Корма медленно отходит, увеличивая просвет между бортом и причалом. Нос накатывается на пирс, ослабевает, только что звеневшая струной, последняя связующая с землёй нить.
«Отдать носовой!» Ромка, не давая канату упасть в воду, быстро и ловко принимает конец.
«Носовой на борту!» «Руль прямо, оба малый назад, швартовым командам встать к борту!»
Набирая инерцию, корабль по прямой отходит от причала к середине гавани.
«Флаг перенести!» Над надстройкой мостика взвивается милый сердцу каждого причастного к ВМФ бело голубой с алой звездой, шёлковый лоскуток военно-морской флаг. На причале командование дивизиона и представители штаба, замерли, вскинув руки к козырькам. Красивая и приятная традиция встречать и провожать корабли.
«Право сорок, правый средний назад, левый средний вперёд!» Корма окутывается дизельной отработкой, мелко задрожала палуба. Стоя на месте, корабль виртуозно разворачивается на «пятке». «Право сорок пять, оба малый вперёд! Право тридцать! Право десять, руль прямо!»
«Торгаши» короткими гудками приветствуют «высший пилотаж» русского кэпа.
Никогда их не забуду, эти трогательные и волнующие минуты, и как бы не было горько и тяжело после, всегда буду благодарен судьбе за эти мгновения и принадлежность к великому братству ВМФ.
Проходим боновое заграждение, басовито гуднув, встречный сухогруз медленно вползает в створ. С крыла мостика Мамонт обменивается с постом у ворот световой морзянкой. Звякнул телеграф, команд из рубки не слышно. Лёгкая зыбь внутренней акватории сменяется длинной пологой волной, мягкая килевая качка, поднимая и опуская нос, сообщает: море!
«Внимание всем! Говорит командир корабля! Товарищи матросы, старшины, мичманы и офицеры! Корабль выходит в район боевого патрулирования. С двадцать два местного приступаем к выполнению боевой задачи по защите интересов дружественного нам государства. Данной мне властью объявляю действие законов военного времени и боевого расписания устава Военно-Морского Флота Союза Советских Социалистических Республик! Благодарю всех за слаженную подготовку и выход».
«Оба средний вперёд!»
«Отбой боевой тревоги, швартовое оборудование по походному, первой боевой смене заступить! Подвахте отдыхать, через ноль пять полное затемнение».
Помогаю Ромке собирать кранцы и чехлы с вьюшек в выгородку за волноломом.
Каримыч, топай отдыхать, в ноль два сменишь; бушлат-то оставь! Нагрею для тебя, и к Сене загляни пусть расход оставит на плите.
Далёкий уже берег, темнеющий за кормой, провожает серый призрак, несущийся по чёрной ртути аморфного стекла навстречу неизвестности.
Стою у носового клюза. Крайняя носовая точка, моё любимое место. Снизу форштевень отваливает тёмные пласты, отороченные белой пеной, впереди безбрежная гладь. Люблю здесь «зависать» в любую погоду. В этом месте самая высокая амплитуда взлётов-падений при качке, как бы паришь, описывая контур волн, словно, альбатрос, не касаясь их. И шум ветра со свежестью солёной волны, зелёной на солнце, а набежит тучка и плеснёт искрящейся сталью. Все эти признаки жизни океана внушают уважение и влекут, какой-то великой неразгаданной тайной. Не давая оторвать немигающих глаз, хоть ветер и выдавливает, тут же высушивая слёзы, от далёкого манящего горизонта. Люблю, когда ветер. В лицо.
Увеличивая обороты и накренив корпус, корабль начинает описывать правую циркуляцию, оставляя за кормой берег. Постепенно нарастает, похожий на авиционный вой и свист запущенных турбин. Явно, куда-то торопимся. Захожу за установку, чтоб из рубки не видели, и машу Сашку рукой. Кивком, когда он замечает, «спрашиваю» в чём дело. Изображает в руке удочку и проводит рукой по горлу.
Берег давно исчез, провалился стремительно и одномоментно в яму за горизонт; туда же скоро скатится солнце. К концу часа форсированного «полёта» в сторону открытого моря «боевая тревога» вносит разнообразие в реактивное звуковое оформление. Видимо РЛС «зацепили» что-то. Мамонту хорошо на мостике и так в курсе всего, плюс верхняя точка.
На горизонте уже различима разрастающаяся точка. Неожиданно разделяется, и на гребне белого буруна одна половинка стремительно уходит в сторону. Частой дробью гулко застучало по корпусу и надстройке. Разрывов нет пулемёт!
«Всем за броню! Левый тридцать, дистанция десять кабельтовых, цель надводная быстроходная скорость двадцать узлов, автоматы левого борта огонь!»
Присаживаюсь за башней в выгородке погреба, подтягиваю цинки с лентами. Каримыч нервно подёргивает стволами, ждёт команду и не выпускает из прицела еле видимое пятно. Рвут перепонки бьющие короткими, артустановки. Сквозь грохот еле слышна команда: «Дистанция тридцать кабельтовых, отбой БЧ-2, дистанция тридцать два кабельтова».
Чужак быстрее нас уходит в сторону нейтральных вод. «сорок кабельтовых». Ложимся на обратный курс правой циркуляцией.
« пятьдесят цель не просматривается».
«В отсеках и на боевых постах осмотреться и доложить!»
Вроде, никого не задело. Почти вплотную подходим к дрейфующей моторной рыбацкой шхуне. На палубе, прямо на сетях застыли в неестественных позах пятеро окровавленных вьетнамцев.
Не высаживаемся. Обычно, минируют. Ложимся в дрейф, смолкают турбины, будем ждать спасательный буксир с сапёрами. Отбой не дают, быстро темнеет, прохладно. Керимыч прищурил под каской и так узкие глаза вперился в горизонт; не могу оторвать взгляд от тёмного призрака мёртвой шхуны, покурить бы.
«Команде посменно ужинать!»
Саня, иди, с утра ведь не ел.
Я быстро, Керим.
В кубрике тепло и тихо. Ромка доедает молочный суп. Будешь?
Нет, ток макароны пока горячие.
С трудом запихиваю в себя пару ложек.
Ты чего?
Видал? киваю на борт.
Ну и зря ты в крайности бросаешься, то «работаешь», как машина, то зацикливаешься на этом. Надо планку твоих сверхчувствительных датчиков ниже опускать.
Молчу. Ничего не хочется, даже говорить.
Не прошло и часа, как повторно сыграли «тревогу». Быстроходные катера шныряют вокруг, изредка обстреливают из пулемётов, оставаясь в темноте. Полусонного Керима, кутающегося в бушлат, отправляю покурить.
Ромыч, не ложился?
Хотел уже, да
Сидим на тёплой палубе, кинув под спину спасательные жилеты. Шлем с наушниками не снимаю.
Чего гидравлику-то не врубаешь?
На кой хрен? Ни зги не видно.
На «альбатросах» хорошо, электронные глаза стреляют, вздыхает Ромка.
Бабай придёт, посиди с ним за второго, на КП сгоняю.
Веером от надстройки разлетается сноп рикошетирующих трассеров. На мгновение ожил кормовой автомат, огрызнулся в темноту и умолк, не видя цели.
В рубке темнота, только шкалы приборов и экраны РЛС. Жужжат и пощёлкивают механизмы.
Старшина БЧ-2, прошу разрешения на КП-2
«на траверзе! Четыре кабельтова».
«Право двадцать, оба стоп!»
«На малом ходу. Описывает циркуляцию».
«Право пять, оба средний вперёд!»
Откуда-то из темноты рой светлячков. Барабанят и рикошетят от ограждения рубки.
«Право десять, оба стоп!»
Трогаю за плечо командира БЧ: товарищ лейтенант?
Ты чего своих бросил?
Там порядок, разрешите глянуть в инфравизор?
Валяй!
« дистанция четыре кабельтова, цель не движется»
Светло-зелёнй силуэт на сером фоне. Больше торпедного катера, наверняка на крыльях. Не отрываясь от резинки «обзора» старпом подаёт голос:
Ну что, старшина, слабо эту лоханку продырявить?
Вот, если б этот негативчик мне вместо прицела, может и искупал бы их.
Попробуй, только купать не надо, пригодятся.
Подаёт командиру БЧ ручную трубу:
Палыч, объясни, как пользоваться, и уже мне, будешь готов доложишь.
Есть!
Керим, снимай жилет и бушлат.