она соперниц не имела-а эхом донеслось до него.
Где-то в глубине полутемного коридора маячила фигурка в черном халатике. Фигурка двигалась, громыхала ведром, напевала то есть подавала почти все признаки жизни.
так дайте ж ми-ило-остыню ей-й самозабвенно фальшивила тетя Даша, намывая полы.
Валера едва не бросился к ней -
Тетя Даша, из начальства кто есть?
Да може и есть. А тебе кого надо?
По ней сразу было видно чем меньше народу, тем ей лучше. Не топчется никто, под швабру не лезет. Чистота, порядок.
Анатолий Васильевич у себя?
Здесь ищо. Оне теперь ключ мне оставляют. Вон на столике. Сий-час.
Она любовно прислонила орудие труда к стенке, стянула перчатку, шмыгнула носом, не спеша прошаркала к столу дежурного.
Чайничек вскипел. Вот и славно.
Валера молча наблюдал, как тетя Даша заваривает в кружку чай. Как перебирает бирочки на связках. Те позвякивали в ее руках -
От пятнадцатого нету. Поднимись туда.
Уже вдогонку донеслось -
она ж у ва-ас просить стыди-ится
Акустика пустого коридора сгущала звуки. Живо рисуя вместо старушки со шваброй босую нищенку возле церкви. Та куталась в дырявый шерстяной платок поверх лохмотьев черного рабочего халата, робко протягивала иссохшую руку и умоляюще слезилась тети Дашиными глазами
подайте ж милостыню ей
Что за черт. усмехнулся Валера. Еще приведений только не хватало.
О том, что в полутемном пустом здании еще и не такое случается, он как-то прежде не задумывался. Да и некогда было пока доберешься до нужного кабинета сто раз со всеми встречными-поперечными поздороваешься, сто раз окликнут как дела? и сам заодно поинтересуешься как жизнь? А теперь пусто. Нет никого. Уборщице на радость. Она теперь тут главная. По крайней мере, пока.
3.
На столе председателя профкома стояла рюмка коньяку. Сам Анатолий Васильевич сидел напротив, гипнотизируя неподвижным взглядом пузатое стекло с золотой каемочкой по краю. Аккурат по этой каемочке играл тяжелым янтарем напиток из представительских профсоюзных запасов. Арарат хороший коньяк, выдержанный. Под такой коньяк не стыдно разные делегации встретить, а затем их же и проводить. То есть было не стыдно. Потому как уже с полгода никто с визитами на завод не наведывался. Разбежались, разлетелись в перестроечной круговерти заинтересованные организации. Как будто разом вымерли все. И огромный завод потянули за собою в пропасть. Завод, конечно, не нищий, он продержится какое-то время. Но вот вопрос сколько? И как так получилось, что огромный, государственной значимости завод оказался вдруг никому не нужен? И что отвечать людям, оставшимся не у дел? И куда им прикажете деваться, если градообразующее предприятие загибается на глазах? Что им делать? На подножный корм перейти?
Анатолий Васильевич ополовинил рюмку, закурил.
Нет, он-то как раз работу себе найдет. С его-то связями куда хочешь, пожалуйста. И в управу городскую, и на кафедру в институт его приглашают. Только Верещагинское «за державу обидно» засело, и колет как иглой. И ничего с этим поделать нельзя. Так и будет щемить сердце почитай, вся жизнь на родном заводе прошла.
Потому, наверное, расслабиться у Анатолия Васильевича никак не получалось, и коньяк, как назло, не спешил оказывать свое благодатное действие. Да что такое полрюмки коньяку для солидного мужчины? Пусть облысевшего, пусть с небольшим брюшком, пусть разменявшего пятый десяток. Да ничего. Совсем ничего. А значит, следуя логике, добавить не мешало бы. Анатолий Васильевич покрутил рюмку в руках, прищурился сквозь нее на свет настольной лампы подумал, налил еще, опять до самого края пусть в одиночку, но он напьется до состояния, когда мир вокруг не кажется таким уж беспросветным.
Есть кто?
Валера шагнул в кабинет, не дожидаясь приглашения.
А накурил-то хоть топор вешай. Ты что это, Толя?
Будешь? Анатолий Васильевич без лишних церемоний пригласил его к столу.
Они выпили, растерзали тупым ножиком половинку лимона, и Толя наконец-то ощутил, как горячая жидкость разливается живительной волной, врачуя донельзя расшатанную нервную систему. И про себя отметил вдвоем как-то оно веселее, что ли.
Хорошо Ну-с, с чем пожаловал?
Ты понимаешь, какое дело
Они давно знали друг друга, давно были на «ты». Именно здесь, в этом кабинете двадцать лет назад решался вопрос о направлении Валерия Ивановича на тренерскую работу. Тогда было сказано много красивых слов о воспитании советской молодежи, физкультурном движении вообще и особой поддержке детского спорта в частности.
Толя прекрасно помнил то время. Тогда он, молодой профсоюзный лидер, лихо взялся за дело умел добиться взаимопонимания с руководством, выбить дополнительные фонды, помещения, даже летнюю спортивную базу организовал увы, все сейчас катилось под откос вместе с огромной заводской махиной и одними красивыми словами тут ничего поделать было нельзя.
Явись к нему Валера часом раньше, он, быть может, отделался парой общих фраз и только. О том, что всем сейчас плохо, ты уж потерпи. Да как-нибудь, да посмотрим, может, что сделать можно. Успокоил бы с тем и отпустил. Но, по странно-извращенной народной привычке постоянно наступать на больную мозоль, Толя, только что мечтавший забыть навалившийся ворох проблем хотя бы на этот вечер, принялся теребить свежую рану с особым энтузиазмом. Чему, понятно, способствовало только что выпитое. К тому же рядом сидел собеседник, и можно было выпустить пар, высказать все без оглядки, словно у себя на кухне, не боясь, и нисколько не приукрашивая истинное положение вещей.