наша кровь вода морская.
Были благом наши муки,
должны рассыпаться во прах.
К небу простираем руки,
мольба застыла на устах.
*
Под облаками цвета янтаря
на неба горизонте алом
я вижу поднимается заря,
и падаю: сражён кинжалом.
Перетерпеть мне дайте силы боль,
прожив короткие мгновенья,
разбита вдребезги моя юдоль
достоин вечного забвенья.
*
*
Он человеком был из стали,
он не боялся пасть в бою,
он шёл туда, его где ждали,
он помощь нёс туда свою.
И победив, снимал он маску,
и слышал смех жестоких лиц,
и видел бесноватых пляску,
и падал на колени ниц.
Зачем живёт? Кого спасает?
От жара гнева таял снег.
С поры той в мире всё сжигает,
чего касался человек.
*
Уверенно он взял калач,
когда пришёл за хлебом.
Сказал уверенно: «Не плачь,
пришёл я за обедом.
Не ем я мяса, люблю хлеб.
Не кровожадный даже.
От хлеба, видишь, я окреп.
Стою теперь на страже.
Я должен исполнять закон
и подкрепиться должен»
«Пошёл бы ты скорее вон!
Достану я из ножен
отца пекарский острый нож,
мясной пирог готовить».
«Нет, мне пирог такой не гож»
Да что тут многословить!
Уверенно он взял калач,
когда пришёл за хлебом,
распнувший пекаря палач,
пришедший за обедом.
На ужин был готов пирог,
отца им поминали.
А палача в углу сапог
они не замечали.
*
Во славу, славу наших дней
идём вперёд. Скорей, скорей!
За нами Родина страна,
а впереди с врагом война.
Нам будет страшен, страшен бой,
я не вернусь, вернусь живой.
Паду я в битве, или нет,
заблудшим душам нужен свет.
Во славу, славу наших дней
идём вперёд. Скорей, скорей!
*
Однажды в лес пошёл юнец,
в лесу ждала девица.
Он пас её отца овец,
она была лисица.
Не ведая, не зная шёл,
овец одних оставив.
Уже в тени на ощупь брёл,
нутро, боясь, ослабив.
Нашёл девицу, но она,
его учуяв запах,
слезу пустившая сполна,
ушла на лисьих лапах.
В тоске обратно брёл юнец,
увидел всплеск зарницы.
Он думал про себя: «Глупец!
Пропал из-за девицы».
К угодьям вот он подходил,
овец не слышно было.
Он туши только находил.
В душе его заныло,
и в теле поднимался жар,
услышав лисий хохот.
«О небеса! Примите в дар!»
Раздался грома рокот,
обрушился затем поток.
Кругом всё затопило.
Нашли потом лишь шерсти клок,
овец с поляны смыло.
Простыл и след от пастуха,
никто не видел больше.
Судьба порою не глуха,
но от того нам горше.
*
«Ты рой окоп», ему сказали.
Лопаты только вот не дали.
«Ты в бой иди», ему сказали.
Но и оружия не дали.
«Ты бей врага», ему сказали.
Да в праве биться отказали.
«Ты смерть прими», ему сказали.
Да в смерти тоже отказали.
«Ты волен сам», ему сказали.
А он решил: «Ну нет! Едва ли!»
«Как жаль, погиб», потом сказали.
А он сказал: «Ну нет! Едва ли!»
И так куда бы не послали,
ни в чём бойцу не помогали.
Лишь много лет спустя сказали:
«Достоин был боец медали».
*
Играл на скрипке мой сосед.
Играл надсадно пару лет.
Беда была не знал он нот.
Спасибо, в ванной не поёт.
Сосуды дул сосед другой.
И был доволен он собой.
Беда была гуденье стен.
Не брал, спасибо, ночью смен.
Любитель рока сверху есть.
Пожнёт он некогда всю месть.
Лишённый совести сосед
Других как будто рядом нет.
Лишь в месте моих скромных дум,
куда просачивался шум,
стояла звонко тишина:
в строках велась моя война
*
Отец велел направить в небо лук,
он мне велел искать дракона.
О как мне успокоить сердца стук?
Как быть достойным царства трона?
Досадой дух впервые сломлен мой:
дракон жесток убиты братья,
я трудный предвкушаю скоро бой,
и хватит мне на этом счастья.
Ударила с небес огня струя,
парил дракон для всех незримо:
слепила змея солнцем чешуя,
стрела летела снова мимо.
Туманен взор от тягостных оков,
глаза болят, кипят от жара.
Но вот упала тень от облаков,
не ждал никто такого дара.
Теперь во взгляде хватит остроты,
дух твёрд, крепка рука и вера.
Но нету стрел, старания пусты,
закончена для счастья мера.
Вот близок нестерпимый жар и змей,
горячий меч в руке сжимаю.
Вскричал отец мне грозно: «Не робей!
Секрет убийства один знаю».
Был нужен мне всего один удар,
меч вонзил, где начинался хвост.
Остался от дракона только пар,
путь к победе был не так-то прост.
С поры той славим облачную тень,
спасение от бедствий света,
и за проклятие нам яркий день:
про это сия песня спета!
*
*
Разбитый немощью старик,
он жил по прихоти судьбы,
от боли исходил на крик,
не слышал Бог его мольбы.
С мучением встречал рассвет,
закат с желаньем ожидал,
давно он проклял белый свет.
В надежде дьявола позвал.
Потухли свечи, настал мрак,
явился чёрт служитель тьмы,
он шёл едва и кое-как,
большой неся клубок тесьмы.
«Наверно тронулся умом,
подумал про себя старик,
плохим должно быть это сном».
А чёрт к нему уже приник,
окутал старика тесьмой,
без слов связал и поволок,
он забирал его с собой,
для лютой смерти явлен срок.
В аду есть место старику,
отныне жить среди чертей,
его приставят к руднику
От рая был лишь в паре дней.
Так незачем взывать, просить,
всему наступит свой черёд:
гораздо лучше в муках жить,
чем попадать под вечный гнёт.
*
В посудной лавке я как слон,
среди людей всегда в тревоге,
внутри меня застывший стон,
да пусто на душе в итоге.
Куда вместить? В какой сосуд?
И с глаз подальше отодвинуть.
Не ждать, её когда сожгут
Хочу с души всё это скинуть.
Щепотку малую беру,
промеж людей пусть носит ветром,
а после правду в пыль сотру,
предстану в ореоле светлом.
*
Во мраке света было дело.
Шёл к Богу ангел на поклон.
Горело жаром его тело,
он видел накануне сон.
Ему привиделось такое:
как страхом наполнялся мир,
в нём появлялось нечто злое
и с чанов капал алый жир,
там бездна ужаса и боли.
Живым сгорая от тревог,
лишившись разума и воли,
в божественный пришёл чертог.
Стал кожей чёрен цвета ночи,
уже без перьев ангел был.
Пекло нутро, горечи очи,
едва хватало ему сил.
Пред Богом пал, хрипел надсадно,
про сон поведать он готов,
хватал губами воздух жадно,
за скрежетом не слышно слов.
Был путь его в сих муках светел,
смирился с данною судьбой,
и без остатка истлев в пепел,
он стал отныне сатаной.
*
*
Бывало прежде бились боги,
забыв себя, друзей, врагов,
и не имел никто тревоги,
в разор вводили отчий кров.
Кто править станет небесами?
Кому вершить свою судьбу?
Того они не знали сами,
но затевали боротьбу.
За мир была меж ними схватка.
Одни держали крепко власть,
забрав её всю без остатка,
да суждено им вскоре пасть.
Потом придут другие боги,
вновь заменяя свет на мрак.
Для них ведь нет иной дороги
Всегда так было. Будет так.
*
Цвести вишня не стала,
затаились в грусти лоси,
громко речь когда звучала
Тоётоми Хидэёси.
По земле бежала дрожь
и сбивались птицы в стаи.
Была то правда, либо ложь:
зароптали самураи.
В слезах вскричала цапля.
Подвёл Сэн-но жизни итог:
по мечу стекала капля,
лежала голова у ног.
Вот весны середина,
в ночи прекрасна трель цикад.
Волю принять властелина,
свершить сэппуку только рад.
*
Прекрасна ночь, свободен путь,
а завтра дел невпроворот.
Так почему бы не вздремнуть?
Водитель верно довезёт.
И сам собой приходит сон,
как не пытайся бодрым быть,
уже не слышишь чуждый стон
Оборванная жизни нить!
*
*
Посредь врагов и пустоты
печаль, души гниение,
крушение надежд, мечты,
на ноль себя деление.
Изранен и истерзан весь,
почти оставшись без души,
пустого и гнилого смесь,
не нужен даже за гроши.
Как возопить? Как разорвать
смирения порочный круг,
оставить воли своей пядь
и одолеть души недуг?
Никак! В болоте жизни суть,
всегда гниению почёт.
Осталось только утонуть
А кто согласен пусть живёт.
*
И почему никто теперь не рад?
Зачем напрасно льёте слёзы?
Вы оглянитесь в прошлое назад,
где растворились ваши грёзы.
А после посмотрите в глубь веков,
когда, не убоявшись казни,
на смерть во искупление грехов,
в которых род людской погрязни,
шёл человек, несущий тяжкий крест.
Он тихо шёл, покорный року,
придя из отдалённых людям мест,
был должен дать конец пороку.
Поныне человека слабость в том,
стремясь постигнуть в жизни счастье,