А потом?
Я немедленно выехал на место.
Вы поехали один?
У меня не было выбора. Нельзя было терять ни минуты. Я должен был его найти, пока он не удрал.
Что было дальше?
Я помчался как полоумный с заправки на парковку Грей Бич. Подъехав, увидел синюю машину с откидным верхом и массачусетскими номерами. Потом взял помповое ружье и пошел по тропинке к озеру.
И?..
Когда я выскочил на пляж, он был еще там, терзал эту бедную девочку. Я заорал, чтобы он прекратил, он поднял голову и в упор посмотрел на меня. Потом медленно двинулся в мою сторону. Я сразу понял: или он, или я. Пятнадцать лет служу и ни разу еще не стрелял. До сегодняшнего утра.
Часть первая
Последствия успеха
На гигантские ангары киностудий на берегу реки Святого Лаврентия опускался весенний снежок. Здесь уже несколько месяцев шли съемки киноверсии моего первого романа, Г как Гольдштейн.
Глава 1
После дела Гарри Квеберта
Монреаль, Квебек
5 апреля 2010 года
По случайному совпадению съемки начались одновременно с выходом в свет Правды о деле Гарри Квеберта. На волне триумфальных книжных продаж будущий фильм уже вызывал всеобщий восторг, а его первые кадры наделали шума в Голливуде.
Снаружи холодный ветер гонял снежные хлопья, а в студии стояло лето: актеры и статисты в мощных лучах прожекторов, казалось, жарились на раскаленном солнце; декорации пешеходной улицы были на редкость реалистичны. Снималась одна из моих любимых сцен герои, Марк и Алисия, после долгих лет разлуки наконец встречаются на террасе кафе, в толпе прохожих. Им не нужны слова, довольно лишь взглядов, чтобы наверстать время, которое они потеряли друг без друга.
Я сидел за контрольными экранами, следил за съемкой.
Стоп! внезапный крик режиссера прервал этот благодатный миг. То, что нужно.
Помреж, сидевший рядом, повторил по рации его фразу: То, что нужно. На сегодня все.
В тот же миг съемочная площадка превратилась в муравейник: технический персонал зачехлял камеры, актеров, расходившихся по уборным, провожали унылые взгляды статистов, которым так хотелось перемолвиться с ними словом, добыть фото или автограф.
Я решил пройтись по декорациям. Все казалось таким настоящим улица, тротуары, фонари, витрины. Я зашел в кафе, восхищаясь тщательной проработкой деталей. У меня было чувство, что я гуляю по собственному роману. Я протиснулся за стойку с горой сэндвичей и выпечки: все, что попадало на экран, должно было выглядеть реальным.
Созерцание мое длилось недолго. Из задумчивости меня вывел чей-то голос:
Официантом заделались, Гольдман?
Это был Рой Барнаски, эксцентричный генеральный директор издательства Шмид и Хансон, печатавшего мои книги. Утром он без предупреждения прилетел из Нью-Йорка.
Кофе, Рой? предложил я, беря пустую чашку.
Лучше дайте какой-нибудь сэндвич, умираю с голоду.
Я понятия не имел, насколько вся эта еда съедобна, но без колебаний протянул Рою сооружение с индейкой и сыром.
Знаете, Гольдман, заявил он, жадно впиваясь в толстые ломти, этот фильм произведет фурор! К тому же мы собираемся выпустить специальное издание Г как Гольдштейн это будет сенсация!
Тем, кто читал Правду о деле Гарри Квеберта, известно, насколько неоднозначными были мои отношения с Роем Барнаски. Всем остальным достаточно знать, что его симпатии к авторам зависели от того, сколько он мог сделать на них денег. Два года назад он обливал меня помоями за не сданный вовремя роман, зато теперь, после рекордных тиражей Правды о деле Гарри Квеберта, я занимал особое место в его пантеоне кур, несущих золотые яйца.
Вы, Гольдман, небось, на седьмом небе, продолжал Барнаски, явно не понимая, что мне не до него. Книга имеет успех, а теперь еще фильм. Помните, два года назад я из кожи вон лез, чтобы роль Алисии играла Кассандра Поллок, а вы меня бранили почем зря. Видите, оно того стоило! Все в один голос твердят, что она потрясающая!
Да уж, Рой, это я вряд ли когда забуду. Вы всех убедили, что она моя любовница.
И каков результат! У меня отличный нюх, Гольдман! Потому-то я и большой босс! Кстати, я приехал поговорить с вами на очень важную тему.
С той самой минуты, когда он внезапно заявился на съемки, я знал, что в Монреаль он прилетел не просто так.
О чем речь? спросил я.
Есть новость, она вас обрадует, Гольдман. Мне хотелось сообщить ее вам лично.
Барнаски подстраховывался нехороший знак.
Рой, говорите прямо.
Мы вот-вот заключим контракт на экранизацию Правды о деле Гарри Квеберта с MGM! Это будет грандиозно! До того грандиозно, что они хотят как можно быстрее подписать предварительное соглашение.
Не думаю, что мне хочется делать из этого фильм, сухо отозвался я.
Да вы сперва на контракт взгляните, Гольдман. Одна подпись и два миллиона долларов ваши! Калякаете свое имя внизу страницы и бах! на ваш банковский счет падают два миллиона долларов. Не считая процентов от прибыли и всего остального!
Мне совершенно не хотелось с ним объясняться.
Поговорите с моим агентом или адвокатом, предложил я, чтобы закончить разговор.
Барнаски взъярился не на шутку:
Если бы меня интересовало мнение вашего говенного агента, я бы не таскался в такую даль!
Это не могло подождать, пока я вернусь в Нью-Йорк?
Вернетесь в Нью-Йорк? Вы же как ветер, Гольдман, если не хуже, на месте не сидите!
Гарри не хотел бы фильма, поморщился я.
Гарри? поперхнулся Барнаски. Гарри Квеберт?
Да, Гарри Квеберт. Вопрос закрыт: я не хочу фильма, не хочу опять во все это погружаться. Хочу забыть это дело. Перевернуть страницу.
Нет, вы только послушайте этого хныкающего крошку! взвился Барнаски, не терпевший возражений. Ему дают целый черпак икры, а деточка Гольдман капризничает и не желает открывать ротик!
С меня было довольно. Но Барнаски уже сам жалел о своей грубости и попытался ее загладить.
Давайте я объясню вам замысел, милый Маркус. Голос его источал мед. Вот увидите, вы передумаете.
Сначала я передохну.
Поужинаем сегодня вдвоем! Я заказал столик в ресторане в старом Монреале. Часиков в восемь?
У меня вечером встреча, Рой. Поговорим в Нью-Йорке.
Оставив его стоять где стоял, с суррогатным сэндвичем в руке, я направился от съемочной площадки к главному входу в студию. Там, прямо у широких двойных дверей, расположился киоск с фастфудом. Каждый день после съемок я подходил к нему выпить кофе. Продавщица была всегда одна и та же. Прежде чем я успел сказать хоть слово, она протянула мне картонный стаканчик с кофе. Я благодарно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Люди часто мне улыбаются. Только теперь я уже не знаю, улыбаются они мне как брату по разуму, которого встречали, или как писателю, которого читали. В этот момент продавщица достала из-под прилавка экземпляр Правды о деле Гарри Квеберта.
Вчера дочитала. Ах, какая книжка, не оторвешься! Вы не могли бы мне ее надписать?
С удовольствием. Как вас зовут?
Дебора.
Дебора, ну конечно. Она мне уже десять раз говорила.
Я вытащил из кармана ручку и написал на форзаце ритуальную фразу, которую придумал для посвящений:
Деборе,
которая теперь знает всю правду о деле Гарри Квеберта.
Маркус Гольдман
Хорошего вам дня, Дебора, попрощался я, возвращая ей книгу.
Хорошего дня, Маркус. До завтра!
Завтра я уезжаю в Нью-Йорк. Вернусь через десять дней.
Значит, до скорого.
Я повернулся, чтобы уйти, но она вдруг спросила:
А вы с ним потом виделись?
С кем?
С Гарри Квебертом.
Нет, больше он не давал о себе знать.
Я вышел из студии и уселся в ожидавшую меня машину. Вы потом виделись с Гарри Квебертом? После выхода книги меня без конца об этом спрашивали. И каждый раз я старался отвечать так, будто этот вопрос меня не волнует. Будто я не думаю об этом днями напролет. Где Гарри? Что с ним сталось?