Ну что? виделся с ней?
Да, виделся, отвечал тот с сияющим от радости лицом.
На чем порешили?
Сказала, что кроме меня ни за кого не пойдёт.
Отлично, значит, наше дело в шляпе.
Приказчик бросился было целовать разбойника, но тот отстранил его, и произнёс:
Ты погоди, поцеловаться ещё успеем, а скажи мне, где ты с нею повстречался?
За воротами. Как вышла она, так я сам не знал, что со мною делается Обнял её, прижал к себе, и так крепко поцеловались мы, что и теперь ещё, губы горят. Ну, вестимо, поговорили, а тут проклятая собака выскочила со двора и начала лаять на меня. Степанида не знала, что делать: «Услышат, говорит, выйдут, застанут нас, ну, и беда». На дворе послышался голос старухи, она звала Степаниду, та и убежала, а на прощанье сказала: «Твоя, говорит, или ничья». Вот и всё тут.
Речь приказчика Чуркин выслушал, понуря голову, и только покручивал свои усики.
Мало же вы с ней побеседовали, произнёс он, уставив свои большие, чёрные огневые глаза на приказчика.
Собака помешала, Наум Куприяныч, мне и самому на то досадно.
Что ж теперь нам делать нужно?
Не знаю, я просто голову потерял от радости, обсуди сам, ты опытнее меня, и посоветуй, а о магарычах не сумневайся: вот тебе ещё две Катюхи, научи только, как мне ею завладеть, вынимая из бумажника две радужных и, подавая их разбойнику, сказал простодушный паренёк.
Чуркин взял кредитки и смял их в руке. Приказчик заметил это и сказал:
Наум Куприяныч, ты не обессудь на этом, если мало, добавлю, теперь со мной больше нет, до другого раза подожди.
Не в том дело, сказал разбойник, стараясь успокоиться от взволновавшего его рассказа о свидании. Я смекаю, как нам покончить с этою музыкой. Пойдём в избу, да посоветуемся с Ириной Ефимовной, она хотя и баба, но в таких переплётах бывала.
Вишь ты, значит, и вы с ней женились с препятствиями? полюбопытствовал молодец.
Всего было, только она о том помалкивает, выходя из светлицы, врал разбойник.
Ирина Ефимовна укладывала ребятишек на сон грядущий; услыхав шаги вошедших в избу, она окликнула:
Кто тут?
Мы, ответил Чуркин, поди к нам, дело есть, прибавил он.
Сейчас, только пострелят уложу, неугомонные какие-то вышли, никак их не уложишь, слышался её голос из-за перегородки.
Приказчик уселся на лавку, а Чуркин подошёл к окну и начал барабанить по стеклу пальцами. На душе у него было нечисто: он возненавидел приказчика, как злейшего своего соперника, и порешил покончить его сватовство за Степаниду чем-нибудь недобрым. Он быстро отвернулся от окна, подошёл к приказчику и, ударив его рукою по плечу, сказал:
Не кручинься, молодчик, все обделаем, потерпи маленько, хорошее скоро не совершается.
Я, Наум Куприяныч, на всё теперь согласен.
Вышла Ирина Ефимовна, в дверях показался и Осип, но Чуркин сказал ему:
Ступай в светлицу, тут тебе делать нечего.
Дверь захлопнулась.
Ну, рассказывай, виделся, что ли, с нею или нет? спросила хитрая бабёнка у приказчика.
Виделся, Ирина Ефимовна, только на долго ли? О чем нужно было, переговорили с нею, отвечал тот и передал все подробности.
За чем же теперь дело?
Сама знаешь, обвенчаться надо, а как это сделать, ты уж посоветуй.
Какая я советница в таком деле, сам уж об этом хлопочи, ваше дело мужицкое.
Нет, мы уж с Наумом Куприянычем, так решили, чтобы от тебя слова выслушать.
Я, право, ничего сказать не могу.
Что-нибудь скажи, как поступить с Степанидой? Увезти, что ли, её нужно? с лукавой улыбкой обратился, разбойник к своей жене.
Как же иначе? Так её не возьмёшь: кузнец не отдаст.
Ну, вот так и будем действовать, проговорил Чуркин, улыбаясь.
Когда же? спросил приказчик.
На праздниках устроим, подведём дело так ловко, что комар носа не подточит, а ты приезжай один, урядника с собой не бери: он может всё дело испортить, внушительно протянул разбойник.
Так и сделаю, прикачу к вам на своей парочке, усажу её в саночки и ахну. Ищи, мол, староста свою дочку, а кузнец облизывайся, с какой-то отвагой сказал женишок и поцеловал Чуркина.
Будет тебе целоваться, что я баба, что ли? Какая привычка у тебя неловкая, заметил ему разбойник.
В избу вошёл урядник; он был навеселе и покачивался из стороны в сторону.
Хорош, нечего сказать! Ну-ка, пройди по одной половице, сказал ему приказчик.
Хочешь, по всем сразу махну, ответил он, приподнял полы шинели и пустился плясать.
Все захохотали.
Вот тебе и полиция, каково отмачивает, говорил приказчик.
Жги во всю! Загулял, братцы, староста напоил, усаживаясь на лавку, и качая годовой, бормотал полицейский чин.
Скинь мундир-то!
Сейчас, всё долой, да и спать. Ну, и угостили нас страсть! У кузнеца были, какими, братцы, наливками он потчевал, губы проглотишь, а живёт лучше старосты, всего вволю.
Как же ты к нему попал? любопытствовал приказчик.
На улице встретился, ну, и затащил меня со старостою к себе в гости; сват ведь он ему будет.
О чём же вы с ним говорили?
Мало ли о чем! Степанидой твоей больше всего занимался. Ишь, сын-то его, жених наречённый, такую пулю отлил, что я и глаза вытаращил.
Что такое?
Ничего, ты сам знаешь, пригрозив пальцем, говорил полупьяный урядник.
Скажи, что такое?
Он сказывал да что сказывал-то, потеха, будто тебя со своей невестой видел.
Где такое?
В избе, вот тут на дворе, ты с ней беседовал, говорит, в окно он подглядел.
Чуркин переглянулся с урядником, Ирина Ефимовна привстала со скамьи и сказала:
А что, может, и взаправду видел?! Когда мы были у хозяйки-то, под окнами кто-то ходил, шаги слышались.
Вот тебе и раз, значит, попались, проговорил приказчик.
Так что ж, подглядел, и ладно, пусть восчувствует, сказал Чуркин.
Подглядел, подглядел, бормотал урядник, сбрасывая с себя шинель, которую подложил себе под голову, улёгся на лавке и тут же захрапел.
Какие же мы не догадливые, оконца занавесить бы нужно было, протянула Ирина Ефимовна. Теперь вот поди, разговоры начнутся, нас во всем винить будут, прибавила она.
Ну, и пусть винят, много с нас возьмут, успокаивал её разбойник. А ты что нос-то повесил? обратился он к приказчику.
Нам ничего, а ей достанется на орехи, промолвил тот.
Ах, грехи какие вышли. Пёс этакий, как это он все пронюхал, ныла баба.
Кто пронюхал? спросил Чуркин.
Кузнецов сын-то, про него говорю.
Да, дураком выглядывает, а подглядывает за невестой, чучело этакое, выбранился разбойник.
Как же нам быть теперича, Наум Куприяныч? спросил приказчик.
Ничего, всё как по маслу обойдётся. Спать пора, утро вечера мудренее, завтра обсудим.
Ты где ляжешь-то? спросила у мужа Ирина Ефимовна.
В светёлке. Прощайте, покойной вам ночи, сказал Чуркин и вышел из избы.
Оставшись вдвоём, Ирина Ефимовна долго ещё беседовала с приказчиком о том, как подглядел сын кузнеца их свидание.
Осип, ты спишь? войдя в светёлку, окликнул Чуркин.
Нет, атаман, так лежу, тебя все поджидал; зажечь, что ли, свечу? сказал тот.
Не надо.
Ты меня сегодня обидел.
Чем такое, говори!
В избу не впустил, сказал, что мне там делать нечего.
Дурак ты, я нарочно тебя выпроводил, пусть думает приказчик-то, что мы с тобой того, как тебе сказать, не на одной ноге стоим.
Только из-за этого?
Из-за чего же больше? Вот что я хотел тебе сказать: как бы нам от этой свадьбы ослобониться? Надоела мне такая канитель, тянем мы её давно, надо же и концу быть.
Приказывай, всё сделаю!
Ты понял, к чему я говорю?
Смекаю я, атаман, порешить тебе кого хочется, что ли?
Ну да!
Кого же? Приказчика или Кузнецова сына?
Не угадал, а невесту: пусть она уж ни им, ни мне не достаётся.
Что ж, могу. Когда велишь.
Не сейчас, надо прежде у приказчика деньжонок повыбрать, сегодня он мне ещё две «катюхи» дал, а потом ещё обещался на праздниках.
Подождём, для меня все единственно. Неужели же ты к девке позыв имеешь?
Ну, об этом знать мне, а не тебе. Я что говорю, о том слушай, сердито сказал разбойник.
Слушаю; а о девке я так, к слову сказал, она для меня плевать. Когда гости-то от нас уберутся? Расходы, да беспокойство только с ними.