Хватит мельтешить, успокойся, сядь, повторял муж. Ты меня нервируешь.
Нужно позвонить в полицию, твердила сеньора Альмейда.
Они, наверное, гуляют, заверял муж, подождем еще немного.
Он дважды наливал себе коньяк, приберегаемый для особых случаев единственное, что попалось под руку, и выпивал залпом, не обращая внимания на замечания жены, что ему следует быть трезвым, если вдруг придется искать дочь.
* * *
Да, я ее отец, ответил сеньор Альмейда по телефону мужчине, который без всяких предисловий заявил, что они должны приехать и опознать тело молодой девушки, возможно его дочери. Он выслушал адрес и записал в блокнот на телефонном столике, словно рядовое сообщение. Руки не дрожали, во время разговора он держался спокойно.
Кто это был? Что там? Рикардо, ответь!
Душа покинула его через открытый рот; он забыл слова, сердце сбивалось с ритма, пропуская удары, и не хватало воздуха, чтобы произнести вслух имя дочери.
Это была Летисия, да? Летисия? повторяла жена, тряся его за плечи, а он задыхался и мотал головой из стороны в сторону.
* * *
В морге напротив них, уронив голову на руки, сидит Марио Косио, отец Клаудии. Сцена, аналогичная той, что произошла в доме Альмейда, разыгралась и у Косио. Там на звонок ответила мать, которая не смогла записать адрес, потому что трубка выскользнула у нее из руки, пока она кричала:
Нет, Клаудия, нет!
Сеньор Косио подошел к телефону; записывать адрес не пришлось: год назад он уже приезжал в то место, чтобы опознать своего младшего брата, попавшего в аварию.
Что случилось? спросил старший сын у матери, которая все повторяла одно и то же. Папа? С кем ты разговариваешь? Сын безуспешно попытался вырвать трубку. Папа, кто это?
Побудь с мамой, приказал сеньор Косио, медленно опуская руку, словно принадлежавшую кому-то другому. Он не положил трубку на рычаг, а бросил на стол.
Мама, мама, успокойся. Мама, что случилось?
Она перестала кричать, когда Марио Косио сказал:
Я должен поехать в морг и взглянуть на тело одной девушки. Возможно, это твоя сестра.
Я с тобой.
Нет, оставайся здесь, распорядился сеньор Косио, сжимая плечи супруги.
* * *
Долго еще они собираются держать там мою дочь? вновь спрашивает мать Летисии у женщины, которая наполняет комнату ароматом дешевых духов и стуком пишущей машинки.
Не знаю, сеньора. Вас уже попросили уйти. Мы сообщим, когда вы сможете забрать тело.
Летисию! Мою дочь зовут Летисия Альмейда!
Вам незачем здесь оставаться, вы только утомляете и себя, и нас.
Утомляю? Я вас утомляю? Вам мешаю? Мать Летисии останавливается у стола и громко восклицает, уперев руки в стопку бумаг: Моя жизнь только что оборвалась навсегда!
Сеньор Альмейда удерживает жену за плечи, пока та не сбросила все предметы со стола. Секретарша вскакивает, опрокинув стул. Рикардо Альмейда заключает супругу в объятия, словно в смирительную рубашку; она еле стоит на ногах, и такое впечатление, будто за последние часы похудела. Жена трясется, не в силах сдержать слезы. Рикардо тоже хотелось бы предаться скорби, утонуть в слезах, которые он не решается пролить. «Ты должен быть сильным ради жены», повторяет он про себя, как мантру. Ему хочется верить в эти слова, убедить себя, что он сильный, но Рикардо знает: эта расхожая фраза ложь, сотрясание воздуха, иллюзия того, что можно выстоять перед лицом немыслимого. Он проводит рукой по растрепанным волосам жены. При нормальных обстоятельствах если вообще существует такая вещь, которую зовут нормальностью, она никогда не выходит из дома непричесанной или без помады. У нее даже есть зеркало на маленьком столике у двери, с выдвижным ящичком, где она держит румяна, помаду и расческу, чтобы подправлять внешний вид перед выходом на улицу.
Успокойся, любимая, успокойся. Пойдем. Сеньорита права, тебе нужно отдохнуть. Примешь душ и съешь что-нибудь.
Отпусти. Не проси меня успокоиться. Я не собираюсь успокаиваться. Мне нужна моя дочь сейчас. Ты слышишь? Она нужна мне прямо сейчас!
Моника Альмейда вырывается из рук мужа и широкими шагами идет к дверям, ведущим в анатомическую.
Сеньора, вам туда нельзя.
Один из полицейских на входе, встревоженный криками, останавливает ее за предплечье.
Отпустите меня!
Сеньора, вам уже сказали, туда нельзя.
Она изо всех сил пытается сбросить его цепкую хватку; физическая боль расходится по руке, груди, животу; боль, которая разрывает ее надвое, надламывает. Полицейский поддерживает женщину, чтобы она не упала, и муж успевает подхватить ее со спины.
Другой мужчина в сером костюме, от которого разит по́том, делает охраннику знак подойти. Пока они разговаривают, супружеская чета возвращается к стульям, откуда отец Клаудии Косио молча наблюдает за сценой; он знает, что тоже должен потребовать, чтобы ему передали тело младшей дочери, но у него нет сил встать. Сеньор Альмейда помогает жене сесть на черный пластиковый стул, который скрипит, словно жалуясь на груз печали и безысходности.
Через минуту вы сможете забрать своих дочерей, говорит полицейский, ухватившись руками за ремень. Нужно подписать некоторые бумаги, чтобы распорядиться телами, и позвонить в похоронное бюро.
Третий фрагмент
Возьмем наугад следующую дату: ноябрь 1931 года. Сантехник Сальвадор Мартинес появился в доме номер девять по Серрада-де-Саламанка со стандартным набором инструментов: его вызвали из-за проблем с канализацией: забился слив, обычное дело. При входе в дом обонятельные рецепторы мужчины захлестнуло отвратительное зловоние. Даже ему, привычному к скверным запахам, оно показалось куда сильнее, чем в предыдущих случаях. Карлос Конде пригласил сантехника в дом и провел в туалет.
Слив засорился, объяснил он.
Сальвадор Мартинес поднял крышку унитаза и непроизвольно поднес руку к губам, подавляя рвотный рефлекс. Рот наполнился горечью. Он стиснул зубы, чтобы его не вырвало на кафельный пол. Сплюнул в раковину. Открыл кран, прополоскал рот водой, опять сплюнул и сделал глубокий вдох, прогоняя тошноту. Подобного с ним давно не случалось.
Вы новичок? Прислонившись к дверному косяку, Фелиситас наблюдала, как Сальвадор пытается усмирить свой желудок.
Нет, ответил он, вновь подходя к унитазу, и прищурился, вглядываясь в плавающую там массу. Сколько времени уже?
Со вчерашнего дня.
Сальвадор наклонился над чашей, опустил в воду вантуз и с усилием стал прочищать засор, забрызгав рукава. Когда он вынул инструмент, то вначале принял прилипшую к нему штуковину за остатки туалетной бумаги. Однако, присмотревшись внимательнее, отпрыгнул назад и швырнул вантуз в стену. Заляпав ее темно-коричневыми пятнами, инструмент упал на голубой кафельный пол вместе с крошечной ножкой, зацепившейся за край резиновой присоски.
Что за?..
Не докончив вопрос, сантехник заглянул в чашу: там плавали останки тельца, которому принадлежала нога. Он схватил ящик с инструментами, оставив вантуз на полу, и направился к выходу.
Фелиситас преградила ему путь:
Вы не можете уйти, не доделав работу.
Я не занимаюсь подобными вещами.
Сколько вы хотите?
Выпустите меня.
Сальвадор слышал, как позвякивают инструменты в ящике. Он поднял руку, чтобы отодвинуть Фелиситас, но тут за спиной женщины появился Карлос Конде.
Отойдите, потребовал сантехник.
Приятель Конде наставил на него указательный палец. Твои услуги нам порекомендовал человек, с которым ты сидел в тюрьме и который знает, что ты
Детей никогда!
Этот человек рассказал нам об одном мертвеце.
Вы мне угрожаете?
Какие угрозы? Я предлагаю сделку. Карлос Конде протянул сантехнику зажатую в руке пачку купюр. Мы хорошо заплатим.