Но известные романтики большой дороги, сержант Шишкин и младший лейтенант Лейкин, вкушали в этот день заслуженный отдых, а их коллеги подстерегали нарушителей в каких-то других местах.
«Ява» пронеслась по улицам с шумом и грохотом, напомнившим Ольге Павловне незабываемое, сказочное: «Это моя лягушонка в коробчонке едет».
Подобающе позеленевшая, по прибытии на место Оля выбралась из тряской коляски и первым делом дала себе страшную клятву: впредь никогда! Ни за что! Не раскатывать на драндулетах прошлого века! За исключением разве что дорогих коллекционных автомобилей, да и то лишь в том случае, если за рулем будет кто-то помоложе и поотзывчивее, чем несгибаемая и непреклонная Елкина бабушка. И уж непременно другого пола!
Ах она негодяйка! сняв с головы красный шлем, похожий на половинку помидора, воскликнула Евгения Евгеньевна. Вчера ведь еще пластом лежала, с кровати не вставала!
Ольга подняла голову и успела увидеть длинные локоны, скользнувшие по жестяному подоконнику на втором этаже. Серебристые, блестящие и тугие, как металлическая стружка, локоны шустрыми змейками утекли в помещение, и окно со стуком закрылось.
Ты смотри, что творит! Она уже курить выползла! всплеснула руками баба Женя.
Значит, ей стало лучше! обрадовалась Оля, тоже узнавшая знакомую шевелюру.
Подруга Елка всегда и во всем отличалась изумительно пошлым вкусом. Волосы у нее были длинные, платиновые, закрученные в кукольные кудри, ресницы иссиня-черные и сумрачно густые, как вороньи крылья, губы пухлые и блестящие, как мокрый плавательный матрас, а глаза то зеленые, то голубые, то фиолетовые, но непременно яркие и сверкающие, как стеклянные пуговицы. Елка одинаково азартно и безудержно транжирила мировые запасы декоративной косметики, накладных волос, силикона, цветных линз и пылких кавалеров, из чего Оля с сожалением сделала в свое время вывод, что мужчины в массе своей тоже отличаются на редкость пошлым вкусом.
Самой-то Оле подруга нравилась в любом виде. И чем проще, тем лучше!
Они с бабой Женей дружно протопали по скучному больничному коридору, поднялись по лестнице на задымленном рубеже последней лестничной площадки никого уже не было и за скромную сумму в сто рублей купили себе у хмурой дежурной право разового прохода в отделение.
На пять минуточек, не больше! пряча купюру, строго сказала дежурная.
Расценочки, как в дорогом борделе! шепнула бравая Елкина бабка на ушко Оле, но сама при этом даже не улыбнулась.
Ольга тоже поспешила сделать грустное и озабоченное лицо, уместное при посещении больной.
Хотя было понятно, что больная уже не только ходячая, но и курящая, и даже, весьма вероятно, флиртующая: в отличие от бабы Жени, поднимаясь по лестнице, Оля успела разглядеть, что кофейная банка на подоконнике курилась сразу двумя дымками от плохо затушенных сигарет. А рядом с импровизированной пепельницей стояла пустая бутылочка из-под минералки ее Оля тоже заметила и усмехнулась: очевидно, беспутную подружку мучила невыносимая жажда послепраздничного происхождения, в просторечье именуемая выразительным словом «сушняк». В этом состоянии Елка имела обыкновение пить воду часто, помногу и залпом, так что она переливалась из бутылки в пищевод с задорным бульканьем.
В палате, которую Елка делила с пятью другими пациентками, было шумно, как в баскетбольном зале. Громкий кашель на шесть голосов отражался от высоких сводов и голых стен скудно меблированного помещения гулким эхом, так что доверительно побеседовать было сложно. А Оля быстро смекнула, что многомудрая баба Женя притащила ее к ложу хворой Елки не просто так, в рамках светского визита с легкой воспитательной функцией («А вот посмотри-ка, Дашенька, вот ведь Оленька не пьет, не курит, в сомнительных компаниях не бывает, так и сама жива-здорова, и родных и близких своих не травмирует!»), а с конкретной целью «развести» подружку на разговор по душам. Было ясно, что своей дорогой и любимой бабушке Елка ни слова не сказала и не скажет! о том, с кем и как она провела бурную новогоднюю ночь. В роли разведчика должна была выступить Оля.
Ну, вы тут посидите, посекретничайте, а я в ординаторскую схожу, поговорю с врачом, сказала хитрая старушка, сухими и крепкими, как барабанные палочки, пальцами придавливая Олины плечи.
Оля вынужденно опустилась на край древней панцирной кровати, добавившей к хороводу кашля музыкальный стон. Баба Женя удалилась, успев еще воодушевляюще подмигнуть соратнице из-под прикрытия закрывающейся двери.
Оля вздохнула и посмотрела на подружку кротким и печальным взглядом Коровки из русской народной сказки про хорошую, но невезучую девочку Крошечку-Хаврошечку.
Плохая, но тоже невезучая девочка Дашечка-Потеряшечка вызываюше кашлянула, помотала головой и решительным голосом с мужественной бронхиальной хрипотцой сказала:
Даже не начинай! Не вздумай меня воспитывать и расспрашивать, я ничего тебе не скажу!
Почему? Оля оглянулась на дверь. Думаешь, я все бабе Жене передам? Я не передам, Даш, ты же меня знаешь!
Елка кивнула. Оля и впрямь была проверенным товарищем и просто верным другом. Собственные высокие моральные принципы не мешали ей сочувственно и сердечно относиться к беспутной подружке. Не случайно на последнем рубеже под резинкой чулка Елка для страховки «на всякий пожарный случай» держала бумажку с телефоном Романчиковых. «Пожарные случаи» с ней происходили не так уж редко, и никогда еще не было такого, чтобы Оля не пришла подруге на помощь. Правда, не всегда эта помощь была по-настоящему скорой, но это лишь потому, что на заветной бумажке Елка писала не мобильный, а домашний номер Оли. На мобильном у малоимущей училки то и дело банально не было средств для разговора.
Ну, то есть я бабе Жене, конечно, что-то скажу, но не все, как есть, уточнила свои намерения Оля. Что ж я, изверг какой-то? Я помню, что у нее сердце слабое.
А у меня сейчас память еще слабее! Елка закатила глаза в потолок. Оль, вот веришь? Я ни-че-го не помню! Как за городом оказалась, почему в сугробе лежала? Ну, не помню, хоть убейте!
Совсем ничего не помнишь?
Ольга Пална синхронно приподняла брови и уголки губ.
С таким лицом она регулярно выслушивала измышления закоренелого двоечника Витьки Овчинникова, придумывающего все новые объяснения для своих опозданий на уроки.
Я помню чудное мгновенье! хмыкнула Елка, процитировав даже ей памятное, пушкинское. Но лишь одно-единственное: как я после получаса ожидания в «Мыльне» наконец до унитаза добралась!
Фу! скривилась Ольга Пална при упоминании сей пикантной подробности и совершенно неприличного ночного клуба «Мыльня».
Полностью заведение называлось «Мылен рож» и на вывеске было представлено изображением конкретно взмыленной морды разгоряченного жеребца.
Ничего и не «фу»! возразила Елка, повозившись, чтобы удобнее устроиться в кровати. Ты представь: у меня живот прихватило, а в женский туалет очередь была, как в мавзолей!
Фу! снова скривилась Оля.
Тебя бы на мое место, Елка сделала страдальческое лицо и потянулась за бутылочкой с минералкой.
Напьюсь буду! проворчала Ольга Пална, слегка переиначив крылатую фразу из «Бриллиантовой руки».
И приготовилась выдержать паузу в разговоре, потому что подружка явно собралась на затяжной водопой.
Она с треском откупорила бутылочку, с маху «состыковалась» с ее горлышком, запрокинула голову и разом влила в себя добрую треть содержимого. Это заняло всего пару секунд.
А уже на третьем далеко не чудном мгновенье Елка выронила бутылочку и упала на подушку, содрогаясь и хрипя. Глаза ее остекленели и уставились в потолок уже без всякого выражения. Пластиковая бутылочка, расплескивая жидкость, покатилась по полу Оля машинально отдернула ногу, и по палате распространился характерный резкий запах.