приносит боль в родной и прочий дом,
неся в беду своё участье.
Льёт после слёзы, радость позабыв,
когда желал он тех лишений,
в душе его нет света негатив,
отказ от добрых побуждений.
*
Борьба невидимая глазу,
безликих орд сражение,
и нападают скопом сразу,
им нужно размножение.
От смерти пребывая в шаге,
вгрызаясь, разрывая плоть,
они безжалостны в отваге,
их невозможно побороть.
Идёт тот бой без перерыва,
как только мы приходим в мир,
для этого врага пожива,
его мы жизни эликсир.
Меж нами тот предельно честен,
кто без боязни говорит:
«Победы ключ нам неизвестен,
никто врага не победит».
И вновь борьба, и вновь сраженье,
за жизнь идёт всё тот же бой.
В том есть природы повеленье
погибель выбравшим покой.
*
Запрятан глубоко росток
всего хорошего на свете.
Его нам надо лишь чуток,
пока мы говорим о лете.
А после холод и печаль,
упадок сил, тоска, кручина.
Нам будет очень очень жаль.
Пусть и надумана причина.
Найти попробуй тот росток
всего хорошего на свете.
Ищи, где чистых вод исток.
Такое есть ведь на планете?
А ежели найдёшь держи,
твоим секретом вечно станет,
убереги росток от лжи,
иначе холод точно грянет.
Поныне скрыт от нас росток
всего хорошего на свете.
Излишне мир к нему жесток,
иное держит на примете.
Уж лучше холод и печаль,
упадок сил, тоска, кручина.
Такая страшная мораль:
нас поглотит вражды пучина.
*
Случилась смута в государстве,
убит правитель Бердибек.
И самозванец был на царстве,
замятни начинался век.
Полгода срок на ханство было,
опять правитель стался слаб.
Орду предательством накрыло,
вставал на хана новый раб.
А на краю великой смуты,
где горло рвали за ярлык,
так и натягивали путы,
там всяк к тому уже привык.
Накинули ярмо на шею,
роптать хотели на царя,
шли на поклон к любому бею,
прося лишь только за себя.
Не ведали свободы право,
прикрыв позорные стыды,
просили ярлыка лукаво
поныне данники Орды.
Сил не имея быть при власти,
в сей миг такие же враги,
готовые порвать на части,
раздора сея очаги.
Но осознание настало,
не тот над ними властелин.
И дани он берёт немало.
Да был бы он такой один.
Супротив выступить возможно,
зарвался темник-беклярбек.
И стало на Руси тревожно,
замятни продолжался век.
Сошлись с ордынцами на поле
Непрядвы близ реки в бою.
Случилось то по божьей воле,
впервые шли в одном строю.
Им помогла тогда молитва,
спасли от бека города.
Не за себя, за царство битва,
а царством их была Орда.
Против царя пойти не смели.
Всего два года погодя,
они немало оробели,
когда хан бил их не щадя.
Утихнут крики от разора,
поедут вновь за ярлыком.
В том нет и не было позора,
продолжат в мире жить худом.
*
*
Борьба опять за идеалы.
Как готтентотская мораль.
Вновь переписаны анналы.
Ненужная планете шваль.
Во имя личных убеждений.
Сжирая мир, себя, людей.
Достигнув тех же положений.
Ведь оказаться мог мудрей.
А кто хотел творить благое.
Дорогою обмана шёл.
Вершил добром сугубо злое.
Чиня по сути произвол.
Так странен мир. Так непонятен.
Столь удивительно спесив.
Он состоит из крови пятен.
Но белых! Ибо негатив.
*
*
*
Мы солнца тень,
луны потомки,
пыль деревень,
каёмка кромки.
Полны чрез край,
кричим мы гневно,
нам только дай,
пусты душевно.
Сидим посредь,
туманны мысли,
разбиты ведь,
делами скисли.
Вперёд пойти,
быть выше прочих,
да пасть в пути,
нет в том охочих.
Всего лишь тень,
никак не глыбы,
проходит день,
и вновь: «А мы бы»
Таков закон
нашей природы.
Он испокон,
минуя годы.
*
*
* Шевардинский редут *
Какой в войне быть может прок?
Вчера оставили редуты.
Сегодня загнаны в мешок.
До смерти малые минуты.
Отдать врагу, уйти приказ.
Мы бились за клочок напрасно?
Да разве это в первый раз
И без того всем было ясно.
Который день бежим назад.
Встаём и бьёмся. Отступаем.
Никто из нас давно не рад.
Но за Россию терпим знаем.
Отдали важное, и пусть.
Какие наши в этом беды?
Слезой уняли молча грусть
во имя будущей победы.
*
Ведь в жизни всё не просто так,
есть место для любой мечты.
Быть правым может и чудак,
летящий оземь с высоты.
И вот нашёл чудак причал,
повыше забирался он.
Там, падая, всегда молчал.
Упавши, исходил на стон.
Его заметил корабел,
подумал расспросить глупца.
Чудак от гнева побелел,
сошла когда вода с лица.
Смеялся мастер над мечтой,
не верил в право на полёт,
страдает парень ерундой,
другое дело его ждёт.
Юнец подумал: коли так,
добьётся он своей мечты,
докажет не совсем чудак,
воззрит на глупых с высоты.
А после корабелом стал,
парил теперь над гладью вод,
он не боялся острых скал,
небесный озирая свод.
Задумал овладеть рекой,
найдя там место для себя,
где падала вода стеной,
немало жизней погубя.
Направил судно корабел,
расправил крылья-паруса,
сбывалось то, чего хотел
ему помогут небеса.
Корабль пал во брызгах пенных,
щепа коснулась берегов
Слышал я промеж почтенных,
нашли корабль средь облаков.
Воистину, не просто так
позволены нам всем мечты,
и коли кто из нас чудак,
пускай достигнет высоты.
*
Казалось прежде правда в нас;
в словах друзей казалось прежде.
Мы громкий поднимали глас,
вторя самим себе в надежде.
Всё прочее, вестимо, ложь,
предубеждения пустые.
Да сколько мысли не тревожь,
а истины всегда простые.
Прав тот, кто над тобою есть,
чьё слово разум полонило.
Но правых ты не сможешь счесть:
падёшь, затянутым в горнило.
За правду биться смысла нет,
ведь не бывает правды в мире.
Есть только маленький совет
на мир смотреть гораздо шире.
*
Когда взираешь в потолок
и тонешь в белых красках,
ты думаешь: как мир жесток,
увязший в вечных сказках,
в сокрытой истине от глаз
всего лишь для огласки
сугубо только напоказ
за белым слоем краски.
Иного и не может быть,
в нас торжище жуира,
желаем красотою жить,
но прячемся от мира.
*
Воспламенилась всюду атмосфера,
спокойной жизни приходил конец,
я слышал вопли гнева Люцифера,
на Страшный суд его призвал Творец.
Я видел красным горизонт заката,
и видел порванным на клочья мир,
в обитель ужаса неслась Геката,
кровавый в жути продолжая пир.
Я слышал трубный глас от Исрафила,
провозгласивший оным Рагнарёк.
Так эра Кали-юга уходила,
мир сам себя на смерть теперь обрёк.
Воспрял Танатос, мёртвых поднимая,
с ним Ахриман, Саурва, Индра-див,
цепных собак рвалась пожрать всё стая,
и умерщвляя каждого, кто жив.
Пустым Ирушалем был предо мною,
всяк павший мертвецом бродил окрест.
Пришла пора мир привести к покою,
донёс я на плечах тяжёлый крест.
Мне имя Калки гибели предвестник,
из всадников несущих смерть один,
я Брахмы ныне спящего наместник,
дам миру новому в сей час зачин.
И воцарилась тишина во мраке.
Нет ничего сплошная пустота.
Вновь сладко Брахма задремал на яке,
а мир несли всё те же три кита.
*
*
Растрёпанное жалкое отродье
тянулось вереницей на восток,
искали больше века Беловодье,
где можно жить и не платить оброк.
Как дикий люд, подобно истым зверям,
крались меж рек, полей, лесов и гор,
самих себя привыкшие к потерям
и мёртвым на пути чиня разор.
Страдая от лишений, тягот боли,
хранимые надеждою дойти,
брели в край справедливости и воли.
Им только бы скорей его найти.
За год-другой всё крепче духом были,
иные завели хозяйство, дом,
одни по рекам к северу уплыли
иль жгли в бою кочевников огнём.
Не ведая, в порыве духа смелом,
отродьем жалким больше не зови,
добыли сами Беловодье делом
с усилием желания в крови.
*
*
*
И расцвела однажды лживость.
Красивая, приятная на вид.
Ей дали имя справедливость,
да понастроили кругом обид.
Должно быть так решили сразу.
Сим породив обилие проблем.
Впустили в мир людской заразу,
как абсолютно плохо стало всем.
*
*
*
Бежали волки вдоль реки,
не чуя смерти приговор.
Им шли навстречу мужики,
ведя неспешный разговор:
завод возвесть хотели тут,
Демидов им-де повелел,
скорей от голода помрут,
никто из них давно не ел.
Сошлись в излучине речной,