С каждым произнесённым словом голос администраторши повышался всё более угрожающе, и Вероника чувствовала, как та пытается пригвоздить её своим натиском и не дать ускользнуть ей от расплаты.
Кстати, такой же штраф выписан на имя снимавшего этот номер Дмитрия Гладышева! Но, поскольку он съехал, а я видела, как этот товарищ выходил с вещами из гостиницы, а вы остались, то платить оба штрафа будете вы! администраторша ткнула в её сторону своим корявым длинным пальцем, потом достала из блокнота какие-то две квитанции и потрясла перед носом у Вероники.
Это безобразие! возмутилась уже как-то не совсем смело Вероника. Чувствовалось, что аргументы наглой тётки, её стремительный натиск и всё более повышающийся тон голоса возымели на молодую, неопытную в житейских делах девчушку своё действие: она начала ломаться. Я ни за что платить не буду!.. Я требую, чтобы мне предоставили книгу жалоб!
Возникла небольшая пауза, словно обозначилась кульминация разговора, затем администраторша уже более низким и спокойным тоном победителя, только что прикончившего жертву, спросила:
Может быть, вы, гражданка Бегетова, с милицией хотите разговаривать?.. Я её сейчас вызову!
Мысли, путаясь друг с другом, лихорадочно закрутились в голове Вероники. И хотя она чувствовала, что её пытаются надуть, но понимала, что формально администраторша была права, доказать обратное ей вряд ли удастся, и наверняка, если та вызовет милицию, дело примет скверный оборот.
Вероника лихорадочно пыталась что-нибудь придумать, пока администраторша молча ждала от неё ответа, стоя посреди комнаты и нагло глядя сверху вниз. Мысли сталкивались в голове, путались и мешали бежать друг дружке.
Самый простой и, возможно, правильный выход из сложившейся ситуации был бы заплатить деньги, которые требовала эта тётка. Но, как нарочно, сумма, которую та обозначила, совпадала с имеющейся у неё наличностью. И если бы она сейчас рассчиталась, то на дорогу ей, возможно, ещё и хватило, но на перрон вокзала родного города она сошла бы без копейки за душой.
Веронику бросило в жар от одной мысли расстаться со всеми деньгами, которые у неё ещё остались от прежней роскошной жизни! И отдавать их, эти дающие надежду на будущее крохи, остатки былой роскоши, этой ловкой тётке, которая будто узнала, сколько может с неё получить, и вдруг наехала на неё по совершенно надуманному предлогу, она не собиралась!
Вероника глянула на часы. Скандал длился уже целый час. Мысли продолжали лихорадочно крутиться в её голове, ища выход из опасной ситуации.
Администраторша смотрела на неё, как удав на кролика. Рядом, чуть позади неё, посматривая по сторонам и зыркая то и дело в потолок, видимо, чтобы не встретиться с Вероникой глазами, тёрся портье. Видно, присутствовать при подобном ему приходилось регулярно.
Хорошо! сдалась Вероника. Я заплачу! Только у меня нет с собой таких денег!.. Я буду звонить родственникам и знакомым. Сами понимаете, что собрать такую сумму непросто. У вас день проживания стоит, как их месячная зарплата!
Дело ваше! более дружелюбно произнесла администраторша. Но пока вы не рассчитаетесь, мы вас не отпустим сами понимаете!.. Вот! Подписывайте квитанции, что с долгом согласны! Крайний срок расчёта завтра до двенадцати ночи!
Она протянула Веронике квитанции, а портье, вдруг переставший глазеть по сторонам, участливо подставил поднос, на котором взятая ими в оборот девчушка могла бы расписаться.
«Ты подписываешь себе смертный приговор!» кричало что-то внутри Вероники, но она проигнорировала этот голос и стала писать под диктовку администраторши.
И учтите, добавила в дверях та, покидая победительницей поле битвы, пока вы живёте здесь, никого не волнует, по какой причине, плата за номер продолжает начисляться!..
Когда дверь в коридор за незваными гостями захлопнулась, Вероника обессилено рухнула на кровать, словно подкошенная, и долго лежала так, раскинув руки и бездумно глядя в потолок.
«Беги! кричало что-то теперь внутри неё. Спасайся! Беги! Тебя до нитки разденут!»
Эта беспокойная мысль больно сверлила сердце тревогой. Будущее, которое ещё час назад казалось, пусть и безрадостным, но всё же брезжащим неким подобием надежды, теперь выглядело неопределённо и даже мрачно. Без этих денег будущего для неё не было вообще! Поэтому вдруг Вероника решила, что рассчитываться непонятно за что она не станет. Теперь её беспокоила только одна мысль, как незаметно из гостиницы улизнуть.
Глава 2
Веронику раздели догола.
Всю одежду и нижнее бельё, которые на ней были, порвали прямо на теле, и, оставив ей высокие сапоги, вывели из кабинета администраторши, а потом долго прогуливались с нею по коридорам гостиницы.
Впереди шла «мама». В руке она держала поводок, который был пристёгнут к ошейнику на шее девушки.
Веронике было нестерпимо стыдно. Она никогда не чувствовала себя униженной настолько, как сейчас. Она просто сгорала от стыда и, хотя навстречу попадались случайные, совершенно незнакомые люди, по большей части иностранцы, низко опускала голову, чтобы её лица не было видно.
Хотя был уже первый час ночи, в коридорах то и дело кто-нибудь встречался. Люди, не ожидавшие такое увидеть, испуганно шарахались в стороны от дамочки, медленно, будто бы победно, словно на каком-то феерическом шоу-параде, вышагивавшей по самому центру прохода.
Это была фантасмагорическая картина.
Впереди странной кавалькады шла, гордо выпятив грудь и подняв подбородок, вся из себя расфуфыренная, помпезная дама лет более чем средних, в красном платье с глубоким до неприличия декольте. На ногах у неё были ярко-красные чулки в очень крупную сетку с большими, словно руками вязаными узлами, белые полусапожки на высоком каблуке с золотистыми цоколями над подковками.
В руке у дамы был поводок, на котором та будто какую-то собачку вела за собой следом ослепительной красоты совершенно голую девушку, стыдливо прикрывающую своё лоно руками. Поводок был пристёгнут к широкому ошейнику с шестью конусообразными металлическими шипами, навинченным на него по периметру, который кожаным обручем опоясывал красивую шейку юной прелестницы.
Та низко опускала голову, отчего её лица почти не было видно. Только на щеках рдели пятна густого пунцового румянца стыда. Локоны шелковистых, переливающихся оттенками русого волос играющими в свете галогеновых светильников волнами ниспадали на её хрупкие, обворожительнее плечики, а с них стекали на спину и вперёд, на грудь.
Красивые, изящные, сочные и в то же время упругие, девических форм и размеров, груди слегка колыхались при ходьбе девушки. Их линии, плавно изгибаясь от вертикального пике с её хрупких плечиков к двум пересекающимся гиперболам, заканчивающимся сосцами, очерчивали собой притягательные, невиданной, роскошной, чрезвычайной, красоты, круглые, налитые книзу формы, образующие две увесистые, словно наполненные гроздьями спелого винограда, чаши, упруго пружинящие на своей подвеске при каждом шаге. Каждая из них, цвета слоновой кости, маняще сияла большим ярко-розовым, как красная медаль, соском, ослепляя и завораживая своей неправдоподобной красотой, великолепием и неожиданностью встречи там, где этого по разумению любого добропорядочного бюргера или постояльца другой цивилизованной породы вроде англичанина, француза или американца, всех случайных мужчин, видевших это чудо, и быть не могло.
Позади процессии следовало несколько мужчин кавказской наружности с суровыми лицами, одетых в строгие костюмы и белые рубашки-косоворотки, внимательно озирающих, обшаривающих колкими взглядами чёрных глаз перепуганных, заворожённых и озадаченных очевидцев происходящего.