Да. Спасибо.
Угу. Тогда действуйте, профессор.
Куда?
Что куда?
Извините, я имею в виду э-э где, то есть, вы нашли?
«Удивительная мямля, и почему он очки не носит, ему бы с его рыбьей физиономией пошло», подумал Глинко.
Да. Собирайте вашу научную банду и пошли. Предупреждая неизбежные вопросы «куда», «что», «зачем», командир добавил: Там, он показал рукой где ниша и плита. Я осмотрел рисунки, знаки. Это по вашей части. Мы вас сюда довели, теперь дело за вами. Ни у меня, ни у моих ребят нет никакого желания торчать в этой мышеловке больше положенного.
Хорошо, конечно, конечно. Мы сейчас.
Гидрокостюм не снимайте только баллоны и ласты.
Понял.
Глинко отошёл, а профессор руками, как крыльями наседка, стал подгонять своих сотрудников. Физику Шаманову недавно исполнилось пятьдесят два года, для своих лет он выглядел нормально поджарый, без обмоток лишнего сала на боках и животе, высокий, длиннорукий. Профессор гордился своими длинными волнистыми волосами до плеч, не потерявшими своего блеска и антрацитового цвета, которые он предпочитал держать распущенными, исключая те случаи, как сейчас, когда они могли ему помешать, тогда он их собирал в пучок. Глинко был не совсем прав относительно него: Шаманова нельзя было назвать мямлей, в научных кругах его считали чуть ли не за тирана, жёсткого, принципиального новатора, не умеющего идти на компромиссы с начальством, но трепетно относящегося к своим ученикам трепетно и строго. Но сегодня Шаманов чувствовал себя не в своей тарелке: в армии он служил ещё в советской, но участвовать в настоящих боевых действиях не приходилось. Так близко насильственную смерть он не видел, и во время боя, там, под водой, он так переживал и так испугался, что и сам мог отправиться на то свет, сердце вполне могло не выдержать таких нервных перегрузок.
Да, что-то рыбье было во всегда затуманенном взгляде учёного физика, чему способствовало как лицо вытянутое, так и вертикальные овалы глаз, а ещё пухлые губы и незаметная пуговка носа ну вылитый карась. Этот карась занимался пограничной тематикой элементарных частиц, пытаясь связать их взаимодействие в стройную теорию образования потока времени. Теоретически он доказал обратимость потока и работал на созданием установки способный отправлять кирпичики самых маленьких частиц, известных науки, выбитых им протоновой пушкой пушкой собственного изобретения из фундамента нашей реальности, в прошлое время назад, и в будущее время вперёд.
Под его начало, в группу, собрали нескольких специалистов настоящих специалистов своего дела. Первый инженер, доктор технических наук, Игорь Стольников умница, изобретатель, механик, великолепно разбирающийся в любых машинах. Игорь уже к тридцати защитил докторскую, а к тридцати пяти стал заметной фигурой в среде интеллектуальной собственности, записав себе на счёт двенадцать знаковых патентов на изобретения, среди которых был усовершенствованный 3-D принтер, работающий со стволовыми клетками; солнечная батарея, запасающая в три раза больше энергии, чем самые лучшие на тот момент; индивидуальную динамическую броню пехотинца, с которой теперь солдату перестали быть страшны попадания пуль крупного калибра. Игорь следил за собой, носил аккуратно подстриженную бороду и а-ля французские усики, закрученные в колечко.
Второй член группы Сергей Тимофеев, специалист по биоорганическим системам, созданию искусственного интеллекта (ИИ) на основе химерных живых клеток. В этой области он считался лучшим из молодых учёных и, до того как ему предложили (настойчиво попросили) присоединиться к группе Шаманова, работал в закрытом НИИ на оборону страны. Сергею не было и двадцати пяти, а он уже получал грант индивидуального оклада от президента, как работник, от которого, возможно, зависит будущее страны пшеничных полей и голубых рек.
Третий кубик научного здания группы Шаманова Виктория Симонова, медик, психотерапевт, социолог, кандидат медицинских наук, работающая на стыке научных дисциплин. Виктория создала теорию формирования личности в результате влияния социума, в котором человек вынужден существовать, и общества в целом, как решающего фактора, определяющего характер, устремления, крайние поступки, идеологию развития. А также она предложила эффективные меры контроля и влияния на отдельные социальные группы населения с целью увеличения эффективности их деятельности, где конечным продуктом является прибавочное благо, оцениваемое в единицах полученной энергии, обеспечения стабильности процесса жизнедеятельности и развития. Только косность аттестационной комиссии не позволила Симоновой сразу получить доктора. Коллеги посмотрели косо на выскочку, а вот компетентные органы взяли на вооружение методы, разработанные Викторией, и дали ей возможность их совершенствовать, выделив ей бюджет и назначив главой спецлаборатории (а по сути, исследовательской базы) новой единицы в когорте наук, где Симонова экспериментировала, объединяя методы психиатрии с социологическими теориями влияния. Получалось у ней на загляденье (особенно радовались её успехам кураторы из органов).
Четвёртый боец на интеллектуальном фронте, пасынок группы Яков Вязов. Молодой компьютерный гений, который трудился в одном заведении вместе с одногодкой Тимофеевым, и считал его своим лучшим другом. Он мог взломать любую программу и написать любой протокол. Он сам создавал архитектуру новых электронных систем, обеспечивая её кровью собственноручно нащёлканных на клавиатуре программных продуктов. Универсал, весёлый раздолбай, наивный, принципиальный и верящий в достижение любых целей. А ещё он любил играть в сетевые игры: особенно он хорошо чувствовал себя в зарубах на стрелялках. Геймер с восемнадцатилетним стажем. С семи лет он уничтожал монстров и аватаров своих конкурентов. Но папа с мамой наградили его не только высоким уровнем интеллекта, а ещё и подарили отменное здоровье вкупе с красивым телом, которое Яков не забывал развивать: ходил на плаванье, бегал, в меру тренировался с железом.
Шаманов потянулся, взял себя в руки и, немного нервничая, сказал:
Ну что, ребята, пошли? Сам задал вопрос, сам на него и ответил: Пошли.
Учёные двинулись к углублению в скале, бойцы «Штрауса» перед ними расступались, поглядывали, кто как: кто с интересом, кто с неприкрытым снисхождением, кто с иронией. В нише они увидели прямоугольник гладкой, как и та стена перед поворотом к кишке, плиты, преграждающей проход, стерегущей дверной проём. Тонкая, как волосок, щель обегала плиту по прямоугольнику периметра. На самой плите были нанесены искусно выполненные рисунки, которые, надо думать, судя по яркости красок, нисколько не выцвели за прошедшие столетия (а может, тысячелетия?). На картинах носатые, краснокожие люди, жгучие брюнеты, одетые в необычные рифлёные комбинезоны, преклоняли колени перед костром, в огне которого сгорали три большеголовых, голых человека с разными гротескными выражениями на синих лицах, и без ярких половых отличий. В небе парили конусы и огурцы воздушных кораблей, а высоко в облаках на землю струило свет огромное око, лишённое век, косо смотрящее в левый угол картины, в зрачке у которого отражались какие-то значки. По краям картины стояли вроде как часовые, закованные в латы прозрачных доспехов и шлемов. Каждый часовой смотрел в свою сторону влево, направо, вверх, вниз. Спины у краснокожих людей выпукло выделялись, тоже было и с поленьями костра, и с обводами кораблей, и по каменному полотну тоже были разбросаны блямбы барельефов значков, некоторые из которых были похожи на иероглифы, а другие на геометрические фигуры, символы: что-то, похожее на штурвал; что-то, похожее на сосок женской груди; какой-то немыслимый декайдр, выстроенный из перекрещивающихся игл; спирали, лежащие на боку, и перекрещивающиеся спирали, стоящие рожками, торчащие из плиты; и лица разных цветов и гримас с открытыми глазами, с закрытыми, с одним открытым глазом, с пустыми глазницами, смеющиеся и ревущие, корчащиеся, как от боли, и опять смеющиеся. Лица шли по несколько в ряд либо в столбик, образуя как бы строчки. Особенно их много скопилось сверху картины и внизу там они шли в ряд, а в окне самого изображения выстраивались в столбик. Фигуры группировались по три или четыре.