Ли Леви
Год Дракона
Озеро Байкал. 2000 год
Маленькая Саран бежала против ветра, кутаясь в огромный пушистый платок, который закрывал ей половину лица. Рукой она придерживала капюшон с меховой оторочкой, так и норовивший упасть с ее головы. Снег мелкими колкими брызгами летел ей в лицо и таял на ресницах. Ее ноги проваливались в еще неглубокие сугробы, и это замедляло бег. «Не припомню такого ветра в январе, думала Саран. Будто сармá1 пришла! Да и снег валит, не прекращается». Девочка посмотрела на небо: серая мгла скрывала звезды и месяц. «Темная ночь будет, заключила Саран. Хорошо, дядька Степан на остров успел вернуться».
Она остановилась на секунду, увидев наконец перед собой сэргэ2, а далее неподвижно застывший темный силуэт на берегу озера. Ободрившись, девочка побежала еще быстрее, пока, наконец, не поравнялась со старухой в дэли3, отороченном белым мехом и синим бархатом. Та сидела прямо на снегу, уставившись куда-то вдаль, в снежный туман, поднимавшийся теперь над озером.
Бабушка! Вот ты где! Идем домой! Ветер-то какой, замерзнешь ведь!
Замерзну? Вот еще, насмешила, негромко отозвалась старуха. Этот ветер ничего не знает о холоде.
Да ладно, бабуль, смотри, темнеет, метель того и гляди начнется. Как до дома дойдешь?
Дождусь его, вместе и придем.
Сказки это все твои, сказала девочка, натягивая платок на лицо. Идем. Замело все. Тяжело будет через снег до дому добираться. Не получив ответа, она вздохнула: спорить с прабабкой дело неблагодарное, все равно на своем настоит. Как знаешь, бабуль. Через час не придешь, дядю Степана за тобой отправлю.
Не нужен Степан. И сама ступай, Саран, обо мне не тревожься.
А коли не придет?
Придет. Ведь год его близко. Шаманка обернулась и посмотрела на правнучку, сощурив левый глаз. Или ты не веришь, что прадед твой Дракон?
«Совсем бабка-то из ума выжила, думала восьмилетняя Саран, глядя на Оюну. Да и не мудрено, давно за сто лет ей перевалило. Уж и счет годам потеряла. Хорошо хоть имя свое помнит да дорогу домой знает. Да ходить сама может. Ох, замерзнет. Люто сегодня. Ветер так и обжигает».
Бабуль, коли до ночи не придет, домой возвращайся. Да не заплутай в темноте. Побегу чай с травами заварю, ждать тебя буду.
Иди, иди небрежно махнула рукой Оюна и снова погрузилась в созерцание замерзшей водной глади древнего озера.
Что она видела в этом тумане, стоявшем теперь над запорошенным льдом Байкала? На ее губах, некогда свежих, влажных, нежно-розовых, словно лепестки роз, а нынче более напоминавших увядшие цветы, играла легкая улыбка. Она ждала его.
Начиналась вьюга, и сумерки спустились на остров Ольхон, но она продолжала сидеть на берегу озера, прямо на снегу и, не отрываясь, смотрела уже почти невидящими от таявшего на ресницах снега полупрозрачными глазами на морозное ледяное безмолвие.
Она не чувствовала холод с того далекого дня, когда впервые ощутила лед его дыхания внутри себя. Здоровье у нее было отменное. Никто не замечал, чтобы ее донимала старческая немощь, и никто не мог припомнить, чтобы она хоть раз за свою долгую жизнь обратилась к врачам. Она словно была создана из особой материи, не знавшей течения времени. Она не склонилась под тяжестью прожитых лет, и ее легко было узнать издали по горделивой осанке и неспешной походке. В таком почтенном возрасте Оюна умудрилась сохранить почти все зубы. Глаза ее не тронула слепота, напротив, с возрастом она стала видеть намного дальше, а порой даже видела то, чего не видели другие: духов, приходивших к ней. Да и слух ее пока не подводил. Про нее говорили, что это духи питают ее тело своими силами. Так оно, наверное, и было. Она стала шаманкой, когда ей исполнилось уж полсотни, но поговаривали, что еще в молодости, отдав свои тело, душу и сердце во власть Хозяина Вод, она стала посредником между миром духов и миром людей.
Саран добралась до небольшой бревенчатой юрты, отворила тяжелую дверь и вошла. Лицо обдало приятным теплом.
Дядя Степан, ты дома? позвала девочка.
Я-то дома. Крепкий коренастый мужчина лет пятидесяти вышел встречать ее, вытирая руки о холщовое полотенце. Прабабка твоя где? У озера осталась?
Упрямится. Дракона ждет. Саран стянула с ног угги. Чай заварю. Может, одумается да придет. На улице морозно. Не простыла бы.
На моей памяти ни разу такого не было, чтобы Оюна от холода слегла. Авось и теперь минует.
У бабки Оюны с головой беда, посетовала девочка. Придумывает разное. Саран наполнила большой чайник водой и потащила его на огонь.
Что теперь вздумала?
Говорит, прадед мой Дракон. Вот уж придумает Верно говорят, что млад, что стар. Одни фантазии на уме.
Прабабка твоя Оюна мудрая женщина, много видела, много ведает.
Неужто веришь в это? Девочка присела поближе к гуламте4, приготовившись слушать. Дядька Степан уж больно искусный рассказчик был. Много знал, говорил складно.
Отчего не верить? Сотню лет Оюна с духами говорит. Родила двоих детей, а мужа так и не было никогда. Да и дети какие оба белые, словно молоко, глаза голубые, что лед Байкала. Где таких среди бурятов видала? Да и тебе белые косы достались да глаза голубые. Откуда, думаешь? Сама же бабка Оюна всегда черноволоса была да черноглаза. Сказывают, как дохнул на нее Снежный Дракон, так прядь белоснежную с тех пор в волосах и носит. А теперь и вся голова уж ее белой стала.
Хочешь сказать, и вправду прадед мой Снежный Дракон?
Вот во что хочешь, в то и верь. Да только раз в двенадцать лет приходит к ней мужчина вроде как из ниоткуда и живет с ней сто дней, а потом уходит туда, откуда пришел. А еще говорят, с молодости он ее навещает и за это время не изменился ничуть. Высокий, метра два ростом. Лицом вроде на местных не похож. Кожа белая, словно у альбиноса, волосы, тоже белые, по плечи, в косы заплетены; глаза яркие, голубые, да как будто прозрачные, а взгляд холодный, пристальный. И молчит. Только с ней беседу ведет. Последний раз еще до твоего рождения его видали. Этой зимой двенадцать лет как раз будет, как он не появлялся.
Саран слушала его, широко открыв глаза.
А что же, ты сам его видел?
Видал. Он задумался, будто припоминая. Да только избегает он людей. На глаза никому не кажется. Только с ней и бывает. Мельком его люди замечали. Зайдет в юрту Оюны только тени видны, да голоса слышатся: один ее, да еще один мужской. А слов не разобрать.
Так что же, не выдумки все это?
За выдумки держать или же за правду твое дело. Расскажу тебе все, что знаю, а ты уж сама решай.
Остров Ольхон. 1904 год
Зима 1904 года выдалась на редкость суровой. И причиной тому стали не только лютые морозы, при которых столбик термометра опускался ниже тридцати градусов, но и разразившаяся Русско-японская война. Транссибирская магистраль, призванная соединить всю страну от Санкт-Петербурга до Порт-Артура и Владивостока, на тот момент еще не была завершена не доставало связующего звена между двумя частями Великого Сибирского Пути, разделенного водами Байкала. Это звено будет добавлено годом позже. А пока, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение российской армии, по льду озера от станции Байкал до станции Танхой была организована переправа, ставшая тонкой, но прочной связующей нитью длиною в сорок четыре версты5.
Лед гудел от переправы. Помимо гужевого6 переезда по льду Байкала были проложены рельсы. Днем и ночью через озеро неслись лошади, тянувшие за собой вагоны и сани с людьми. На полпути находилась станция, где пассажиры, следовавшие в обе стороны через озеро, могли остановиться, чтобы немного согреться и дать отдохнуть лошадям. Весь путь в ночное время освещался фонарями, размещенными на верстовых столбах, а на случай буранов и метелей, столь частых для этих мест, вдоль дороги устанавливали колокола, звон которых указывал направление едущим.