мальты сидел на помосте, залитом полуденным солнцем. Вокруг столпились священники, приоры, архидьякон Мдины и местная аристократия. Епископ пытался не обращать внимания на то, что происходит у костра, и жестом призвал толпу к тишине. Все зашикали друг на друга, капитан делла верга развернул пергаментный свиток и быстро зачитал приговор.
Закончив, капитан сделал шаг назад, поклонился епископу, перекрестился и кивнул палачу. К хворосту у ног Иезуальда поднесли соломенный факел. Завороженно следившая за происходящим толпа затаила дыхание. Огонь вспыхнул, но тут же погас. Раздались крики разочарования. Палач подошел к костру, факел в его руках снова вспыхнул. И снова пламя быстро лизнуло дрова у самых ног осужденного и так же быстро погасло, оставив после себя лишь струйки дыма, поднимавшиеся в небо. По толпе прошел шепоток: неужели это предзнаменование? Люди отчаянно крестились, задние ряды напирали на передние, чтобы разглядеть, что происходит. Палач сделал новый факел, зажег его от старого, опустился на колени и опять принялся за дело. Огонь у ног Иезуальда все никак не разгорался. Дыма было куда больше, чем жара, и прорвавшиеся в первые ряды зеваки начали кашлять.
Обратите взоры свои на Писание, глядя в небо, хрипло заговорил Иезуальд, а не на человеков. Не на епископа или папу, а на Слово Божие!
В него полетел камень, потом еще один, но тут кто-то из крестьян прокричал:
Я пришел посмотреть, как его сожгут, а не забьют камнями! Пусть говорит!
Толпа его поддержала, и больше ни одного камня в Иезуальда не полетело. Иезуальд охотно подчинился: он продолжил богохульствовать, хотя его голос с каждой минутой слабел и мало кто мог расслышать, что он говорит. Епископ сверлил взглядом палача с таким жаром, будто пытался помочь тому разжечь наконец костер.
Когда стало ясно, что огонь погаснет и на этот раз, поднялся ветер. Он дул с бухты, где находилась пристань Сан-Лоренцо, по воде пошла крупная рябь. Ветер пронесся по улице, круто поднимавшейся вверх и выходившей на площадь, превратился в смерч, разметавший пыль в глаза всем собравшимся, миновал толпу и поцеловал языки пламени, которые только-только начинали разгораться.
Почувствовав порывы ветра, епископ оценил ситуацию, поднялся со своего места и провозгласил:
Дыхание Господа!
По толпе прокатилась волна благоговейного шепота. Епископ принялся читать Писание, и его звучный голос быстро заглушил слова измученного Иезуальда. Хворост наконец занялся, языки пламени жадно лизали дрова, которые потрескивали и шипели, костер разгорался. Первые ряды ощутили жар и отшатнулись, прикрывая лица руками, но не могли отвести глаз от творившегося в центре площади.
Господь милостив! Господь справедлив! Помолимся за заблудшую душу Иезуальда, раба Твоего
К этому времени Сальваго наконец удалось пробраться в середину толпы. Глядя на его одеяние, люди расступались перед ним и пропускали вперед. Через марево костра он видел искаженное агонией лицо Иезуальда. Потрескавшиеся губы шептали последние богохульства, пламя уже добралось до него, одежда загорелась. Он испустил последний гортанный вопль. Толпа умолкла, на площади повисло молчание, нарушавшееся только треском пламени. Сальваго отвернулся от стены огня, его ноздри заполнила вонь горящего жира и плоти, он закрыл глаза, погрузившись в молитву за душу духовного собрата.
На следующее утро, когда одежда еще не успела выветриться от запаха смерти, епископ Кубельес вызвал Сальваго на аудиенцию в свой дворец. У Кубельеса были острые черты лица, аккуратная черная бородка, изогнутые брови и выдающихся размеров нос. Прежде чем перейти к обсуждению церковных дел, он пожелал убедиться в том, что новый священник, в отличие от своего предшественника, не заражен скверной.
Так, значит, вы служили у епископа Палермо, завел разговор Кубельес. Он очень лестно отзывался о вас в письме.
Его преосвященство преувеличивает, ваше преосвященство, скромно ответил Сальваго, опускаясь на колени и целуя перстень.
Мы полагаем, что вы понимаете, что здесь, на Мальте, у нас не в большом почете модные ныне на Сицилии идеи, продолжил Кубельес. Опасные настроения витают в воздухе.
Ничего подобного я с собой не привез, ваше преосвященство, непринужденно улыбнулся Сальваго.
Насколько нам известно, у епископа есть содержанка.
Это правда, ваше преосвященство. На Сицилии это до сих пор не редкость, подтвердил Сальваго. Даже в Риме
Cujus regio, ejus religio[3], ледяным тоном перебил его Кубельес. Епископ преданный и добрый человек и, без сомнения, любимый своим окружением, но эта епархия не в его ведении, здесь вы подчиняетесь нам. Вы должны целиком посвятить себя служению Господу, который не разрешает нам иметь других возлюбленных, кроме Христа, другой Церкви, кроме истинной Церкви, и другого епископа, кроме стоящего перед вами, отчеканил Кубельес и пристально посмотрел на Сальваго.
Разумеется, ваше преосвященство, незамедлительно отозвался Сальваго. Я предан таким учениям всей душой и с болью в сердце узнал о том, что мой предшественник отпал от милости Божьей.
Так, значит, вы не оспариваете наше решение?
Не оспариваю, ваше преосвященство, не сводя глаз с епископа, ответил Сальваго. Ни решение, ни наказание.
Что ж, тогда мы пришли к взаимопониманию.
Бесспорно, ваше преосвященство.
Сальваго прошел долгий и непростой путь, прежде чем оказался в новом приходе. Он был средним сыном барона Аматоре Сальваго, уважаемого патриция, владевшего обширными землями на Сицилии. Джулио учился в лучших школах, быстро овладел математикой, его ум оказался склонным к освоению латыни, греческого и наследия великих философов.